Я спереди! - Мари Секстон

Он вздохнул, признавая свое поражение, и опустился на потертый стул у двери. Он посмотрел на меня с раскаянием в глазах и покрасневшими щеками.

— Честно говоря, я никогда не думал, что все так обернется, Дом. Я думал, ты просто расслабляешься. Я и не думал, что это будет так трудно.

— Это делает нас двоих единомышленниками.

— Я не понимаю. Я имею в виду, насколько хорошо ты вообще знаешь этого парня? Он учитель английского у Наоми, верно?

— Он нечто большее, — сказал я. Я потер пятно на столе, размышляя. — Помнишь, пятнадцать лет назад ты слышал, как я разговаривал с Еленой через вентиляционное отверстие?

Его глаза расширились.

— Это был он?

— Да. Тогда он был всего лишь гостил, но переехал сюда несколько месяцев назад. Я не знал об этом до того дня, пока не заехал за ним в микроавтобусе.

— Господи Иисусе, — сказал он тихим от благоговения и понимания голосом. — Так вот почему тот полицейский пришел поговорить со мной, да? Он спрашивал о ключах и каком-то парне по имени Франклин. Я понятия не имел, что происходит. Я не уловил связи. Но это из-за тебя, да?

— Да.

— Но… почему тот полицейский спрашивал о его ключах?

Пришло время признаться, и эта мысль больше не вызывала у меня ужаса. Единственное, что я почувствовал, это огромное облегчение. И вот, сидя в семейном гараже, в месте, где мы практически выросли вместе, я рассказал брату все.

Ну, не совсем все. Я не делился интимными подробностями своего романа с Ламаром и глубиной своих чувств к нему. Я не позволил себе снова расплакаться. Но я рассказал Дмитрию достаточно, чтобы он понял вопросы Мэтта и, как я надеялся, мое нежелание отпускать Ламара.

Когда я закончил, он сидел, упершись локтями в колени, уставившись на свои ботинки. Минуту мы сидели в неловком молчании.

— Может быть, мы сможем поговорить с папой, — сказал он, наконец. — Если мы сделаем это вместе, он, скорее всего, прислушается.

Я заколебался, надеясь, что не ослышался.

— Ты сделаешь это для меня?

Он улыбнулся мне.

— Я чертовски уверен, что не позволю ему навязать мне Ленни. — Но он быстро посерьезнел. — Но, Дом, это будет нелегко. Семья будет в шоке. Ты уверен, что это то, чего ты хочешь? Этот парень действительно так много значит для тебя?

Я отвернулся, чтобы посмотреть в окно, но не потому, что мне отчаянно хотелось увидеть бледное осеннее небо, нависшее над пустой парковкой, а потому, что мне нужно было спрятать лицо, когда я отвечал.

— Он значит для меня все.

И, произнеся эти слова, я понял, что они были правдой. Елена была права. Джаред был прав. Как бы мне ни было неприятно это признавать, даже Анджело был прав. Я так долго боролся со своей гомосексуальностью, убеждая себя, что должен это сделать из-за своей семьи и из-за Наоми. Это была не совсем ложь, но в чем я никогда до конца себе не признавался, так это в том, что мне неприятно, когда на меня навешивают ярлык «гея». И в течение многих лет это не имело значения. Рядом со мной не было никого, с кем я мог бы встречаться. Никого, кто по-настоящему соблазнял бы меня. Так зачем же мучиться с каминг-аутом? Но теперь Ламар вернулся, и все изменилось. Я любил его. Или, по крайней мере, я хотел получить шанс выяснить, может ли мое чувство к нему перерасти в любовь. Я был уверен, что может. Но смогу ли я смириться с тем, что это значит?

Я вспомнил, что сказал мне Мэтт, когда мы встретились в первый раз. Этот первый шаг, просто произнести слова вслух людям, которым нужно знать, это самое сложное. Но потом становится легче.

— Я гей, — сказал я, обращаясь не столько к Ди, сколько к самому себе.

Он вздохнул.

— Я знаю. И все будет хорошо, брат. Я обещаю.

Он ушел, а мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Чтобы вытереть предательские слезы с глаз. Я провел пальцами по волосам и уставился на свое отражение в окне.

— Я гей, — повторил я, на этот раз громче.

Не так уж и сложно.

В конце концов, я вышел из офиса, по пути оглядев гараж. Сначала посмотрел на Хулио, который ободряюще улыбнулся мне. На отца, который старался не встречаться со мной взглядом. На Ленни, выглядевшего таким же рассеянным, как и всегда.

Я подумал о Наоми.

Из всех моих оправданий мои опасения за дочь были самыми вескими. Прежде всего, прежде чем я сообщу эту новость своим родителям, прежде чем я скажу Ламару еще хоть слово, я должен был сказать ей правду. И знание того, что она чувствовала по этому поводу, была ли она в ужасе или нет, помогло бы мне понять, как действовать дальше. По крайней мере, тогда я смог бы, наконец, быть честным с самим собой и Ламаром относительно того, где я нахожусь.

Сегодня вечером я поговорю с Наоми.

Это решение укрепило меня. Оно придало мне веры. Я поднял голову и расправил плечи. Я вернулся к работе. Я даже извинился перед Ленни за свою грубость.

Я не мог все исправить за один вечер, но я мог начать.

Я беспокоился, что Наоми не будет дома в этот вечер. Она проводила так много вечеров у Елены, что, возможно, пройдут дни, прежде чем у меня появится шанс поговорить с ней. Я хотел позвонить и попросить ее приехать домой, но так и не смог заставить себя это сделать.

Я хотел все исправить, но, должен признаться, был напуган до смерти.

Мне не о чем было беспокоиться. Елена подвезла ее вскоре после ужина. Наоми вошла внутрь, бросила свой рюкзак на диван и плюхнулась на него с раздраженным вздохом.

— Ну вот, я здесь.

Ее тон подразумевал, что ее вызвали против ее воли.

— У тебя есть другое место, где ты хотела бы быть?

— Нет. — Односложный ответ, произнесенный с таким бесцеремонным сарказмом, на который способен только подросток. Она откинула с глаз прядь голубых волос. — Но мама сказала, что тебе нужно поговорить со мной.

— Она сказала?

— Да. И она сказала, что если ты попытаешься отказаться от этого, она советует тебе перестать быть идиотом и просто сделать это.

— Мило.

— Ну что? — Она подняла руки в преувеличенном раздражении. — В чем дело?

У меня внутри все сжалось от такой перспективы, но если я сейчас поверну назад, это только докажет правоту