Детство - Василий Сергеевич Панфилов

и пускать в дело не боится. Но и зазря тоже ковыряльником не размахивает, потому как понимание имеет.

Мы с ними и приятельствуем потому, што в етих вопросах на жизнь одинаково смотрим. Я, по правде, не ножиком, а кулаками, но ух! Попервой дрался жёстко, до сломатых костей. Зато показал боевитость и духовитость, и всё, не лезут больше. Так, иногда схватимся с кем-никем на кулачках, вроде как дуель спортивная, без злобы. Но ето не часто, разик в неделю может. Так только, штоб кровушку разогнать и репутацию подтвердить.

Котяра тоже – как подрос, пару раз ножичком помахал, так и отошли в сторонку задиры всякие. Показал себя, значица, не лезуть больше зазря.

А не показали б сразу, што до конца идти готовы, так из драчек и не вылазили бы. Так-то!

– …Воронина обносили, который по почтовому ведомству, – Тихохонько рассказывает приятель, успевая затягиваться и щёлкать семечки, – так смех один! В комнате у его елдак серебряный, а?! Ну и другой похабщины тоже много. Статуетки всякие там языческие, да препохабные! Некоторые и тово… трахалися! Мы когда скупщику вытащили ето, так даже у Журы ухи красные были. Стыдобушка какая!

– Никшни!

Приседаем одновременно, вглядываясь в пространство в площади.

– А, – Затягивается Котяра, – Загулявшего Лысый со своими ведёт. Гля, гля!

Пьяненьково тем временем аккуратно раздевали хитровские громилы, оставив под конец в одном нижнем белье. А нет! Калоши отдали, штоб ноги не поморозил. Лысый-то, он правильный деловой, аккуратный. Чево зря людей губить из-за пары гривеников?

Раздели, скатали вещи в узел, похлопали покровительственно по щеке на прощание, да и юркнули в развалины! Были, и нету. Ограбленный повертелся, покрутил головой…

– Помогите! – Выдал он тоненьким голосом, – Грабят!

– Хе-хе-хе, – Зафыркал Котяра в рукав, – Грабят! Ограбили уже, опомнился!

– Щаз накликает, што и бельё сымут портяношники какие, – Качаю головой, наблюдая за мужчиной. Но тот, видно, и сам понял, што орать смысла нет. Повертевшись на площади, он кинулся в сторону полицейской будки, и мы тенями скользнули следом. Любопытственно!

– Помогите! – Забарабанил тот по двери будки, – Меня ограбили! Помогите!

Мало не через минуту дверь отворилась и на пороге появилась могучая фигура заспанного полицейского в одних кальсонах.

– Чаво тебе, убогий?! Рыкнул он недовольно, почёсывая в паху.

– Меня ограбили! – Уже смелее завопил потерпевший, – А вы, как представитель власти, должны не спать на посту, а… ай!

Будочник выбросил вперёд руку и ухватил мужчину за ухо, умело скрутив его.

– Чаво?!

– Вы… вы не посмеете! Я дворянин! Я буду жаловаться!

Жалобщик мигом оказался повёрнут задом и согнут в три погибели, после чево будочник влепил могучий пинок босой ногой по афедрону. Ласточкой пролетев чуть не целую сажень, ограбленный приземлился на пузо, проелозив по торосам морденью.

Отхохотавшись, отошли в сторонку.

– Ох! – вытер слёзы Котяра, – Жаловаться он будет! А летел как, а?!

– А как бежал потом!

– Тиятра!

Нагулявшись, вернулся во флигель, да и заснул крепко. И ни шумные игроки, ни храп соседей, не помешали мне сладко проспать до самово утра.

Соседи мои, как ето у них и заведено, спят обычно до поздна. Я же встал как обычно, с ранешнего утра. Стараюсь, значица, не расслабляться и соблюдать режим. Выгреб угли и протопил печку, а пока там горело, сбегал к торговкам за снедью и поел, а потом долго сидел, занимаясь математикой. Сидел мало не два часа, но ничево, разобрался! Перерешав для уверенности все задачки по теме, закрыл учебник.

Щелчок крышкой часов… время десять. Одевшись так, што почти прилично, выскочил во двор и поспешил в аптеку. В углу стойки уже разложена шахматная доска с расставленными фигурами. Снимая картуз, вдыхаю вкусный воздух с запахами трав и химикатов.

– Шалом! – Первым успевает поздороваться хозяин аптеки.

– Моё почтение, Лев Лазаревич! – Махаю перед собой куртуазно головным убором.

– Чёрными, как обычно?

– Как обычно, без разницы. Впрочем, сегодня я могу дать фору в две пешки. По гривеннику за каждую! Вам как – завернуть или так сойдёт?

– Чтоб вы были мне здоровы! Не раздувайте щёки!

– Я дал вам шанец, а дальше ваше право, – Меня забавляет ета словесная игра, да и самого аптекаря как бы не больше.

– Ты меня устал уже! – Лев Лазаревич делает утомлённый вид, и даже пейсы его выглядят устало.

– Таки да или таки что?

– Таки ой! – Отвечает аптекарь и быстро убирает две чёрные пешки. С минуту подумав, он делает первый ход и спешит на звук приоткрывшейся двери.

– Мадам! Моё почтение! – Приветствует он покупательницу, и выслушав несколько слов, почтительно склоняет голову.

– Ида! Идочка! – Кричит он куда-то вглубь аптеки. Упитанная супруга, переваливаясь раскормленной уткой, спешит, растягивая в улыбке полные, чуточку синеватые губы. Уже знаю, што ето по женской части пришли, што бы ето не значило. Бывают такие мадамы, што стесняются. Ну так для етого и нужна супружница, окончившая акушерские курсы.

Покупатели входят и выходят, иногда косясь в мою сторону. Кто привык уже, а кому и всё равно. А есть и такие, што станут и пялиться начнут, иногда даже и с советами лезут.

До полудня успели сыграть две партии, и я сгрёб в карман два выигранных полтинника, да плюс ещё два гривенника – за пешки. Удачно севодня!

Лев Лазаревич игрок не так штобы сильный и даже не самый азартный. Но готов платить за развлечение, доставленное на работу, так вот и сошлись. Дружбы про меж нами нет, и даже попытки наладить через меня связь с хитровцами я тихохонько, но непреклонно отклонил.

Жалею иногда, не без етого! Вот скажи я щас про коллекцию Воронинскую, так не меньше червонца за такую информацию перепало бы, потому как горячая, а для понимающево человека ещё и выгодная. Ан нет! Не умом даже, а нутром понимаю, што не стоит в ети игры играть.

К полудню начался наплыв покупателей, и я покидаю аптеку, раскланявшись с хозяином и позвякивая в кармане выигранным серебром.

Скучно! Гулял так, гулял, да и остановился, сам не знаю чево. Стою на тротуаре, да смотрю на холодного сапожника, что со своим имуществом у лавок пристроился. Кучку обуви в ремонт набрал, да и чинит себе тихохонько. Рядышком стоит господин потёртый – ногу поджал, о тросточку опёрся, да и ждёт, когда подмётку оторвавшуюся приколотят.

Стоял так, смотрел, да и понял – хочу! Не сапожником быть, а вообще – руки по труду соскучились. Вот так соскучились, што прям ой! Потому как учёба, оно конечно здорово, но не день-деньской же, право слово! Насмотрелся я на шибко умственных, вроде