Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина - Чингиз Гусейнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мухаммеда - еще не раз придется улавливать, однажды
коснется его самого, и он решится! *
______________
* Имеется в виду, что Зейд, уловив желание Мухаммеда, подарил ему свою жену Зейнаб?
И назвал любимую пророком и им самим суру Ночь.
- Я знаю эту суру! - сказал Шюкралла. И тут же, не успели
Мухаммед с Зейдом настроиться на слух, в одно дыхание
произнёс, спеша и без пауз, ибо волновался: "Нами путь
прямой открывается, в Нашей власти две жизни: в начале одна,
другая - в конце. - И, отдышавшись, на сей раз
выразительно: Сокрывающей ночью да восхитимся, и днём
сияющим, и Тем, что мужчину и женщину создал, - да
восхитимся! О, как разнятся ваши помыслы!"
...А на небе шестом Мухаммед никак не отведёт взгляда от кубка с мёдом, который манит:
- Что если бы, - спросил у Джебраила, - ведь возжелал он! до дна испил я кубок мёда?
- Вкуси ты мёд, - ответил Джебраил, - его бы сладость тотчас обратилась в горечь! И услада безделья вас сразила б!
А далее... - к удивлению Мухаммеда, туда, куда вела небесная дорога, маня и зазывая, Джебраилу не было ходу.
108. Небо седьмое
Мухаммед один перенесён невидимой силой через пять необъятных пространств; два из них - пространства света бледного, предутреннего, он нежен; и предвечерний - в нём тревога, потом мрак глубокий, и в нём увяз Мухаммед, то ли двигается, то ли недвижим, застыл, вдруг... - скорее почувствовал, нежели увидал себя в пространствах, которые описанию словами не поддаются: свет разлит во тьме, не узришь ничего, и тьма растворена в свете, но ясен взор - Храм Небесный возник вдали, и тут же будто знание кем вложено в него: Здесь ежедневно молятся по семьдесят тысяч ангелов и больше сюда не возвращаются, уступая место следующим тысячам ангелов, и сонмище их неисчислимо!
Божьи пределы! Его престол! Он отстоял от Мухаммеда на расстоянии двух полётов стрелы! И лицезрел Бога с небес высоких?
Нет, Божественный лик закрыт семижды семьюдесятью тысячами покрывал, дабы человек вмиг не уничтожился при взгляде на Его чело. Протянул к Мухаммеду... да, это руки! слегка коснулись его груди, его плеча. Мухаммеда охватил леденящий страх, тут же сменившийся неизъяснимой радостью. Но более блажен, - вдруг мысль зажглась, - кто существовал до того, как появился! А может, нет ещё меня?! А за престолом что? Сокрытые владения Божьи?
Звёзд небо неподвижное, за ним - беззвёздный небосклон.
А там - тьма, за которой - тьма, темнее темени.
Я видел!
Позволь, но сказывают...
Кто сказывает, если я - свидетель?
Что путь твой далее семи небес не простирался.
Я проник!
Что ангелы-защитники, тьма-тьмущая их было, тебе дорогу преградили, не допустив к Его престолу.
Преодолел я!
И лицезрел Бога?
Туманны были очертания Его!
Он Дух иль Человек, а если Дух, то как объять и лицезреть? Может, Нечто Он, и обликом Своим никак непредставимо? Упрятано от взоров?
Лишь покинув пределы Божьи, Мухаммед вспомнил про молитвы: сколько ж раз на дню молиться? Но так ли важно, сколько: чем больше, тем лучше! Но прежде... - и мысль, как те пространства, через которые прошёл он, то страх в ней и тревога, то нежность в ней, как будто и не мысль - сердечное движение, и тайна: сын или не сын? Но молвлено Джебраилом внушённое ему: Он не рождён и не родил Он! По воле ли своей поведал Джебраил? Не в исполнение ль Его, Бога, предначертания? Однако... - но что? Как сметь ему, Мухаммеду, в том усомниться, что, вспыхнув, жаром разлилось в груди, и болью голова от мысли сей пронзилась?!
И думу, что тревожила, ангел Джебраил... - нет, не прочёл и не услышал: она светилась, дума Мухаммеда, и Джебраил её постиг!
О дерзостная мысль!
Но разве...
Как смеешь ты, Мухаммед?! Есть истина, а если есть она...
Лишь ангел он и не допущен был в Его пределы!
Нет, Мухаммед не успеет!
Но что? Спросить и постичь? Узнать и поведать? Лишь молвлено: Вернешься в Мекку!
109. Всепрощение побеждённых
И вот долгожданный поход на Мекку десятого числа месяца
рамадан, признанного священным, - сколько событий именно в
этом месяце: и ниспослание Корана, и победный Бадр!.. Но и
смерть Хадиджи! Убиение... - не случилось ещё, но
непременно случится, увиденное с одного из небес
Мухаммедом, - соратников тоже в месяц рамадан! И с войском
в десять тысяч - пока Мухаммед шёл, новые племена примыкали
к нему, бедуины... - без единого пролития крови овладел
Меккой! Случилось через семь лет, восемь месяцев и
одиннадцать дней после хиджры.
Дядя его Аббас просил, умолял мекканцев не сопротивляться:
иначе - гибель всех курайшей, такова воля Единого Бога,
чтоб пророк ступил на мекканскую землю. Аббас вышел из
города ночью, чтоб примкнуть к Мухаммеду, уговорив пойти с
ним Абу-Суфьяна; тот согласился признать, что Аллах един,
но что Мухаммед - посланец Аллаха, долго не соглашался.
