НА АРЕНЕ СТАРОГО ЦИРКА - Дмитрий Альперов

Отец пробовал и в Москве вставлять в антре злободневные темы. Когда в Государственной думе обвалился потолок, отец вечером на представлении задал партнеру загадку: «Кто это: когда не нужно стоял, а когда нужно упал? Не знаете? Так я скажу: потолок в Государственной думе». Загадка вызвала восторг публики.

После этой невинной загадки последовало приглашение отца и Бернардо в охранное отделение к поручику Маркову. 10 сентября отец записывает: «Проклятая черная сотня, из-за нее столько тарарама. Мы ходили в охранное, где нам любезно объявили, что при повторении имени кого-либо из правых партий нас без объяснений в ту же ночь вышлют из Москвы.

Рудольфу градоначальник обещал закрыть цирк без права приезда в столицы. Вечером перед антре местный пристав еще раз прибежал в уборную напомнить Рудольфо, и нам чуть ли не десятый раз одно и то же твердит. Словно официального заявления поручика Маркова было мало».

Работая у Труцци, отец не терял из виду своих товарищей-ар

тистов в других цирках и переписывался с ними. Из письма наездника-жонглера Николая Никитина, ангажированного на зимний

сезон к Чинизелли, мы узнали, что предполагавшееся открытие

цирка Чинизелли 15 сентября не состоялось, так как многие иностранные артисты не приехали в Россию из-за холеры. Открытие состоялось только через двадцать пять дней, и Чинизелли артистам, приехавшим к сроку, ничего не заплатил. Это сделал богач, получивший в сезон до ста тысяч прибыли. Его поступок горячо обсуждался артистами. Из других цирков приходили известия, что многие директора стали говорить: «раз Чинизелли

не платит, то нам-то и сам бог велел».

Приблизительно в это же время приехал артист Александр Момино, попавший к Труцци после работы у Петра Никитина в Казани. Отец под впечатлением его рассказов записал следующее: «Шура Момино рассказывал в уборной при всех отвратительные вещи про игру в карты в цирке вообще и про Петра Никитина. На хлеб ни копейки, на карты хоть за месяц вперед».

Если сопоставить то, что я только что писал о Рудольфо Труцци, с тем, что рассказывали и писали о двух других крупнейших русских цирках, то, конечно, все симпатии должны быть на стороне цирка Труцци.

В середине сезона был дебют артистов Филис, выступавших с дрессированными собаками. Собаки подражали акробатам. Хозяин их становился на руки, и собаки становились на передние лапы. Он становился на бутылки, и тотчас же собака становилась на бутылки. Акробат делал кульбит, и собака, копируя его, повторяла все его движения. Под конец оба, и дрессировщик и фокстерьер, делали сальтомортале под шумные рукоплескания.

Балетмейстер Прюзерпи начал репетировать пантомиму «Дуэль после бала». Репетиции шли с часу до четырех или пяти часов вечера. Понтомима дана была в богатой постановке. Но долго она в программе не удержалась, ее сменил балет «Бахус».

Дебют артистки «дамы-стрелка Винчестер» прошел очень успешно. Артистка стреляла необыкновенно метко. Во время своего дебюта, пользуясь отсутствием на арене Рудольфо, она позвала униформиста, положила ему на голову яблоко и, отойдя от него на всю ширину арены, выстрелила из ружья прямо в середину яблока. Когда Труцци узнал об этом, он строжайше запретил униформе принимать участие в таких номерах.

В скором времени пошла пантомима «Пан Твардовский»[37]. Пантомима эта была трудной для артистов. Приходилось раза по четыре переодеваться, а для этого надо было бегать наверх в уборные. Цирк был очень неприспособлен для постановок. С удобством артистов даже в благоустроенных цирках не считались. О них никто никогда не думал.

Приблизительно в это время отец ввел в обычай читку газеты в клоунской уборной. Читка происходила вечером или в антракте или в свободное от работы время. Рудольфо часто стал заходить в уборную клоунов и подолгу засиживался там. По поводу газетных статей и сообщений поднимались горячие споры. Случалось, что спорящие опаздывали на звонки. Рудольфо смотрел на такие провинности сквозь пальцы.

На одной из таких бесед Труцци рассказал артистам, что думает поставить пантомиму «Шерлок Холмс». В это как раз время Москва была наводнена книжками о похождениях Шерлока Холмса. Можно было видеть у киосков даже взрослых людей, которые стояли и ждали нового выпуска похождений сыщика. Рудольфо взял для пантомимы эпизод пребывания Холмса у фальшивомонетчиков и очень удачно его аранжировал. Как оказалось потом, такая пантомима шла уже в цирке Энрико Труцци. Рудольфо ездил смотреть ее, но переработал и сделал все грандиознее.

Роль Шерлока Холмса играл почти без грима Бернардо. Он был на него очень похож: сухой, бритый, нос горбинкой, да и характером он несколько походил на Шерлока Холмса. Пантомима прошла блестяще. Любопытно отметить, что на другой день Рудольфо объявил отцу и Бернардо, что решил пока что не выпускать их в клоунских номерах. Вот запись об этом отца: «Рудольфо из-за Шерлока не ставит наше антре, боится, что появление Бернардо рыжим может испортить у публики впечатление о пантомиме, когда он появится в роли Шерлока Холмса. Ценная предосторожность».

Здесь интересен и самый факт и оценка этого факта отцом.

Пантомима в течение двадцати дней делала битовые сборы.

Сюжет ее был несложен, но авантюрно увлекателен. Мы, подростки, под влиянием этой пантомимы разыгрывали сцены, из «Шерлока Холмса».

Провинциальные директора цирков, прослышав, что пантомима делает битовые сборы, приезжали смотреть ее, чтобы поставить у себя, «Шерлок Холмс» вскоре пошел в Петербурге у Чинизелли. Приехал смотреть его и Аким Никитин.

В разговоре с отцом Никитин рассказал, что на лето берет для поездки по Волге чемпионат борьбы на жалованье, а не на проценты, как делал раньше. В связи с этим небезынтересна запись отца о тех условиях, на какие приглашались борцы: «Аким Никитин рассказывал про состав чемпионата французской борьбы, составленного им на лето для Волги. Поддубный — две тысячи пятьсот рублей в месяц, Збышко-Цыганевич — две тысячи рублей, Заикин — две тысячи рублей».

После пантомимы начались гастроли артиста Гадбина. Он исполнял номер «Смертельный прыжок», действовавший на нервы публике и потому имевший большой успех. Все приготовления и аппаратура создавали нервное напряжение. Выходил Гадбин на арену в черном трико с черепами. На веревке его подтягивали под купол цирка на площадку, на руки он надевал перчатки, похожие на боксерские, на голову — шлем. Из-под купола он прыгал на десятиаршинную изогнутую доску и по ней съезжал вниз. Когда изогнутая доска кончалась, он дальше совершал спуск по наклонной доске. В этом, в сущности состоял весь номер, но он его преподносил очень эффектно.