Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иришка! Ты спишь? — удивлённо спросил Волков, тормоша за локоть. — Будем лепестки открывать?
Волкова подумала про себя: «Нет», — но вслух высказалась отчаянно, наудачу:
— Да, Саша! Конечно!
— Нет, — хихикнул Волков, отсоединяя разъём. — Не будем мы сейчас лепестки открывать, потому что там снаружи пусто и холодно, а нам с тобой пустота и холод ни к чему.
Он поднялся с корточек, прихватив оранжевый сундучок, отряхнул колени, в чём не было надобности, и продолжил:
— Нам нужна теплота и дружеское участие, а этого на Весте с избытком, сама увидишь. Что ты загрустила, Иришка?
И новобрачная получила немедленно положенную ей порцию теплоты и участия, вполне достаточную, чтобы согреться. Игла, воткнувшаяся в чувствительное место души, убралась, но пузырёк, образовавшийся внутри, не схлопнулся полностью, осталась у бывшей принцессы Грави, ставшей Ирочкой Волковой, в душе маленькая порция пустоты. Когда возвращались в рубку, рука мужа обнимала плечо новобрачной, удерживала и берегла от случайностей, но Ира шла тихо и только тогда решилась нарушить молчание, когда Саша схватился за брошенный на пульте поднос с грязной посудой — унести хотел.
— Нет, Саша, оставь. Я сама унесу. Ты скажи мне лучше…
— Что, Ирка?
Она хотела расспросить о той, которую Саша называл Маргошкой, но вместо этого спросила неожиданно для себя:
— Послушай, а почему нельзя научить меня чему-нибудь? Ну, ты ведь русскому языку в два счёта выучил! Понимаешь, Сашка? Ну что же ты такой непонятливый? Как эта твоя штука называлась, которая меня русскому языку научила? «Мнемозина»? Я правильно сказала? Почему она не может сделать так, чтоб я понимала в этих твоих фазовых пространствах и тракторах…
— Тракторах? — Волков задрал брови. — В тракторах и сам я… А! Я понял! Ты просто не расслышала. Я сказал «аттрактор». С буквы «а» начинается и с двумя «т». Это Ирка, понимаешь ли, такая штука…
— Вот! Я не понимаю! Слышишь?! Не по-ни-ма-ю! Почему нельзя сделать так, чтобы заснула и во сне — щёлк! — и всё поняла! Как тогда с русским языком было. Я бы не чувствовала себя такой…
— Ирка, ну что ты! Прекрати сейчас же. Не способна на это «Мнемозина», и я даже не могу рассказать тебе внятно — почему. Тебе бы с Можейко поговорить, он на волновой педагогике съел собаку и закусил двумя кошками. Ну хорошо, я попробую объяснить то, чего и сам не понимаю. Представь — ты хочешь подняться на вершину горы. Собираешься восходить, но тут к тебе подкатывает этакий элегантный господин и распахивает перед тобой дверцу своего личного вертолёта. Р-раз! И ты уже на вершине. Как во сне. Красота, виды и тому подобное. Здорово?
— Да-а-а… — неуверенно протянула Ирина, ища подвох.
— Нет. Не здорово. Потому что это ничем не поможет тебе залезть на следующую вершину. Вершин много, научиться покорять их может только тот, кто упрямо лезет вверх и осторожно спускается. Понимаешь?
— Понимаю, — опечалилась разочарованная в волновой педагогике девушка. Потом, встрепенулась:
— Нет. И всё-таки я не понимаю! Как же тогда получилось с языком?
— Знаешь, милая, — сконфузился Волков, — в работах Можейко я разбираюсь примерно как медведь в пчеловодстве. Он рассказывал мне, но я… Дело, по его словам, в том, что… Ты же изучала когда-то английский язык?
— Но я же его с детства знаю! Ну, изучала, конечно, не помню только.
— Это чепуха, что не помнишь. Раз изучала, значит, уже один раз залезла на гору. Выходит, это на самом деле одна и та же гора. Не понимаешь? Языки похожи друг на друга. Ты однажды лазила на эту гору, хоть и не помнишь. «Мнемозина» просто заталкивает в твою память ассоциации, воспоминания, слова, а потом уже мозг сам приводит эту гигантскую кучу информации в порядок, расставляет всё по местам. С языками это получается только потому, что они похожи друг на друга, а с математикой…
— Что — с математикой?! — воинственно осведомилась Ирина.
— А то, что она местами сама на себя не похожа, и уж точно совсем не похожа ни на что другое. Поэтому никуда тебе не деться, хочешь стать математиком — учись лазить на горы.
— Я бы предпочла учиться водить вертолёт, — строптиво заявила бывшая принцесса Грави.
— Тогда тебе к Можейко. Он у нас конструктор педагогических вертолётов, — хихикнул Волков.
— Он на Весте? — стараясь не замечать иронии, поинтересовалась поклонница волновой педагогики.
— Нет. Он на Марсе, в Радужном. Что ему делать на Весте, там же нет детей, одни планетологи.
— А планетологи — они какие? — изображая равнодушие, спросила Ирина, разглядывая мужа исподтишка.
