Осада Будапешта. Сто дней Второй мировой войны - Унгвари Кристиан

10 февраля

Без четверти десять. Один из солдат выглянул из окна гостиной (любопытство кошку убило), и тут же — бац! Он получил пулю в голову. Когда я попытался проползти через гостиную к тому окну (я вовсе не пытался воображать, чтобы показать себя), то случайно рукой попал в кровавое месиво из его мозгов, которые растеклись по полу. За обедом я вспомнил, что не помыл рук, но спокойно приступил к еде. Мытье рук — лишняя роскошь…

Стрельба доносится с лестницы в бомбоубежище. Такой я и представлял себе войну. Но теперь я сыт ею по горло.

Интенсивный минометный огонь. В квартире уборщицы лежат уже четыре трупа. В убежище иногда совсем ничего не видно из-за извести, которая в виде пыли висит в воздухе. Лампы качаются туда-сюда. Их свет отбрасывает тени на штукатурке. Мертвое молчание. Потом снова начинает слышаться стрекот пулеметов и грохот разрывов мин. Сегодня мы даже не зажигали огня, потому что дымоход забился так, что мы не смогли бы выжить в этом дыму.

Церковь Кристины заняли советские солдаты, дом номер 50 тоже у них в руках. Я выглянул на улицу через последнее уцелевшее окно. Отсюда невооруженным взглядом виден труп одного из русских.

11 февраля

Русские вышли к дому Прейзингеров, третьему от нас по улице… В нашем доме все еще находятся немцы. Повсюду трупы лошадей. Запах крови и трупов смешивается с дымом. Холодно. В комнатах грязь по колено… Немцы, похоже, мерзнут. Нам удалось приручить их. Они даже заявили мне дружеским тоном, что пристрелят меня, если я не вернусь в подвал, поскольку гражданским нечего делать на передовой. Я в ответ заверил их, что фронт здесь долго не продержится, и они успокоились. Похоже, горит здание вокзала.

В тот же день

Наконец немцы ушли из нашего дома.

12 февраля

Без четверти три ночи у нас появились двое первых русских. Они держатся нагло. У обоих пулеметы. Русские в веселом настроении… Я иду вверх в квартиру. Любой бы взвыл, если бы у него в доме лежало восемь трупов лошадей. Стены забрызганы кровью, они окрасились красным в человеческий рост. Везде мусор и обломки. Одна из комнат на чердаке обвалилась. Все двери, шкафы, мебель и окна разбиты. Не осталось ни одной целой вещи. Штукатурка сбита почти повсюду. Перед домом замерли брошенные немцами автомашины… Не хватает стены от окна в спальне до окна в комнате Катики. Еще один шаг по мертвой лошади. Трупы мягкие и упругие. Если по ним попрыгать, то возле пулевых отверстий появляются маленькие пузырьки, откуда с шипением выходит воздух.

13 февраля

На улице русский отдал мне оплетенную бутыль и хотел забрать меня с собой. Но тут появился уборщик из соседнего дома, я отдал бутыль ему, и русский повел его за собой. Хотел бы я знать, куда они пошли.

Сегодня девочки отправились к дяде Золтану. В их дом попало восемь бомб. Они жили на вилле Терффи. Русские ограбили дом подчистую. Пока они мародерничали, девочек заперли в туалете. Русские забрали 35 тысяч пенгё, часы, еду, одежду — одним словом, все.

14 февраля

Сегодня утром приходили четверо русских, которые грабили нас дважды. Они взламывали все закрытые замки. Унесли целую кучу вещей. Трупы лошадей доставляют нам много беспокойства. В тепле они начинают вонять.

15 февраля

Многие говорят, что время свободных грабежей закончилось. Если вам удастся найти офицера, он заставит солдат-грабителей вернуть то, что они забрали.

Видел еврея в советской форме. Он выглядит в ней очень живописно.

Во многих районах насилуют женщин. Женщины пытаются спрятаться где только можно».

