Звезда Любви - Юлия Леонова

Из раздумий его вывел весьма чувствительный хлопок по плечу. Обернувшись, Шеховской удивлённо воззрился на ухмыляющегося Ярынского.

— Да, уж, Павел Николаевич, что ни говори, а все же Вы любимец фортуны, — усмехнулся Григорий. — Хотя что с нее возьмешь, — она ведь тоже женщина, а Вы всегда легко кружили прелестные женские головки.

— Не совсем понимаю, о чем Вы, Григорий Алексеевич, — прищурился Поль.

— Ну, не скромничайте, хоть я и без году неделя в столице, а уже наслышан о Ваших делах, — рассмеялся Ярынский. — Вас арестовывают по обвинению в убийстве одной любовницы, а другая тотчас спешит предоставить Вам алиби. Что и говорить, Вы большой шалун!

— Вряд ли убийство молодой красивой женщины можно назвать шалостью, — отрезал Шеховской. — Более того, я приложу все силы, чтобы найти настоящего убийцу.

— Благородное дело, — вздернул бровь Ярынский, — но не кажется ли Вам, что лучше оставить это тем, кто должен тем по долгу службы государевой заниматься?

Павел фыркнул в ответ, вспомнив, как, вцепившись в него, как в единственного подозреваемого, его увещевали признаться в якобы содеянном, и никто даже не пытался проверить рассказанную им версию. Оба замолчали, но ненадолго. Ярынский вновь нарушил тишину:

— А скажите, Павел Николаевич, неужто девица и впрямь так хороша, что стоило из-за нее отсидеть на гауптвахте двадцать пять суток?

Шеховской глянул прямо в темные глаза Ярынского.

— А Вы с какой целью интересуетесь, Григорий Алексеевич? — недобро усмехнулся он уголком губ.

— Известно с какой. Может, шепнете адресок, когда сия прелестница Вам наскучит? — улыбнулся в ответ Григорий.

— Вот уж не ожидал в Вас склонности к моим бывшим пассиям! А касаемо именно этой — боюсь, Вам долго ждать придется, Григорий Алексеевич! — развернулся Поль и наткнулся на негодующий взгляд Левашова. Кивнув ему головой, Павел вернулся в зал ресторации.

Усевшись за стол, он вынул из кармана брегет. Увидев, что время уж давно перевалило за полночь, он чертыхнулся, вспомнив обещание вернуться до полуночи, данное Жюли, и поспешил проститься с сослуживцами, Жестом подозвав официанта, князь попросил записать сегодняшнюю гулянку на его счет и покинул ресторацию.

Юленька слышала, как открылась входная дверь, потом зазвучали голоса Прохора и ее супруга. Часы в гостиной показывали три часа ночи. Задув свечу на каминной полке, она метнулась в свою спальню и, сбросив капот, забралась на постель, сделав вид, что спит. Раздались тяжелые шаги в коридоре, вот под рукой ее мужа распахнулась дверь в спальню, и Павел замер на пороге.

— Ваше сиятельство, право слово, шли бы Вы спать! Уснула барышня наконец-то, уж как плакала весь вечер, сердце кровью обливалось, — прошептал у него за спиной Прохор.

— Пшел вон, — бросил Поль и прошел в комнату, закрыв дверь перед носом прислуги.

Склонившись над постелью, он осторожно коснулся коротких кудряшек, разметавшихся по подушке. Тяжелый вздох вырвался из груди. Все не так, как должно было быть! Поль присел на краешек постели, всматриваясь в освещаемое призрачным светом луны личико Жюли. Князь не знал, сколько времени просидел так, не отводя от нее взгляда. Не совершил ли он ошибку? Как говорят, за двумя зайцами погонишься… Луна скрылась за набежавшим облаком, погрузив всю комнату во мрак. Поднявшись с кровати, он собирался уйти в свои покои, когда едва различимый звук его остановил. Поль застыл и прислушался, взявшись за ручку двери. Звук повторился. Никаких сомнений — тихое всхлипывание вновь донеслось до его слуха. Стремительно развернувшись, он направился к постели. Нащупав на столе коробок со спичками, Павел зажег тут же стоявшую свечу и вгляделся.

— Жюли, Вы не спите, — с укором произнес он.

— Я не могла уснуть, — села она на постели. — Вы обещали вернуться до полуночи.

— Я помню, что я обещал, — раздраженно ответил Поль. — Но скажите, неужели Вы всерьез полагаете, что отныне я все время стану проводить подле Вас? У меня есть друзья, служба, в конце концов, — вспылил он.

— О да, я понимаю! — иронично улыбнулась Юленька сквозь слезы. — Конечно, друзья куда более важны, чем собственная жена. Да и жена ли? — пожала она плечиком. — Зачем Вы приехали за мной в Кузьминки? Я же вижу, что Вы тяготитесь мною! Вы не можете никому показать меня, для всех я Ваша содержанка. Так стоило ли огород городить? — всхлипнула она, закрывая лицо руками.

Шеховской растеряно запустил пальцы в свои золотистые кудри.

— Я не знаю, — честно ответил он.

Опустив руки, Юля с недоверием уставилась ему в лицо.

— То есть как это не знаете? — потрясенно выдохнула она. — Вы ведь говорили, что любите меня…

— Я люблю Вас, — обняв ее за плечи, прошептал в ответ Павел. — Правда люблю, но…

— Но жалеете о Вашем рыцарском порыве, — горько усмехнулась она. — На надо оправдываться, Павел Николаевич, я поняла. Я все поняла! Жаль, что делая мне предложение, Вы не удосужились мне сообщить обо всем.

— Не правда! — вскинулся Павел. — Я говорил Вам.

— Говорили — говорили о том, что Ваше финансовое положение пошатнулось, что нас ждут нелегкие дни, но ни словом не обмолвились, что будете прятать меня от всего света, что для всех я буду всего лишь votre jouet, le caprice temporaire (ваша игрушка, временная прихоть). Ступайте, сударь. Я желаю остаться одна нынче.

— Жюли, не прогоняйте меня! — попытался он притянуть ее в свои объятья.

— Уходите! — оттолкнула она его. — Уходите. Позже. Не сейчас. Мне больно видеть Вас!

Шеховской вышел из спальни, хлопнув дверью. Боже, еще и суток не прошло, а они уж рассорились, — невесело усмехнулся он. — Что ж дальше будет?

Юленька с головой накрылась одеялом и разрыдалась. Глупо было ожидать от него чего-то еще. Может быть, он и любил ее, но поступил так, как велел ему долг Хотя нет, не любил! Это было для него всего лишь вожделение, утолив которое, он пресытился ей.

Павлу не спалось. Слова, сказанные Жюли, жгли душу невыносимой обидой. Как же так — он ведь ради нее едва ли не всем рискнул, а она еще и попрекает его тем, что он не может каждый божий день подле ее юбок проводить! Шеховской перевернулся на живот с силой ударил кулаком по пуховой подушке, вымещая на ней, ни в чем не повинной, всю злость, что ощущал нынче на свою жену.

Утром он проснулся поздно и с больной головой — сказывалась вчерашняя невоздержанность в употреблении шампанского. Умывшись холодной водой, Павел с помощью Прохора молча оделся, накинул мягкий шлафрок и прошел в столовую. Жюли была уже за столом и на его хмурое "доброе утро" даже не подняла глаз от тарелки. Супруги завтракали в полном молчании, и ни один из них не желал пойти на уступки и первым сделать шаг к примирению, полагая, что именно противоположная сторона и виновна в произошедшей размолвке.