SoSущее - Альберт Егазаров

едва не обделались. Несмертного усекать геморройно однако. Они его рубят, а он кричит. Голову с плеч — а она матюгается. Так и крыла балда его палачей, воевод и бояр, пока с лобного места до реки катилась. В Москву-реку упала и по дну до самой Нижней Волги и доканала[186]. Ну а дальше — история тебе известная: жизнь-несмерть в ожидании, просьбы да стенания. А сегодня и до тебя добрался ушкуйник злосчастный.

— Жаль Степку, мается, — изобразив на лице горестную гримасу, сказал Деримович, — мысли крамольные, они ведь в голове все время чешутся, а инструменту нету для их утоления. А вы, что ж вы, братья-адельфы? Степка, можно сказать, из шелухи Братство вытащил, а вы ему даже имитатора какого-нибудь не приделали для супружества.

— Со Степкой потом разберемся, — вспомнив, о теоретическом минимуме, резко оборвал Деримовича Платон, — а теперь… идем к Херу!

Ромка ухватился за спинку железной кровати, да так, что не оторвать.

— Не пойду, Платон Азарович, не пойду ни к какому Херу, — сверкая глазами, твердо выговорил он. — Пальцы лизать, в луже тонуть с мертвяками, с головой разговаривать, а теперь еще на Хер добровольно идти?.. Увольте!

— Увольте! — передразнил ученика Онилин, покрыв ладонью побелевший кулак Деримовича. — У кого манер дешевых набрался, недососок?

— С манерами или без, а не пойду я на Хер, и все тут, — взъерепенился Ромка.

— Да ногами-то ходить и не надо, — рассмеялся Платон и хлопнул ученика по спине. — К Херу мыслию приближаются.

Ромка от удара ойкнул и, кажется, успокоился.

— Мыслию давайте, куда угодно приближусь, хоть к Херу, хоть к этому, самому Сатане, — поспешно согласился он.

— Ну, это ты такой храбрый, потому как не ходил еще ни к кому мысленно. И к тебе не приходили дундуки разные.

— Мыслию не ногами, за палец никто не укусит, — убирая руку со спинки, бойко тараторил Роман.

— Ну и чудненько. Значит, быстро сказы пройдем, — заключил Онилин, усаживаясь за потертый фанерный стол на толстых ножках.

Ромка взял табурет с раритетной дыркой под руку, пододвинул его к столу и сел рядом с мистагогом. Заглянув через плечо наставника, он увидел странные каракули, выходящие из-под пера церемониарха.

Первая закорючка оказалась обыкновенным знаком доллара $. Вторая была похожа на слово SOS, только с зеркально отраженной конечной буквой S. Также не совсем обычно смотрелись и шейки крайних букв: они были утолщены и раздвоены на конце, отчего вся композиция выглядела, как стоящее промеж двух змей яйцо.

Пока Ромка рассматривал первые два знака, Платон нарисовал третий. По сути, это была копия второго, только в зеркальном отражении здесь была написана первая S. Получался тот же овал в змеях, но при этом вставшие на хвосты кобры смотрели в противоположные стороны, как будто находясь на страже чего-то дорогого и важного.

— Прикольненько, — провел ладонями по столу Деримович, — это и есть эмблема Братства?

— Я бы сказал, символ, — поправил ученика Платон, — точнее, два символа. Для той и этой стороны «⨀».

— Ну чё, нормально, — одобрил эмблему неофит, — по эту сторону — сосать-наслаждаться, по ту — всем отсосать!

— Мыслишь верно, но плоско, — усмехнулся Онилин, не уставая дивиться и даже завидовать сосабельным инстинктам подопечного.

Тем временем из-под его руки выходили все новые и новые символы. Среди них был и знакомый Ромке с детства крючок — § — параграфа, восьмерка простая и положенная набок, означавшая бесконечность, были и менее знакомые знаки, та же вписанная в круг буква S отдаленно напоминала лого «Пепси», а заключенная в кольцо свастика, состоящая уже из четырех S, была похожа на обыкновенную пуговицу. Потом рука мистагога начала выводить двух свившихся вокруг центрального шеста змей, образующих три кольца, и Ромка заметил, что дизайн знака опять сводится к прямой и букве S.

Пририсовав к верхушке шеста крылатый диск, Платон поднял глаза на ученика и спросил:

— Это что?

— Знак, — невозмутимо ответил Деримович.

Онилин повернулся и через плечо взглянул на часы. Восполнять пробелы в полученных, а скорее в неполученных кандидатом на чурфаке знаниях было абсолютно некогда. Им бы генеральное предание пройти, да в стихиях освоиться.

— Это Кадуцей, или жезл Гермеса. А вот это, — и Платон ткнул ручкой в разделенный S круг, — «инь-ян», а по-нашему «слово в силе» и «сила в слове». Та же самая дуада при выходе за пределы плоскости дает восходящую спираль, как на Кадуцее или в ДНК. И все это явные и сокрытые знаки братьев в молоке, Союза СоСущих. Запомнить легко, СС, два змея, два серпа и между ними правда «⨀». Выходит SOS, Society of Sucklers, Союз СоСущих.

— Ну, опять дребедень пошла, — заскучал Деримович. — Давайте уже от саклей к Херу перейдем.

— А мы уже в нем, — произнес Платон, показывая ручкой на перечеркивающую S палку в знаке доллара. Вот он, Хер запредельный, вокруг которого все и вращается… И в пустоте бесконечной Плеромы силы полярные держат его, Гуны цветные, нади кривые. Хер — Осириса остов, кость воздвижения, плоть умножения, скипетр почтения, жезл излечения, будь же готов[187]!

Вместо «всегда готов!» Ромка заскулил. Не фигурально. Вслух. И даже громко.

Платон бесцеремонно треснул его по затылку и продолжил свой сказ о потерянном Хере.

* * *

На реку ложился сизый туман, его клубы, как будто увлекаемые течением, уносились вниз. Где-то чирикнула прозевавшая закат птица, прогудел гудок далекого парохода. Происходящее на берегу казалось Гусвинскому сном, из которого он никак не мог проснуться. Вот бывшие братья — с факелами, вот мастера отпущения — в уродливых колпаках, а вот и совсем непристойный козел в финале своей козлиной и его счастливой — жизни.

Словно бы почувствовав приближение чего-то ужасного, козел резко дернул вбок, да так, что повалил своих мучителей, неосмотрительно ослабивших узы. Да, этот черный гигант смог бы наделать немало бед, если бы в последнюю секунду ассистентам не удалось схватить ускользающие веревки… Побег провалился, и теперь козлиная песнь спета.

Странно, но в этот ночной час больше всего на свете Гусвинскому хотелось выпутаться из объятий затянувшегося сна, оторваться от холодного песка и войти в гущу жарко пылающих огней в руках братьев. Какими простыми и желанными могут быть удовольствия: согреться, отпить глоток горячего чаю… — размышлял медиарх, глядя на то, как уже восемь человек пытались поставить козла на дыбы. Но то ли козел был чересчур велик, то ли просто у помощников не хватало сил, только животное никак не принимало исходную позицию для распятия на невидимом кресте. В итоге ритуал грозил обернуться фарсом, и поэтому мастер-экзорцист дал указание ставить козла не строго вертикально, а под небольшим наклоном.