Венгерские повести - Андраш Беркеши

В практически неограниченную память главного компьютера, Большого Мозга, на каждом корабле задолго до старта вводится программа полета не только «туда», но и «обратно», к Земле. Предварительный контроль заложенных программ осуществляется с помощью моделирования. Моделируется весь путь корабля туда и обратно, только в уплотненном до предела временном режиме, ибо в противном случае проверка потребовала бы столько же времени, как и весь путь. Иными словами, Большой Мозг каждого звездолета в первый раз «проделывал» все путешествие от старта до возвращения еще дома, на Земле. Что касалось статистических вероятностей возможных в полете помех, то их теоретические моделирование и определение были знакомы Гиллу как кибернетику. Но одно дело теория, а другое полет; Гилл не представлял себе, как он будет реагировать в том случае, если возникнет реальная опасность для «Галатеи».

Основная трудность, как он считал, все же была преодолена. По первоначальной программе «Галатея» должна была вернуться на Землю через тридцать-сорок лет после старта. Теперь же прошло более ста пятидесяти, и звездная карта того участка вселенной, который предстояло преодолеть кораблю до пределов Солнечной системы, несколько изменилась. Хотя и незначительно, но звезды-ориентиры сдвинулись со своих мест, а нагромождение этих едва приметных изменений может дезориентировать Большой Мозг. Все это выглядело куда страшнее, чем умопомрачительные страсти из фантастических романов — в виде метеоритов, облаков космической пыли и загадочных погасших звезд, о которых он читал в детстве. Нет, космос был фантастически пуст, по крайней мере, та часть Галактики, которую преодолевала «Галатея». На пути к планете, столь схожей с Землей, не произошло ничего неожиданного. Но для того чтобы победить замкнутость, регулировать ход собственных мыслей, держать в полном порядке нервную систему в условиях долгих лет монотонной, до сумасшествия однообразной работы, требовалось мужество и огромная воля. Интересно, когда командиром «Галатеи» еще был Норман, этого однообразия он не чувствовал. Железный режим и дисциплина, царившие на корабле, раздражали настолько, что служили как бы клапаном для выхода чувства протеста, выражаясь в мелких нарушениях порядка, разговорах во время вахты или даже нестандартном убранстве собственной каюты. Уставная инструкция не запрещала подобных мелочей, но Норман относился к ним крайне нетерпимо. Теперь он понимал Нормана! Тот, на ком лежит вся полнота ответственности, даже в этих мелочах видит личные против себя выпады.

Неизвестно почему, но Мат надеялся, что в пути все наладится. Действительно, весь год, отделявший их от первой минуты после «преобразования» до старта, он от всех требовал почти нечеловеческих усилий для подготовки полета. А чего стоили «воздушные ямы» сомнений и жесточайший самоконтроль: не совершил ли он ошибки, непоправимой и роковой, правильное ли решение принял? В первый раз Мат поддался панике после того, как уничтожил двух несчастных, именовавших себя Гиллом и Сидом. Они были виновны без вины, он это понимал. Ведь он и сам по сей день боролся с искушением отождествить себя с Гиллом. Нет, он не имеет на это права. Гилл представлял собой нечто несравненно большее, чем он, Мат, не говоря уже о безвозвратно утерянных сокровищах знаний, которыми обладали Сид, Норман, Максим и Ярви в навигации и инженерной подготовке. Понятно, почему Гилл всячески сопротивлялся и пресекал попытки со стороны Мата к отождествлению его личности с личностью Гилла, несмотря на совершенство репрограммы. Да, это он понял сразу. Иногда, правда, у него мелькала мысль о том, что создавшееся положение случай не типичный, детерминированный особыми качествами репрограммы и мозга-приемника. Почему бы иначе этот полудикий Юму с таким упорством защищал свое тождество с Гиллом? Но Мат никогда не углублялся в этом направлении. Зачем? Нет, не сидевший в нем Гилл запрещал ему это, а он сам чувствовал, что здесь его ожидает тупик. Если даже и так, изменить все равно нельзя. Он Мат, который повинуется Гиллу. Разумеется, при определенных условиях и в известных рамках. Вот тут-то возникает трудность, и даже Гилл не может помочь советом. Там, в институте, они не проводили экспериментов пересадки психики объектам с таким уровнем развития личности, как у Мата. Поэтому им обоим приходится мириться с тем, что многое не поддается контролю; ведь каждую данную минуту попросту невозможно эту двойственность разделить на активного исполнителя и пассивного наблюдателя. Но до тех пор, пока они «вдвоем» обеспечивают выполнение сверхзадачи, это, пожалуй, не так и важно.

Экипаж получился удачным, это главная заслуга Гилла. Просто, как все гениальное. Если бы эта идея пришла Гиллу в голову раньше, он возглавил бы опыты вместо Бенса. Нет, не здесь, в «Галатее», — сюда трусливого Бенса не заманить, — а там, в институте на Земле. Странно, что, годами работая над одной и той же проблемой, пережевывая и анализируя великое множество вариантов, они забыли о такой малости. А может быть, последователи и ученики Бенса за прошедшие с тех пор сто шестьдесят лет все же додумались? «Очень жаль, что Бенса уже нет в живых, — думал Мат-Гилл. — Сели бы мы вот этак друг против друга, и я выложил бы ему все начистоту, а в качестве доказательства продемонстрировал обоих юношей, Грона и особенно Дие и Нуа. Жаль, придется довольствоваться его последователями. Глаза у них вылезут на лоб, это уж точно. Конечно, они не добрались в своих исследованиях до нашего уровня, хотя бы потому, что у них не было под рукой подобного превосходного материала. Где взять на нынешней Земле такие экземпляры? А потом, в своих оранжерейных условиях, разве они попадали в такие переплеты, как я, за какие-нибудь пятьдесят с лишним часов?»

Дие приблизилась неслышно. Мат даже вздрогнул, когда она положила руку на его плечо.

— Я тебя напугала?

— О нет, пустяки.

Мат улыбнулся. При виде своих бывших соплеменников он всякий раз невольно любовался творением своего разума и труда. В особенности этими двумя, Дие и Нуа… Нуа… Но сейчас думать о ней нельзя. С Эви и Опэ хлопот никаких. Все, что им положено, они делают безукоризненно. Но если вы очень любите женщину, остальные тоже становятся вам как-то ближе, если вы к ним даже не прикасаетесь пальцем.

— Чем ты занят?

Мат понимающе кивнул. Вопрос означал, что Дие хочется поговорить.

— Проверяю, как автоматика учитывает коррекции курса.

С таким же успехом он мог сказать, как коррекции учитывают автоматику. Для Дие это пустой звук.

— Ты мог бы объяснить, что это такое?

— Нет.

— Почему?

— Ты все равно не поймешь.

— Но мне хотелось бы.

— Охотно верю.

«Все понятно: это, так сказать, разведка боем. Подождем, пока она перейдет к главному. А пока ей хочется выведать, в каком я