— Они хорошие и весёлые. И бестолковые — что дети малые. И даже шеф их такой, хоть и корчит из себя начальника. Но ему положено, он там самый старый. По самым приблизительным астрологическим подсчётам ему недавно стукнуло семнадцать марсианских лет.
— Сколько? — переспросила Ирина, подозрительно косясь на мужа: «Опять разыгрывает, пользуясь тем, что дурочка».
— Семнадцать. Это почтенный возраст. Наш Кливи — старикан.
— Ты можешь сказать по-человечески, сколько ему лет?
— Ну не злись, не злись, Ирка. Тридцать три земных года старику нашему Кливи. На Марсе просто годы длиннее.
Поражённая потрясающей — сколько же мне тогда по-марсиански? — информацией, Ирочка вознамерилась продолжить астрономическое самообразование и спросить, как идёт время на Весте, но оказалось — не судьба.
— О! — неожиданно воскликнул развалившийся в своём кресле капитан и сел прямо. Руки его легли на пульт, пальцы исполнили на клавиатуре танец, похожий на фанданго. — Мой шкип поймал входной луч! Пассажирам занять места, ремни пристёгивать не обязательно, ноги можно с пульта не снимать. Через двадцать пять минут — станция Веста.
— Ты можешь показать мне её? — шёпотом спросила Ира. Голос её дрогнул.
— Нет, Ирка, не могу. На «Улиссе» нет обзорных экранов и иллюминаторов тоже, естественно, нет. Старина «Улисс» не прогулочный катер и не бабл, а добропорядочное консервативное исследовательское судно. Вот если бы мы с тобой подходили к Весте на исследовательском боте… Хотя… Радар включать нельзя, их дипетчерская обидится, но я ж могу показать тебе инфра!
Волков потянулся, не вставая, и пощёлкал клавиатурой пульта. На экране — весёленькая картинка, похожая на детский рисунок. Разноцветный. Какой-то красный нарост с оранжевыми пятнами, точь-в-точь шляпка гриба, торчащий на сине-зелёной поляне с жёлтыми овальными пятнами.
— Нет, лучше в монохроме и с дальномером, — буркнул Волков и нажал пару клавиш.
Картинка на экране потускнела, стала песочно-серой, но обрела объём. Горы и впадины, точно как на виденной совсем недавно лунной поверхности, а вместо одной из впадин — нарост, действительно чем-то напоминающий гриб. Пятна на шляпке его оказались не пятнами, а округлыми дырами, похожими на оконца. «Гриб» заметно рос в размерах, смещаясь в левый нижний угол экрана.
— Ну же! Давай терминал, дружище, — процедил сквозь зубы капитан.
Ира коротко глянула на мужа — не до вопросов ему. Должно быть, этот «гриб» и есть станция Веста. А терминал…
— Ой! — пискнула она, не сдержавшись. Створки одного из окон разошлись. Оттуда глянула физиономия глазастая, лобастая и с усами, и вылезло насекомое — большая голова на короткой толстой шее и тщедушное тельце с мощными толстыми лапами-щупальцами. Уродец выполз полностью, повисел, поворачиваясь, потом рванулся куда-то вбок, мгновенно исчезнув с экрана.
— Бот, — пояснил Волков, не поворачиваясь. — Ботик. Вот почему терминал не давали. Хотели выпустить сначала. Теперь наша очередь.
Ирина ахнула и схватилась за подлокотники. Станция Веста ринулась навстречу, подставляя открытое окно. В какой-то момент девушке показалось, что вот сейчас «Улисс» врежется в «гриб» и разнесёт его в клочья. Но «оконце» выросло, приблизившись, услужливо повернулось. Оно напоминало теперь вход в пещеру, а «гриб» перестал быть похожим на гриб, поскольку разросся до размеров горы.
И пещера без натуги сглотнула «Улисс» целиком.
— Станция Веста! — торжественно объявил капитан проглоченного корабля Александр Волков.
Глава шестая
Планетологическая станция, астероид ВестаПассажиры, прибывшие в пункт назначения после межпланетного перелёта, ведут себя по-разному, но побудительной причиной неумеренной говорливости, преувеличенного радушия или к бесчувственной апатии служит одно и то же обстоятельство — пустота отступила, за тонкой оболочкой корабля воздух, пригодный для дыхания. Можно выйти туда прямо сейчас, а можно и подождать пять минут, пока в открытые люки не войдут, чтобы узнать причину задержки, люди. Ирина Волкова, узнав от мужа, что корабль уже лежит на стапелях терминала планетологической станции Веста, впала в некое подобие транса. Механически поднялась из кресла и за Волковым последовала как сомнамбула. Он говорил что-то об искусственной гравитации, но Ира не могла заставить себя сосредоточиться. «Да что же со мной такое?!» — обозлилась она на себя самоё и скорее почувствовала, чем поняла: одиночество вдвоём кончилось. Она даже шаг замедлила, но Саша не заметил или не придал значения, так спешил встретиться со своей Маргошкой-красавицей. Путь из рубки корабля к нижнему кессону недолог. Лифтом вниз и потом по короткому коридору…