История Невского края - Константин Сергеевич Жуков

их укоренение наименее болезненно произошло именно в Санкт-Петербургской губернии. В других местах, например вблизи Саратова, Канцелярия опекунства иностранных колонистов вынуждена была улаживать конфликты с жителями, не желавшими пускать пришельцев на отведенные им земли.

Приглашая иностранных поселенцев в свою державу, императрица выполняла все ту же программу просветительского синтеза России и Европы. «По мысли Екатерины, — пишет историк А. Б. Каменский, — колонисты должны были продемонстрировать русскому обществу преимущества свободного труда, стать образцом высокой культуры сельскохозяйственного производства». При этом воздействие немецких колоний на окружающую их социальную среду отнюдь не ограничилось только передачей аграрных или промышленных технологий: сам по себе образ жизни колонистов, характер взаимоотношений между ними не могли не произвести впечатления на соседей, привыкших к иному стереотипу поведения.

К этому следует прибавить, что екатерининские манифесты призывали в Россию отнюдь не только земледельцев: «Коль скоро прибудут иностранные в Резиденцию нашу, и явятся в Канцелярию опекунства, или в другой какой пограничной Наш город, то имеют объявить решительное свое намерение, в чем их желание состоит, записаться ли в купечество или в цехи, и быть мещанином, и в котором городе, или поселиться колониями и местечками на свободных и выгодных землях для хлебопашества и других многих выгодностей, то все таковые, по их желаниям, немедленное о себе определение получат». Благодаря этому призыву число немцев, а также представителей почти всех крупных европейских народов в Санкт-Петербурге существенно увеличилось. В Петербурге «не редкость услыхать <…> греков, итальянцев, англичан, голландцев, азиатов, говорящих на своем наречии», — писал в своих «Секретных записках о России» К. Массон. По его наблюдениям, среди петербуржцев иностранного происхождения существовало своеобразное «разделение труда»: «В Петербурге немцы — художники и ремесленники, в особенности портные и сапожники; англичане — седельные мастера и негоцианты; итальянцы — архитекторы, певцы и продавцы картин и проч.» В качестве одного из типов петербургского ремесленника часто приводится образ булочника-немца, запечатленный в произведениях русской литературы. Сформировался этот тип именно в екатерининское царствование.

На протяжении XVIII–XIX веков немцы составляли самую крупную диаспору в нашем городе, их численность в XVIII веке составляла 5–15 тысяч человек, а в следующем веке возросла до 50 тысяч. Петербург столичного периода был немыслим без немецкой составляющей. Ее влияние сказалось, возможно, в появлении некоторых характерных черт петербургской манеры поведения, скажем, известной церемонности и сдержанности. То же касается и языка: «Особенности старой петербургской речи по сравнению с московской иногда объясняют тем, что в столице империи Санкт-Петербурге было много немцев, и поэтому петербургское произношение больше ориентировалось на орфографию, чем на произношение», — отмечает языковед П. А. Клубков. Многие специфические петербургские обычаи и привычки также нередко обуславливались немецким влиянием; например, Н. А. Некрасов в 1844 году писал, что отличающая всех петербуржцев, включая самых бедных, любовь к употреблению кофе получила распространение от живущих здесь немцев.

Таким образом, осуществленный Екатериной II проект переселения в Россию иностранцев сыграл важную роль в формировании того, что сегодня социологи называют петербургской идентичностью[202]. Это понятие подразумевает и уже упомянутый нами набор поведенческих характеристик — манеру держаться и говорить, обычаи и традиции, определенные ментальные характеристики (например, совокупность духовных ценностей) и отражающие их устойчивые образы, атрибуты, символы и т. д., которые петербуржцами неизменно определяются как «свое». И пожалуй, главный из таких образов был также сотворен по приказу и при участии Екатерины II. Речь идет о памятнике Петру Первому на Сенатской площади.

Памятник Петру I

Действительно, памятник этот сразу же после открытия стал восприниматься как воплощение духа Петербурга. «Genius loci[203] Петербурга» — называл его выдающийся петербурговед Н. П. Анциферов. Конечно, этот монумент прежде всего запечатлел торжествующий и величественный дух екатерининского царствования, но творение скульптора оказалось настолько неоднозначным, что каждое поколение жителей города открывало в нем все новые смыслы, давало ему самые разнообразные, порой противоречащие друг другу трактовки. Став героем поэмы А. С. Пушкина (или как ее назвал сам автор — петербургской повести), написанной осенью 1833 года, памятник получил свое имя — «Медный всадник».

М. Э. Фальконе. Бюст работы М. А. Колло. Между 1767 и 1773 гг.

Сам по себе способ увековечить память о великом человеке установкой ему памятника, Московской Руси не был знаком. Работа над первым российским скульптурным памятником была начата по указанию самого Петра I: в 1716 году Б. К. Растрелли подготовил проект конной статуи императора для установки ее в Петербурге в честь побед над шведами. Статуя, отлитая уже после смерти не только модели, но и скульптора, еще много лет не была установлена. Лишь в 1800 году ее поставили на пьедестал перед Михайловским замком, где она и находится до сих пор.

Вновь идея воздвигнуть прижизненный памятник монарху возникла в 1762 году, когда генерал-прокурор А. И. Глебов предложил Сенату в знак благодарности за дарование дворянству вольности воздвигнуть золоченую статую императора Петра III. Всерьез обсуждавшаяся в Сенате, эта идея была отвергнута самим царем. Однако сенаторам она, по-видимому, запала в головы, поскольку сразу же после воцарения Екатерины II они поручили руководителю Конторы строений И. И. Бецкому позаботиться о создании памятника новой царице. В течение двух лет проектированием монумента занимались разные специалисты, в том числе М. Ломоносов и Я. Штелин, пока Екатерина не воспротивилась этому и не указала на необходимость установки памятника Петру I. С этого времени началась деятельная подготовка к созданию монумента, для работы над которым по рекомендации Дидро из Франции был приглашен скульптор Этьен Морис Фальконе. Его соавторами стали приехавшая с ним ученица Мари Анн Колло и русский скульптор Федор Гордеевич Гордеев. Работа над памятником длилась без малого шестнадцать лет, если считать со времени прибытия Фальконе в Петербург до торжественного открытия монумента.

Жанр конного монумента, восходящий к античной традиции, был призван прославлять воина-победителя. В соответствии с этим канонический вариант конного памятника изображал героя в момент триумфа, в состоянии величественного покоя и торжества. Таким, кстати, был сделан монумент Растрелли. Но Екатерину II такой вариант памятника не устраивал, поэтому работа петровского скульптора была ею отвергнута. Ей хотелось воплотить государственного преобразователя, законодателя, побеждающего не внешнего неприятеля, а преодолевающего духовные преграды внутри страны (именно такой правительницей современники должны были воспринимать и саму Екатерину). Желание императрицы совпало с намерением приглашенного ею ваятеля. «…Представляю себе <Петра> не великим полководцем и не завоевателем, хотя он и был, конечно, таковым. Надо показать человечеству более прекрасное зрелище, творца, законодателя, благодетеля своей страны», — разъяснял свой замысел Фальконе в письме к Дидро.

В соответствии с