На холме Рокуш-Хедь почти все дома были разрушены. Улица Бёсёрмени, Южный вокзал, площадь Селля Кальмана, бульвар Маргит — все это превратилось в руины. Здание на авеню Олас, где гестапо хранило конфискованные у евреев серебро и золото, китайские вазы, ковры и гобелены, взорвано, и все ценное имущество погибло. Улицы в районе Замка едва можно было найти, жители зачастую предпочитали передвигаться по крышам разрушенных до основания домов. Шандор Марай так описывает апокалиптическую картину:

«То, что я увидел в районе Обуда, с первого взгляда показалось мне ужасным. Но уже после первой пройденной сотни метров картина представлялась все более гротескной и невероятной. Ум отказывался в это верить. Казалось, мой путь лежал не через городские районы, а через место раскопок. О существовании некоторых улиц приходилось просто догадываться: вот угловой дом, где находилось кафе «Флориан», а вот улица, где я когда-то жил. Ни одного целого здания. Только груда развалин на углу улицы Статистики и бульвара Маргит, там, где все несколько дней назад высился пятиэтажный многоквартирный дом и кафе… А вот стена от дома, где проживали мои друзья. Развалины еще одной улицы, на площади Селля Кальмана — остовы трамваев, картина полного опустошения на Кровавом Лугу, в квартале Кристинаварош, в районе горы Нап-Хедь и Замка».

Очень сильно пострадал и городской зоопарк. Из 2500 животных выжило всего четырнадцать. В последнюю неделю осады, когда под пулями погибли три смотрителя, пришлось отказаться от попыток накормить зверей. Многих животных сами жители пустили на мясо. Стеклянные стены пальмового сада обрушились под воздействием взрывной волны, крокодилы в бассейне за ними умерли после прямого попадания снаряда в систему отопления. А бегемотам, которые лежали в теплой воде уцелевшего артезианского источника, удалось выжить за счет запасов собственного жира. Несколько крупных плотоядных сбежали из разрушенных клеток, после чего сожрали друг друга или были пристрелены солдатами на соседних аллеях. Нескольким райским птицам удалось улететь и выжить, питаясь отбросами из мусорных баков. Один из львов несколько недель прятался в туннелях метро, где питался бездомными лошадьми, пока не был пойман специальной командой, которую отправил на его поиски советский комендант города генерал-лейтенант Иван Терентьевич Замерцев. Два шотландских пони пропали еще в январе, но сами вернулись в свою конюшню в марте, благополучно пережив два месяца скитаний в голодном городе. По одним источникам, их подобрал извозчик, который сам же вернул лошадей после окончания осады, опасаясь наказания.

Все скульптуры на столичных площадях были обезображены шрапнелью и пулями, многие погибли. Некоторые впоследствии были уничтожены активистами коммунистической партии после того, как город пал. Другие, в том числе бронзовые львы перед зданием парламента, были увезены из города советскими мародерами. Металл конной статуи революционера 1848–1849 гг. Артура Гергея (1818–1916; 13 августа 1849 г. капитулировал перед русскими войсками у Вильгоша. Помилован по ходатайству Николая I. — Ред.) был использован для отливки статуи Сталина. Через полвека статуя снова была воссоздана и поставлена на плиту-основание бывшего памятника Ленину на площади Фелвонулаш (площадь демонстрации. — Ред.).

Как последний трагикомический эпизод той осады, 1 марта 1945 г. парламент страны одобрил инициативу Ф. Салаши присвоить Будапешту звание «города героического сопротивления» по аналогии с советским титулом «города-героя», которого были удостоены Ленинград, Сталинград и Москва. После падения Будапешта Карой Берегфи, как командующий венгерской армией (Гонведа), приготовил речь, в которой намеревался по радио отдать должное защитникам столицы. Радиообращение было даже записано на пленку отделом безопасности и пропаганды Верховного командования. Группа солдат, направленных на радиостанцию, чтобы передать туда речь, остановилась по пути в баре, где один из них, несомненно находясь в состоянии подпития, сел на катушку и сломал ее. Солдат от сурового наказания спас обер-лейтенант из отдела пропаганды, который был известен своим умением имитировать голоса и который, к счастью, оказался поблизости. Он заново воспроизвел речь, и даже сам Берегфи не сумел отличить подделку от оригинала.

ПРЕСЛЕДОВАНИЯ ЕВРЕЕВ

Я бы не советовал вам, господа, жить в одном из тех домов.

Во время осады Будапешта с одобрения или, по крайней мере, при попустительстве правительства совершались преступления против евреев, которых не знали даже другие страны Европы, находившиеся под гнетом нацистского режима. После провала попытки прекращения огня правительством Хорти 15 октября 1944 г. пришедший к власти режим партии «Скрещенные стрелы» немедленно объявил о намерении «окончательно решить еврейский вопрос». К этому времени в городе оставались только те евреи, которые насильственно отбывали трудовую повинность и поэтому не были отправлены в немецкие концлагеря. Депортации евреев были организованы Адольфом Эйхманом, который прибыл в Венгрию сразу же после оккупации ее немецкими войсками 19 марта и созданным специально для этого распоряжением немецкой администрации на следующий же день Советом по делам евреев.