Третий берег Стикса (трилогия) - Борис Георгиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне хорошо, — шепнула разнежившаяся возлюбленная и перебралась выше, чтобы уткнуться носом в шею этого покорителя вулканов. Там тоже спокойно бился пульс его жизни. — Вы добрались до своих «Семи Сестёр»?
— Нет. И до сих пор ещё не добрались. Всё пошло не по плану с того самого момента, как наши онемевшие, плохо слушавшиеся хозяев ноги ступили на припорошенный толстым слоем каменной крошки ледник. К сожалению, не везде слой был толст. Мы уже добрались до отрога, когда нога моя поехала вдруг, за ней увязалась вторая нога, я совершил грациозный пируэт, шлёпнулся боком и поехал со склона, вцепившись в футляр гравитометра мёртвой хваткой. Поездка не затянулась, меня подбросило на ухабе и позорно вывалило в неглубокую лужу десятью метрами ниже по склону вместе с драгоценным моим научным прибором, который по непонятной причине оказался сверху. Подозреваю, что именно об его угол я и сломал ребро. Когда Джеф, ругая меня криволапым недотёпой, слез в ложбину, выяснилось, что прозвище очень к месту: падая, я сломал ногу. Я принял решение считать травму вывихом и продолжать движение, но каждый шаг давался с невероятным трудом. Мы устроили совещание. Лагерь ареологов был недалеко, в любую минуту нас могли заметить и лишить возможности продолжать экспедицию. Я стоял за то, чтобы Джеф бросил карабин и меня и, взяв с собой гравитометр, отправился на поиски ближайшей «сестры». Джеф требовал, чтоб я бросил гравитометр, уселся к нему на закорки, а карабин он возьмёт наперевес, потому что дед ему всыплет, если карабин будет потерян. Никто из нас двоих не намерен был прерывать удачно начатую экспедицию и сдаваться на милость ареологам, которые, должно быть, будут смеяться, а это обидно. Но уйти далеко нам не дали. Кто-то из дотошных следопытов заметил возле контейнера наши следы на влажном песке и организовал погоню, недолгую и успешную. Сначала они нашли гравитометр и карабин, не очень умело спрятанные в расселине скалы, потом они нагнали Джеффри Моргана, изнемогавшего под тяжестью двух полностью снаряжённых скафандров и запаса провианта. Начальника экспедиции он тоже тащил на закорках.
— Они смеялись над вами? — тихонько спросила Ирина, опершись подбородком на руку, а другой рукой поглаживая то место, где по её соображениям когда-то был перелом ребра.
— Почти нет. Сначала притащили в лагерь, извлекли из скафандров, всыпали нам, и даже сверх того, что ожидал от деда за потерю карабина Джеф. Потом, ознакомившись с нашими намерениями, конечно, смеялись. Особенно один из них, старый. Ему тогда было под сорок. Пока мы в медчасти ждали результатов обследования, он показал мне, как следует обращаться с гравитометром, и рассказал, зачем сей прибор нужен. Из объяснений я не понял ничего, потому что страдал тоской предвидения. Мои опасения оправдались в полной мере. Через час после того как остеофиксатор был наложен на мою правую ногу, медчасть подверглась массированной атаке моей мамы и тёти Гали Науменко. Они были авангардом десанта, а школьная наша учительница, Нила Ивановна, прикрывала тыл. Нам всыпали ещё раз, особенно Джеффри как наименее пострадавшему. Мама смотрела на меня так, что мне хотелось залезть под кушетку и там умереть, тётя Галя кричала на Джефа, а Нила Ивановна только охала и пила какие-то лекарства. В общем, экспедиция сорвалась. Мы загремели на неделю в госпиталь поселения «Центрум» — лечили последствия переохлаждения, — одноклассники таскались к нам туда толпами — слушать басни и завидовать. Был дядя Володя, заходил помолчать папа Джефа, его дед заглядывал тоже. Мамы бывали по очереди — кормили вкусненьким и приводили кого попало из числа своих тётушек. Даже её величество Снежная Королева, Сьюзен Лэннинг пожаловала и притащила с собою свою Маргошку. Крошку-Маргошку. Та смотрела то на меня, то на Джефа сливовыми глазами, дразнилась и показывала язык. Малявка вредная.
— Сколько же вам самим тогда было?
— Морган был ещё маленький, — проговорил с улыбкой Волков, — десять лет.
— А ты?
— Я был старше. Одиннадцать стукнуло, — Саша хмыкнул, приподнимая голову, чтобы разглядеть искорки смеха в глаза жены.
— Сашка-дурашка. Ну всё, всё. Хватит. Прекрати… Ох, нет, подожди, Сашенька…
Неуютный продуваемый сквозняками жилой отсек может казаться тесным и жарким, но может и нежить истомой не хуже океанского берега, дремлющего в тропической ночи. Знобкий сквозняк легко справляется с ролью ночного бриза, если зрители — влюблённые друг в друга без памяти молодожёны.
