Философские обрывы - Иустин Челийский

перерождать себя евангельскими добродетелями, чтобы перестать пахнуть глиной? Из мрачной пещеры своего тела смотрю на Тебя, Господи, всматриваюсь и не вижу. А знаю, предчувствую и знаю, что Ты единственный архитектор, который может выстроить вечный дом моей душе. А строители – молитва, пост, любовь, смирение, кротость, терпение, надежда, сострадание… Тогда все человеческое находится в движении, в возбуждении, в приятном трепете, в созидательном страхе. Как на солнце и в солнце: все пребывает во вздымающемся хаосе и буре – непрестанные извержения, огненные фонтаны, раскаленные вьюги, километровые протуберанцы. И такое бушующее солнце льет на наш земной мир тихий, и мирный, и животворный свет, который как бы и не знает ни о каких ураганах и бурях. Подобно этому и Христовы люди, в особенности святые: они переплавляют себя в раскаленном молитвенном восхищении любви и веры и из бурных переживаний своих, которыми связуют землю с небом, выпрядают тихие и спокойные лучи, чей благой свет и нежная теплота смиряют бурные людские сердца и укрощают дикие людские души… Человече, небо – это крыша земли. Смотри, сколько дано тебе, чтобы ты рос в высоту! Но столько же – чтобы спускался в глубину. Чтобы не была высота вершины несоизмерима с глубиной корня. Потому что в этом случае человек сокрушается, рушится, падает – и пропадает.

* * *

Время – самый свирепый тиран, когда оно борется с вечностью. А борется оно через человека. Если бы между ними наступил мир или перемирие, человеку было бы легче. Как бы ни был он влюблен в ураганы и бури, человек все же хочет хотя бы на короткое время бросить якорь в некоем тихом пристанище, где время не борется с вечностью. Тогда мысли молитвенной вереницей стремительно тонут в бескрайней синей глубине. И всю душу заливает желание: все свои мысли навсегда превратить в вековечные молитвы. Ибо мысли, не изливающиеся в молитву, – сеятели бури, призыватели урагана, творцы бунта. Так же и чувства, если они не выливаются в молитву.

Мысль, которая не хочет преобразиться в молитву, завершиться молитвой, – проклятие для человека. Разыгравшись, она не может смириться, утвердиться на крепком камне, чтобы обессмертить себя божественной вечностью. Кошмарно невыносимо иметь мысли, которые перед мистерией мира не претворяются в молитвенное возбуждение и восхищение. Нет ничего более чарующего, чем мысль, которая перед лицом Божиих миров незаметно изливается в молитву. При таких мыслях у человека замирает ощущение времени. Потому что нет бремени более тяжкого, чем время. Тот, кто бессмертным и вечным победил время, не сбросил ли самое тяжкое бремя со своей души? Чудесно занимательная игра, эта игра в этом мире: вниз по бурному водопаду времени Бог обрушивает бесчисленные созвездия и миры, бесчисленные тела и души, бесчисленные существа и предметы, и все это ломается, бурлит и мчится к какому-то дну, которое – существует ли вообще? А все же время где-то там вливается в безбрежный океан вечности.

Во всем земном есть нечто небесное; во всем естественном есть нечто сверхъестественное. В пшеничном зерне есть осколок неба, потому что оно, прежде чем созреть, много приняло в себя небесного света, теплоты и синевы. Нечто звездное есть во всем растительном, во всем животном, во всем минеральном и тем более во всем человеческом. Все в этом земном мире судьбоносно связано с этим небесным миром. Неоспорима истина: земля держится небом и существует небом; земля и все то, что на ней. Одна и та же сила поддерживает существование и небесного и земного мира, и естественного и сверхъестественного, и видимого и невидимого. Переход естественного в сверхъестественное и сверхъестественного в естественное весьма таинственен и загадочен и не подлежит контролю человеческого исследовательского духа. Через невидимые праэлектроны и фотоны совершается загадочное переливание сверхъестественного в естественное, невидимого в видимое. А через таинственные фотоны души совершается переливание световых логосных сил Бога Слова в человеческое существо. Так, действительно, не существует четких границ между естественным и сверхъестественным. Во всем земном много небесного.

Очевиднее всего это в личности Богочеловека Христа. В Нем дан самый полный и самый совершенный синтез сверхъестественного и естественного, небесного и земного, Божиего и человеческого. В Нем показан совершенный образец и дана безмерная сила воплощения Божиего в человеческом, сверхъестественного в естественном, небесного в земном. Действительно, в Нем олицетворен принцип и дана сила для осуществления этого принципа: принцип и сила воплощения себя в другом. Божественный принцип и богочеловеческая сила. Только эта сила и этот принцип выводит человека в божественные беспредельности и божественные совершенства. Без Богочеловека человек есть существо, заключенное в этом мире; ему никак не выйти из гоминистического самозаключения, никак не перешагнуть границ солипсизма; он постоянный узник неотверзаемой темницы «непогрешимого» гуманизма. А внутри, в нем – все только тени, все только привидения; а в центре всех центров – «мир как представление»[222], а это означает мир как тень, как привидение.

Человеку дан только один выход из солипсического самозаключения: Богочеловек Христос. Это совершается силой богочеловеческой любви. Любовью человек преодолевает границы своего эгоизма и переносит себя в любимого, воплощает себя в другом. Так совершается истинное объединение человека с человеком, человека с людьми, человека со всеми существами и тварями. Молитвой любовь переносит душу человеческую в Бога, милосердием переносит ее в ближнего, братолюбием – в брата, человеколюбием – в человека, состраданием – во все существа и во всю тварь. Христова сила боговоплощения есть неисчерпаемый источник человеческого обогочеловечения: человек любовью переносит себя в других людей, воплощается в них. И таким образом достигает истинного познания и Бога, и людей, и твари: субъект познания любовью вживается в объект познания, воплощается в него, соединяется с ним. Это – богочеловеческий реализм. В противовес ему выступают все остальные гносеологические направления гоминистического духа. Они держат человека в солипсическом аду «чистого» гоминизма. Здесь человек жарит себя на собственной жаровне и душит себя своими собственными руками.

Богочеловеческий принцип воплощения себя в другом основан на принципе самопожертвования. В самом деле, это основной принцип любой жизни и любого бытия. На этом стоит вселенная: свет ее жертвует собой ради всех существ, служа им, воплощаясь в них. Это делает и теплота; это делает и воздух; это делают и растения; это делают и минералы; это делает и мать для детей; это делает небо для земли; это делает земля для всех земных существ. Это делают все существа, все твари, все силы, ибо это делает Сам Бог. В этом вся мистерия жизни и существования; в этом мистерия вселенной и всех вселенных, сколько