"Так унизиться, - кричала ему в ярости жена (но примет
ислам, дабы избежать гонений), когда Аббас его уломал, а
затем схватила мужа за усы и стала кричать: - Эй, люди,
чего вы смотрите, как овцы, убейте этого старого жирного
труса!"
Въехав победителем, Мухаммед раскинул шатёр у кладбища, где
похоронены дед, Абу-Талиб, Хадиджа, дети... - со сладостью
победы горечь утрат смешалась. "Нет у меня дома в Мекке!"
сказал.
В Каабу! Очистить от скверны идолов! Смыть изображения на
стенах водами священного Замзама.
И невежды вопрос Мухаммеду: Как быть с фигуркой Аллаха
брата Хубала?
Но разве это Аллах Всевышний Бог, чьим пророком является?!
Сохранить... оглянулся Мухаммед - нет фигурки Девы Марйам с
младенцем, исчезла!
Лишь после уничтожения идолов вошел в Каабу. Собираясь
молиться, задумался: в других мечетях велел обращать взор к
Мекке, а здесь, в Каабе, куда обратиться при молитве?
Расположился между Чёрным камнем и южным углом лицом на
север - не в сторону ли Эль-Кудса?! Да, только туда! Так
угодно Богу!
И тем предрешил судьбу Храмовой горы и скалы Мориа,
ас-Сахры, откуда совершил мирадж: Да будет там возведена
мечеть!Мухаммед стоял на пороге Каабы, говорил: Бог
покончил с родовой, племенной, всякой иной сегодня и
навсегда гордостью, ибо все происходим от Адама,
сотворённого из праха, посему кто благочестивей, тот и
благородней!
Приняли присягу верности Богу: каждый в отдельности
мужчина, каждая в отдельности женщина. Всепрощение
побеждённых! И ласковое обхождение с теми, кто принял
ислам, и первый - Абу-Суфьян, который выдал любимую дочь
Умм-Хабиба от третьей жены за Мухаммеда сразу после битвы у
рва и в знак завершения всех войн; и якобы просил дочь
накануне свадьбы повлиять на мужа, чтоб помиловал, а она
наутро после свадьбы, уже став женой пророка, не позволила
отцу - ведь он ещё многобожник! - сесть на ковёр в её доме!
Абу-Суфьян поклялся: Нет божества, кроме Аллаха, и
Мухаммед - пророк его!
Кто покаялся, - сказал Мухаммед, - тот прощён! Я пришёл не
казнить курайшей, а открыть им дорогу в новую веру!
И вдруг... Хинда, жена Абу-Суфьяна, предстала перед ним:
"Да, я Хинда, - сказала, - можешь меня казнить за Хамзу! Но
и ты убил в Бадре моих детей, которых я родила и вырастила!
Простим друг друга за прошлое!"
"Знаю, что приняла ислам, - ответил Мухаммед, - не смею
потому тебя преследовать, ибо ты отныне Божий человек!"
Джебраил был явлен Мухаммеду с новым повелением от Бога,
слышали мекканцы:
Даровали Мы тебе, Мухаммед, явную победу, и Я простил тебе, что из твоих грехов предшествовало и что было позже.
- Но какие грехи у меня, о Боже?- Сам о том знаешь!
Так и не узнал - ни тогда, ни потом. Впрочем, что-то всегда, постоянно беспокоило: Так ли я слышу Его?
- Вот-вот!
Не ошибиться б!..
Аллах - Он Бог Единый, Творец всех Писаний, и потому не может Он... нет, мысль важная, тревожащая, трудно уловимая недодумывалась никак, улетучивалась, возникая снова: Но можешь ли Ты, о Боже правый, высказывать то, что я, раб Твой ничтожный, до конца не разумею? (а в глубинах глубин лишь дуновение мысли: не приемлю!). Нет, - поспешил оправдаться, - то не ропот, то - согласие, смею ли? Но тут же следом невольно продолжилось: да-да, согласие несогласия! Каюсь! В том не вина моя, в том... О Боже, как разобраться в тексте, исчёркан, местами стёрт, что-то важное кроется, прячется в этом согласии несогласия, впечатление такое, что тот, кто вяжет фразы (так в свитке! - Ч.Г.), и хочет, чтоб прочиталось написанное, и явно противится обнаружить сокровенное; такая вот странная, прямо-таки загадочная стилистика*.
______________
* Домыслилось (логика + интуиция?) после завершения перевода со среднетюркского свитков и - забегая вперёд, скажу - сур Корана. Отталкивался от фразы, приведённой в свитке: Аллах - Он Бог Единый, Творец всех Писаний, и потому не может Он... Но что? А вот что: не может Он высказывать мысли, которые хоть в малой степени противоречат нормам нравственности, морали, образу жизни на все времена, и для Него не существуют заповеди к случаю, для временного пользования! А если Он всё же, судя по Писаниям, в том числе составленному Корану - не забудем, что это делали люди, - высказывает таковое, то это не что иное, как приписанное Ему людьми, пророками, включая и Мухаммеда, которые, очевидно, не сумели адекватно расшифровать, озвучить на своих родных языках Его символы и знаки, зачастую или порой шли по пути очевидному, разумели в пределах своего известного, связанного с их временем, традициями, обычаями, им знакомыми, ибо так было легче понять явленное. И Мухаммед в озарении, вдруг вспыхнувшем в нём, кается, что мог не так Его понять, Всемудрого и Всезнающего.