— Ох, Сашенька мой… Ты говорил, скоро Веста?
— О небо! Мне же в рубку нужно! Шкип без меня там сам с собой в четырёхмерные крестики-нолики режется.
Счастливая новобрачная, не отрываясь, следила, как одевается муж. Щёки её пылали.
— Что? Что, Иришка?
— Ничего. Иди. Я принесу тебе туда завтрак.
Волков вышел, затягивая на ходу пряжки рукавов комбинезона, а его жена скользнула под одеялом в ложбинку, сохранившую частичку тепла его тела, чтобы свернуться там калачиком и понежиться ещё чуть-чуть. Но в отсутствии новобрачного комната быстро превратилась в то, чем и была на самом деле — неуютно и скудно обставленную маленькую холодную каюту жилого отсека исследовательского судна «Улисс». Поэтому ли, а может быть из менее романтических соображений (мужа нужно срочно накормить завтраком!) Ирина Волкова выбралась из-под одеяла, неохотно облачилась в комбинезон и грубые тяжёлые башмаки (по ногам дует, иначе ходила бы босиком), взялась было убрать постель, но раздумала (вдруг мы захотим?) и побрела, улыбаясь собственным мыслям, к лифту. Лифт вознёс её к самому верхнему ярусу (какой всё-таки огромный этот корабль!) выпустил, распахнув двери, на площадку верхнего грузового отсека, где скучал свадебный подарок — бабл, ртутно сверкающий округлыми боками (а бабл такой маленький, смешной!) И Волкова Ирина, дождавшись, пока откроется овальный люк, ступила в коридор стыковочного узла бабла, что делала много тысяч раз, когда была Ирис Уокер, принцессой Грави.
— И здесь у меня тоже неуютно, — проговорила она с неудовольствием.
— Прошу прощения, мисс Уокер? — с готовностью переспросил электронный навигатор, проскучавший без компании больше суток.
— Том, разве я не говорила вам, что вышла замуж? Моя фамилия теперь Волкова, капитан Волков мой муж. Называйте меня теперь Ириной Волковой, Том.
— Хорошо, миссис Волкова, — безропотно согласился навигатор, не проявив ни удивления, ни восторга.
«Всё-таки Том чурбан неотёсанный. Мог бы поздравить, хотя бы свою хозяйку, — недовольно размышляла новобрачная, собирая завтрак. — Нет, кофе варить не стоит. Остынет, пока донесу. Или сварить? Тогда я сперва к Арине…»
— Ариночка! — крикнула с порога ромашковой своей спальни подгоняемая жаждой похвастаться Волкова.
— Да, моя девочка! — приветливо, как и всегда, встретила её электронная камеристка.
— Я замуж вышла, Ариночка, милая!
— Вот это новости! — прозвучал из динамиков знакомый с детства голос. Не слишком восторженно, как показалось Ире. Может, показалось просто? Но Арина, к неудовольствию новобрачной, спросила после короткого молчания:
— За кого же?
«Как за кого? — праведно вознегодовала Ирина — Я же рассказывала ей о Саше! Он ведь был здесь! Ничего Арина не понимает, точно как чурбан Том».
— За Волкова конечно! Я теперь Волкова. Ирина Волкова.
— Поздравляю, Ирина, — суховато поздравила камеристка. Такое поздравление кольнуло чувствительную душу госпожи Волковой больнее, чем невежественное пренебрежение приличиями, допущенное электронным навигатором.
— Спасибо, Арина, — поблагодарила она так же сухо. — Ну, я пойду. Нужно кормить Сашу завтраком. Пока, Арина, я заскочу позже, как-нибудь.
— Погоди, Иронька! — позвала камеристка, но услышана не была. Госпожа Волкова отправилась варить мужу кофе.
«Ну и пусть, и ладно», — думала она, вздыхая от разочарования, когда пол лифта провалился под ногами, увлекая новобрачную вниз. Потом он снова появился, заставив подогнуть колени; дно тяжело нагруженного подноса прогнулось; звякнули, съехавшись, чашки.
— Саша! Бери кофе, пока не остыл! — крикнула с порога рубки заботливая жена мужу, чей стриженый затылок обнаружился там, где и следовало ему быть — у одного из мониторов. «Обескуражен чем-то Сашенька», — отметила про себя внимательная жена, заметив — схватился рукой за подбородок и на экран смотрит искоса, одним глазом.
— Кофе? — встрепенулся Волков, бросив теребить подбородок, — То, что надо. Спасибо, Иришка. Мне как раз нужен допинг, что-то соображаю плохо. Знаешь, дядя Володя странные вещи пишет…
— Кто это — дядя Володя? Тот, который не боится марсианских пиявок? — осведомилась умненькая жена.
— Тот самый. Лаэрт. Владимир Борисович.