Русь: от язычества к православной государственности - Алексей Владимирович Лубков

прямо говорилось в булле папы Урбана IV от 4 июня 1264 г., в которой русские и монголы объявлялись врагами христиан. Теперь с ними возможна лишь «священная» война и захват земель, которыми римский престол имеет полное право распоряжаться[492]. Враждебное отношение католиков к Руси негативно сказывалось и на ее торговых связях с западными странами.

Так, в 1268 г. прецептор Ливонского ордена Конрад фон Мандерн обратился к купцам Любека и другим торговцам с рекомендацией разорвать торговые отношения с новгородцами как «врагами веры»[493].

Иначе как предательством нельзя назвать попытки католичества обратить в латинство князей Галицко-Волынской Руси и населения этого огромного княжества. Римская церковь всеми силами стремилась склонить Даниила Галицкого принять католичество, суля за это, как оказалось иллюзорную, поддержку в борьбе с монгольским нашествием. Более того, одновременно за спиной русского князя папские легаты вели переговоры с Ордой, пытаясь договориться с завоевателями как сюзеренами Руси и получить от них признание за папством прав на верховное управление русской церковью[494].

Католическим легатам не удалось сломить верность Даниила Галицкого православию. «Таков ли меч у папы?! Пока его ношу на своем бедре, не имею нужды в другом и кровью покупаю города, следуя примеру своих дедов, возвеличивших Русскую Землю». Так, по легенде, ответил Даниил Галицкий папскому нунцию[495]. Римский папа продемонстрировал крайний цинизм и своекорыстие. Его «борьба» за единство христианского мира была подчинена исключительно задачам поглощения Русской православной церкви католицизмом.

Тяжелым положением Руси и Польши воспользовался Тевтонский орден, присвоив себе большую часть Ятвягии и Пруссии. Тевтоны практически объявили священной борьбу с язычниками – пруссами и русскими «схизматиками» – врагами веры Христовой.

Для защиты северо-западных рубежей Руси от агрессии шведов и Ливонского ордена потребовалось мужество и талант князя Александра Невского, доблесть и отвага новгородцев и псковичей. Причем удары католического Запада наносились в самое трудное для Руси время – 1240 и 1242 годы – в период апогея Батыева разорения. Западные «защитники» христианства не только безучастно смотрели, как Русь истекает кровью, защищая в конечном счете как себя, так и европейскую цивилизацию, но предприняли энергичные попытки не только насадить на Руси католицизм, но поживиться исконными русскими территориями.

Католический Запад предал православную Русь, а затем оклеветал ее, объявив частью варварского, нехристианского мира. Так формировался образ Руси как врага западной цивилизации. Отсюда очевидно, что программные геополитические документы США и НАТО, где Россия провозглашается главным врагом Запада, имеют древнюю традицию, заложенную еще в XIII в. С этим связаны и современные выводы западных идеологов, что Россия целиком принадлежит Азии, что она чужда духовному наследию римского христианства и враждебна Европе. Складывалась простая и примитивная, но живучая схема. Достаточно сказать, что и сегодня историки, особенно украинские, пытаются доказать, что Киевская и «Монгольская» Русь – диаметрально противоположные векторы развития и что киевский период не относится к истории России.

Между тем такой знаток русского богословия, как Г.В. Флоровский, однозначно высказывался, что ордынское иго не прервало преемственности в развитии русской культуры. Мыслитель писал: «В истории русской культуры Татарское иго не было разделом эпох. Не наблюдаем ни рабочего перерыва, ни перелома творческих настроений и стремлений. Культура сдвигается или смещается к северу, это верно. Развиваются новые центры, а старые запустевают. Но это было именно разрастанием уже ранее образовавшихся и сложившихся очагов»[496]. Иными словами, и в период ордынского владычества традиционная, сложившаяся еще в эпоху Киевской Руси, культура не только не умирала и не деградировала, а расширяла зоны своего влияния и воспроизводства, что было главным условием сохранения национальной идентичности и духовным оружием в борьбе с ненавистным игом.

Однако вопреки исторической очевидности целый ряд историков, социологов, философов Европы и США считают, что последствиями монгольского ига стали такие черты русских, как агрессивность, жестокость, социальная инертность, рабская психология. В действительности в темные века ордынского плена ковались совсем иные качества русского народа: верность Отечеству и православию, жертвенность во благо родине, ратное братство и благородство. Ложны и утверждения, что русское государство не смогло избавиться от «родовых пятен» азиатской деспотии, которая ярко проявилась в ХХ в. в сталинском режиме и дает о себе знать в современной России.

Возрождение Руси как суверенного государства шло не по пути наследования каких-либо качеств ордынцев, а в мучительной и многовековой борьбе с ними и феодальной раздробленностью. Решающую роль в преодолении ордынского ига сыграл русский народ. Он победил чужеземцев, как это ни парадоксально звучит, привычным для себя смирением, за которым скрывалась мужественная работа по накоплению сил, сбережению святынь, традиций и самобытности.

Огромную роль в накоплении потенциала для свержения ненавистного ига сыграла Русская православная церковь, которая стала крепкой духовной опорой княжеской власти и широких социальных слоев населения Руси в борьбе с ордынцами. Здесь сосредотачивались традиции русского единства, которые не умирали в темные века монгольского ига, окормлялись верой, что Христос не оставит Русь в беде и с божьей помощью иго будет свергнуто.

В 1300 г. русская митрополия по решению митрополита Максима была перенесена из разоренного Киева в великокняжеский Владимир, который превратился в центр духовной и культурной жизни. Митрополичий двор принес с собой и многовековую традицию взглядов на Русь как цельное национально-политическое образование. Православная вера, по сути, олицетворяла единство древнерусского общества. Поэтому идея обретения Русью независимости сливалась с идеей защиты православия. Причем последняя была едва ли не ведущей в борьбе с ордынским игом. И в последующие века защита Отечества для русских людей была нераздельна с защитой веры отцов и дедов.

Митрополит Максим одним из первых русских иерархов стал носить, согласно официальным документам, титул «митрополит всея Руси», что выражало главную задачу православной церкви – обеспечить как духовное, так и политическое единство страны. Первое должно естественно воплотиться во второе. Владимирская, а позже московская великокняжеская власть обрела главного и надежного союзника в собирании русских земель в единое государство.

В начале XIV в. митрополичий двор во Владимире становится центром консолидации общественно-политических сил борьбы за государственное единство русских земель. Особой политической силой стало боярство – крупные землевладельцы, слой которых сложился в Киевской Руси из элиты княжеской дружины. С боярством князья не только считались, но и нередко подчинялись их интересам.

Боярские и монастырские вотчины превратились в один из главных рычагов управления княжеством, в данном случае Владимирским, организации его военных сил и аккумуляции материальных средств. При этом крупные землевладельцы искали союза с княжеской властью, были заинтересованы в ее укреплении как гаранта общественной стабильности и сохранности собственных владений, привилегий и влияния в обществе, которое усиливалось по мере ослабления значения в ходе ордынского разгрома Руси городских и народных вече.

Постепенно складывался союз великокняжеской власти, Русской православной церкви, боярства, а