Время мушкетов - Денис Юрин

Глаза наблюдателя пограничного филанийского укрепления точно «замылились». Стоя на площадке высокой смотровой башни, он не видел ничего, кроме темно-серого из-за грозовых облаков утреннего неба и сплошной пелены покрывшего озеро тумана, через который местами проглядывали пятна темно-синей воды. Картинка не менялась вот уже два часа, как раз с тех пор, как он заступил на пост. Все оставалось по-прежнему неизменным, разве что небо стало немного светлее, а клубы тумана то сгущались, то рассеивались, в зависимости от силы и направления ветра. Слух часового время от времени терзало гудение ветра, но порывы были недолгими и тут же стихали, уступая место завораживающей тиши. Обоняние, очень важное как для людей, так и для зверей чувство не могло помочь часовому; на высоте пяти метров над землей и восьми-девяти над водой почти нет запахов, правда, иногда, при особо сильном ветре, до смотровой площадки долетал дымок медленно прогоравших и постепенно затухавших лагерных костров.

Все было тихо, все было спокойно, как в прошлый, позапрошлый и позапозапрошлые разы, когда часовой выходил на дежурство. На этой границе вообще никогда ничего не происходило, и молодой солдат не мог нарадоваться тому, как ему повезло. Единственными врагами хранителей пограничья были скука и сырость, но от этих недугов имелись хорошие лекарства. Часовому нужно было лишь немного потерпеть, до конца его дежурства оставалось не более четверти часа.

Наблюдатель не всматривался в даль, там нечего было искать, он лишь осязал глазами пространство. Специфический запах костра заметно усилился, и это был хороший признак. Лагерь потихоньку просыпался, а значит, вскоре должен прийти сменщик, настанет пора отправиться на покой и ему.

«О, а вот и он заявился, легок на помине», – обрадовался солдат, слыша, как кто-то, кряхтя, карабкается по лестнице. Однако часового ждало горькое разочарование. К нему с визитом пожаловал не другой солдат и даже не придирчивый сержант, а старшина охотничьего дозора, стоявшего вместе с их частью на страже границы.

Сначала в поле зрения появилась медвежья шапка, затем глазам часового предстала и косматая голова, давно не знавшая ни расчески, ни бритвы. И, как водится, где бы ни появился командир охотничьей банды, там тут же начинался крик:

– Спишь, паразит?! Вон зенки-то совсем слиплися! – проорал старшина, еще не успев полностью подняться на площадку. – Что тут у тя творится, дармоед казенный?! Пожар, что ль, в лесу, а ты и ухом не ведешь!

Рослый грубиян не стал слушать оправданий. Взобравшись на смотровую площадку, он оттолкнул замешкавшегося солдата, да так сильно, что часовой отлетел в сторону и больно стукнулся плечом о пирамиду с длинноствольными мушкетами.

– Гарью тащит, не чуешь, что ль?! – пробасил охотник, приподнявшись на руках над перилами и всматриваясь в сплошную зелень листвы деревьев.

– Не знаю, что там тебе причудилось, да только вашему брату здесь быть не положено, – пролепетал потиравший ушибленное плечо солдат, а затем, набравшись смелости, вдруг прокричал: – А ну, давай, слазь с поста, а то!..

– Жральник захлопни, – не повышая голоса, посоветовал охотник.

Старшине было не до воспитания новобранцев, он был крайне озадачен и даже снял с головы шапку, чего с охотниками почти никогда не случалось. Внушительных размеров пятерня заскребла копну взопревших волос. В лесу все было спокойно: стайки испуганных птиц не кружились над лесом, и нигде над деревьями не поднималось зловещее облако черного дыма. Старшина смачно выругался, сплюнул, перегнувшись через перила, и уже собирался спускаться вниз, как его взор привлекла темно-синяя гладь пограничного озера, над которой кое-где еще клубились сгустки тумана.

Не спрашивая разрешения часового, который, в его понимании, был самым бесполезным из всех находившихся на вышке предметов, охотник подошел к длинной подзорной трубе на треноге и прильнул к окуляру. Часовой так и не понял, что поразило командира охотников. Старшина вдруг подпрыгнул, чуть не проломив пол и, извергнув из дурно пахнущей пасти набор нечленораздельных звуков, так саданул кулачищем по опорному столбу, что из перил чуть не повыскакивали гвозди. Затем охотник схватил привязанный к широкому кожаному поясу рожок и, протрубив в него три раза, не спустился, а съехал с лестницы, ободрав в кровь о древесину ладони.

Пограничный лагерь мгновенно пришел в движение. Возле штабной палатки затрубил тревогу горнист, проснувшиеся охотники и солдаты забегали, натягивая на ходу кто мундиры с доспехами, а кто и меховые куртки. Артиллерийские расчеты быстро заняли свои позиции и принялись поспешно расчехлять стволы орудий. Удивленный часовой так и не понял, что же встревожило вожака охотников, и скорее интуитивно, нежели осознанно посмотрел в подзорную трубу сам.

То, что невооруженному глазу казалось лишь хаотичным скоплением поднимавшихся над водой клубов пара, на самом деле не являлось однородной массой. Туман еще клубился над водной гладью, но был уже не таким густым. Вдали его место занял медленно расползавшийся дым. Весь противоположный берег и примерно треть озера были затянуты этой сплошной пеленою.

Еще не осознав, что происходит, часовой оторвался от подзорной трубы и судорожно зашарил по карманам в поисках куда-то задевавшегося свистка. Он, пусть и с запозданием, хотел вызвать на вышку дежурного офицера, но тот заявился сам, притом вместе с командиром пограничной заставы, капитаном Пьероном.

– Пшел прочь, растяпа! – прокричал появившийся на смотровой площадке капитан в распахнутом настежь мундире.

Часовой поспешно ринулся к лестнице, зная, что вслед за подобным приказом обязательно настанет очередь незаслуженных тумаков, но сплоховал, чуть не поставил ногу на голову поднимавшегося дежурного лейтенанта.

– Гаринэ, давай быстрее! Что ты там мешкаешь?! – Именно этот выкрик капитана спас солдата от порции затрещин да тумаков.

Вместо того чтобы выместить злость на бестолковом новобранце, лейтенант повиновался приказу командира и прильнул к окуляру подзорной трубы.

– Ну, что скажешь?

Даже не глядя в подзорную трубу, ответ можно было прочесть на лице капитана.

– Дымовая завеса, – растерянно пробормотал еще не успевший окончательно отойти ото сна лейтенант. – Возможно, я ошибаюсь, но, кажется, началась война.

– А возможно, и провокация, – покусывая левый ус и теребя правый, произнес капитан. – Кто ж этих герканцев поймет? Эх, не видно ни черта!

– Прикажете открыть огонь, господин капитан?

– Подождем еще чуток, – ответил командир заставы, боясь принять судьбоносное решение. – Выстрелим первыми, нас потом обвинять начнут, дескать, войну развязали. Нельзя же запретить этим паскудникам жечь на своем берегу костры!