Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

— Ну тебя! — бросила Цегие и, взяв сына, вышла из комнаты.

Сирак почувствовал усталость. Тело его ослабело. Хотелось отдохнуть, но мысли не давали покоя. Голод прошел. Есть не хотелось. Он прикрыл глаза, и опять появилась Себле, но, как всегда, сразу исчезла.

Он стал думать о книге. Проклятая… Сирак уже жалел о том, что взялся писать ее. Еще недавно она ему не мешала, а теперь стала причинять адские муки. И дома из-за нее скандалы. А тут еще Себле. Он вторгся в чужой дом, в чужую жизнь. К чему это может привести? Сирак боялся своих мыслей, но не мог убежать от них. Ему стало страшно.

«Я не могу писать. Это неоспоримо. От этого никуда не спрятаться. Мне нечего сказать людям. Лучшие писатели уже сказали все, что возможно сказать, — я лишь попусту растрачиваю время. Когда же возникают мысли, я не нахожу нужных слов, чтобы выразить их, они словно насмехаются надо мной…»

— О чем ты думаешь? — неожиданно спросила Цегие.

— Ни о чем.

— Все о книге?

— Как ты догадалась? — удивился Сирак.

— О чем еще ты можешь думать? — ответила она, стараясь не выказать досады.

Он не успел заметить, что она бросила в огонь листы бумаги, исписанные красными и черными чернилами.

— Лучше бы подумал о чем-нибудь полезном.

— Искусство нельзя измерить прямой пользой, — с раздражением сказал Сирак.

— Да, искусство измеряется только долгами, — ядовито парировала она.

Сирак вскочил со стула, нервно прошелся по комнате. «Ты не можешь понять, что такое творчество. Ты знаешь только пищу телесную, в духовной же не нуждаешься. Ты не лучше животного. Не твоя, правда, в том вина. Моя. Прежде чем жениться на тебе, я должен был подумать, все взвесить», — хотелось крикнуть ей в глаза. Но он нарочито спокойно, бесцветным голосом проговорил:

— Мы влезли в долги не потому, что моя книга плохая или ее не раскупили…

— А почему же?

Он махнул рукой.

— Знаешь ли, дорогая, я живу и пишу в стране, где все еще царит неграмотность. Даже грамотные и те книг не читают. Сытно поесть, выпить ареки, если завелись деньги. Вот это да! Но чтобы потратить несколько сантимов на книгу — увольте!

— Какая польза в том, читают люди или не читают? — спросила Цегие, продолжая бросать бумаги в огонь.

— Нет болезни более опасной, чем нищета духа! — сердито возразил Сирак.

— Что-то не видели мы до сих пор, чтобы кто-нибудь умер от того, что не читал книг!

— Что верно, то верно — потому что эти люди вовсе и не живут на свете!

Вубанчи явилась с ощипанной курицей, чтобы опалить ее на огне.

— Да с такими долгами и мы не живем. Висят они грузом на мне и сыне. Как говорят, не было нужды, так решил одолжить мешок тефа. — Цегие зажгла бумаги, которые держала в руке. Потом взяла курицу из рук Вубанчи, стала палить ее и что-то пришептывать, как колдунья.

— Я ведь не собирался влезать в долги. Меня подвели книготорговцы, которые присвоили мои деньги. Уверяю тебя, скоро я расплачусь со всеми долгами, — умоляющим тоном сказал Сирак.

— Ладно, пусть будет так, — ответила жена. — Что говорить о воде, которая уже пролита. Для прошедшей зимы дом не строят. Что было, то прошло. Меня удивляет другое — говоришь о неграмотной стране, где нет читателей, а сам продолжаешь писать еще одну книгу. По-моему, ты болен, и болен тяжко. Будь ты в здравом уме, разве стал бы ты снова затевать такое дело?

Она отдала опаленную курицу Вубанчи. Та вышла, уведя с собой Иоханнеса. Цегие сожгла все бумаги, закрыла жаровню и отставила ее в сторону. Сирак не мог понять, что она делала.

— Я не верю ни в подписи, ни в обещания, а верю лишь в человеческие отношения, — сказал он.

— Да, а в награду за это ты получаешь долги! — сказала она и придвинула мэсоб[56].

— Но это не лишает меня веры в людей.

— Да, людям верить можно, но только после их смерти. А твоя вера — это болезнь, ничего другого в ней нет. И терпеть все это я больше не намерена, — сказала она, приоткрыв мэсоб и вынимая миску с воттом. — У меня есть права! Господи, что же за напасть такая! — ворчала Цегие.

— А в моей жизни все напасти от тебя!

— Вот те раз! — возмутилась Цегие.

Он вспомнил, как она только что жгла какие-то бумаги, ходила кругами вокруг жаровни и колдовала.

— Тяжело мне с тобой, неприятно.

Она не ответила, но подумала про себя: «Злой дух сидит в нем».

— Слушай, дорогая, чтобы заставить меня бросить писать, твое колдовство совсем не нужно. Хочешь, я сам скажу тебе, что надо делать? Это так просто. Каждый день в течение месяца готовь куриный вотт, причем курицу режь сама. В вотт добавляй немного сметаны, можно и мяса. Не помешает этому блюду и холодное пиво. В этом и весь секрет. Желание писать пропадет само собой. Недаром говорят, когда желудок полон, голова пуста. Видишь, как все просто. Напрасно ты тратишь деньги на знахарей.

— Каких еще знахарей?

— Разных! Даже колдунами не брезгуешь. Тебе бы только идолам поклоняться. Тоже мне христианка!

— Несешь всякий вздор! — Цегие смутилась и выбежала из комнаты.

Сирак покачал головой. Предрассудки, суеверия… Да, без культурной революции тут не обойтись!

ГЛАВА 7

В июле, как всегда, пора гроз. Утром обычно небо хмурилось, исходило ливнями, а к вечеру дождь затихал. Небо становилось ясным, и тысячи звезд сверкали в иссиня-черном небе. Низко над горизонтом поднималась полная луна. Звезды весело перемигивались с ней, а она выглядывала из-за эвкалиптов, похожая на нарядную невесту, торжественно выходящую из свадебного дома.

К вечеру становилось прохладно. По земле стелился сладкий дым эвкалиптовых дров, на которых готовили ужин. Аппетитный запах вотта манил в дом. Тихий ветерок разносил тонкий аромат кофе и ладана.

В Квартале Преданий жизнь постепенно затихала. Разбредались по домам торговцы с базара, где днем шла шумная торговля. Лишь несколько старух все еще предлагают остатки инджера, да ребятишки бойко торгуют коло. В поисках пищи бродят бездомные собаки, обнюхивая каждый уголок.

Возвращаются домой рабочие. У многих в руках соломенные корзинки, в которых они приносят из дома обед. Некоторые останавливаются, чтобы купить инджера. Из домов торопливо выходят служанки и слуги, пожилые люди — они торопятся в школу. Из штаба кебеле доносятся возгласы, нарушающие тишину: «Неграмотность будет ликвидирована! Она — наш злейший враг. На могиле невежества мы построим здание научного социализма! Мы