Русь: от язычества к православной государственности - Алексей Владимирович Лубков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ключевский писал, что власть хана «давала хотя призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей. <…> Гроза ханского гнева сдерживала забияк; милостью, то есть произволом, хана не раз предупреждалась или останавливалась опустошительная усобица. Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли»[504]. Положительную роль монгольского владычества над Русью Ключевский видел в том, что власть хана положила предел кровавым междоусобицам русских князей, наступила передышка, которая создавала условия для формирования общенациональных сил, противостоящих завоевателям.
Ученик Ключевского академик С.Ф. Платонов (1860–1933) называл ордынское иго «случайностью в нашей истории»[505]. Его влияние, полагал историк, было минимальным и выразилось лишь в окончательном разделении Руси на Юго-Западную и Северо-Восточную части. Влияние ордынцев на политические институты Руси Платонов сводил к изменению порядка престолонаследия, отношений князей между собой. На традиционном укладе жизни населения, которое в первые годы ига не могло перенимать ничего у монголов ввиду враждебного к ним отношения, сближение произошло гораздо позднее, когда иго ослабевало, и многие монгольские сановники стали являться на службу к великим князьям и даже заключать совместные браки, селясь в Касимове, Елатьме, Романове и других городах.
Свое слово о влиянии монгольского владычества на Русь сказал и В.Г. Белинский. «Россия не принадлежала, и не могла, по основным элементам своей жизни, принадлежать Азии, она составляла какое-то уединенное, отдельное явление; татары, по-видимому, должны были сроднить ее с Азией; они и успели механическими внешними узами связать ее с нею на некоторое время, но духовно не могли, потому что Россия держава христианская»[506]. Со временем, утверждал В.Г. Белинский, монгольское влияние на Русь было искоренено, как и то, «что внесли в него татары временно азиатского»[507]. Россия шла своим, только ей предназначенным путем, и это неоспоримая историческая очевидность.
Принципиально иную концепцию влияния ордынцев на Русь разработали евразийцы – идейное и общественно-политическое движение русской эмиграции, оказавшейся на чужбине после революции 1917 г. Евразийцев нельзя отнести ни к славянофилам, ни тем более к западникам. Они занимают особое место в истории общественно-политической и философской мысли России. Евразийцы исключительно негативно относились к Западу, противопоставляли его всему человечеству как крайне агрессивную, разрушительную силу, и в этом они были во многом правы.
Человечество, по мнению евразийцев, олицетворяет не Запад, а Восток – мир традиций и верности изначальным принципам мироустройства: гармонии и сотрудничества. Евразийцы вместо привычных цивилизационных оценок предложили альтернативные. Современный мир как олицетворение Запада в трактовке евразийцев рассматривался в качестве зоны вырождения и упадка, а свойственное Востоку постоянство культурно-религиозной парадигмы как высшее благо для развития человечества[508].
Размышления евразийцев по проблеме «Запад – Восток» завершались выводом, что западноевропейский мир, провозглашенный светочем человечества, обречен на вытеснение его Востоком, а спасительной силой станет Россия, воплощающая собой органичное единство Запада и Востока. Россия – огромный континент – Евразия, впитавшая в себя творческие силы и энергию как Запада, так и Востока[509].
Превращение России в Евразию, считали евразийцы, началось со времен нашествия монголов на Русь, которое ее кардинально преобразило. В определенной степени это было «спасение» от наследства Киевской Руси, которая неизбежно шла к упадку, теряла свою государственность, дробилась на мелкие княжества и была обречена на чужеземное завоевание либо турками, либо Западом, либо монголами. Один из идеологов евразийства, П.Н. Савицкий, писал, что «в бытии дотатарской Руси был элемент неустойчивости, склонность к деградации, которая ни к чему иному, как чужеземному игу, привести не могла»[510].
Неотвратимость турецкого или католического завоевания грозила Руси утратой духовной сути, православной души как ее цивилизационной основы. Поэтому, как утверждал П.Н. Савицкий, для Руси было «счастьем», что она досталась монголам. Савицкий писал: «Татары – “нейтральная” культурная среда, принимавшая «всяческих богов» и терпевшая “любые культуры”, пала на Русь, как наказание Божие, но не замутила чистоты национального творчества. <…> Татары не изменили духовного существа России; но в отличительном для них в эту эпоху качестве создателей государства, милитарно организующейся силы, они, несомненно, повлияли на Русь… они дали России свойство организовываться военно, создавать государственно-принудительный центр, достигать устойчивости; они дали ей качество – становиться могущественной “ордой”»[511]. С этими выводами трудно не согласиться.
По мнению Савицкого, «татары очистили и освятили Русь, своим примером привили ей навык могущества, – в этом противоположении явлен двойственный лик России. Россия – наследница Великих Ханов, продолжательница дела Чингиса и Тимура, объединительница Азии; Россия – часть особого “окраинно-приморского” мира, носительница углубленной культурной традиции. В ней сочетаются одновременно историческая “оседлая” и “степная” стихия»[512].
От ордынцев Русь переняла конструкцию административного аппарата, финансовую систему, организацию путей сообщения, почты и т. д. А главное, была усвоена сама идея государственности. Один из идеологов евразийства, князь Н.С. Трубецкой, в 1905 г. писал: «Московское государство возникло благодаря татарскому игу. Русский царь являлся наследником монгольского хана. «Свержение татарского ига» свелось к замене татарского хана православным царем и перенесением ханской ставки в Москву»[513]. Таким образом, насильственного свержения монгольского ига собственно не было, а был мирный, эволюционный процесс перехода власти ордынцев к великому князю московскому.
В подобной трактовке влияния ордынского ига на Русь немало изъянов, на которые указывали историки и мыслители того же русского зарубежья. Взгляды евразийцев на происхождение Московского государства были диаметрально противоположны концепциям русской классической историографии, характеристика которой изложена выше.
Вместе с тем центральный для евразийцев принцип «познай себя и будь самим собой» позволил им выявить, охарактеризовать и написать величественную картину российской цивилизации как уникального феномена общечеловеческой истории, цивилизации, которая призвана объединять, а не разделять, сохранять, оберегать, а не уничтожать народы, как это делала западная цивилизация.
Россия – альтернатива «бессердечному» Западу. Россия, в отличие от Запада, «сердечная земля». Философ А. Дугин пишет, что «Савицкий, опираясь на геополитику, предложил сделать следующий концептуальный шаг – отождествить “человечество”, противостоящее Европе, то, что Генон называл “Востоком”, с Россией, но понятой не как национальное государство, а как континентально-культурная потенция, как идеальная инстанция, достаточно ясная, осознающая свою историческую миссию, с одной стороны, и достаточно открытая и в тоже время концентрированная, чтобы выступать от имени всей “НеЕвропы” – с другой»[514].
У России особая миссия – предложить человечеству новые пути развития. Савицкий писал: «То, к чему должна будет прийти духовная культура всего человечества, есть основная данность, основное существо
