Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров

найти ни одного документа, в котором «scalidum» столь же явно связывалось бы с экономическим освоением земель, порождавшим владельческие права на них. Более того, незаселенность могла быть результатом целенаправленных военных действий по «выдавливанию» противника из района будущей колонизации[883].

Какими еще выражениями мог обозначаться подобный акт установления владельческих прав, помимо «aprehenderé (prendere) de scalido»? Очевидно, что в качестве синонима в аналогичных случаях использовался глагол «scalidare» (squalidare, excalidare, escalidare), производный от «scalidum». Я разделяю точку зрения А. Флориано на значение глагола «scalidare» как на «противоположное тому, чем было "scalido"», но вкладываю в эту общую формулировку совсем иное содержание: если «scalidum» было землей, лишенной владельца, то «scalidare» должно было стать актом установления владельческих прав[884]. Как единый процесс, это явление было связано (но не смешивалось) с фиксацией знаков собственности на границах владения для закрепления свершившегося факта.

Последовательность двух взаимосвязанных действий четко прослеживается во многих документах. Но особого внимания заслуживает грамота, датированная 955 г., из архива кастильского монастыря Св. Петра в Карденье. В ее тексте мы видим интересный понятийный ряд, обозначающий комплекс однородных действий: «…prehendere vel scadare aut scalidare…» Первый из этих терминов означает проведение собственно пресуры-захвата (prehendere), третье подразумевает занятие «scalidum», т. е. участков, не имевших владельца, что подтверждается определениями «in locum heremum» и «sicut antiqua gens derelinquerunt». Второй же с трудом поддается интерпретации, поскольку имеет корень нелатинского происхождения. «Scadare» может быть объяснено лишь как производное от готского «scadan» (skaidan) — «разделение», «отделение»[885], т. е. как действие по выделению вновь приобретенного владения, что в реальности могло означать лишь установление пограничных знаков. Подобное использование термина готского происхождения уникально. Но оно вполне сочетается с выводами о значимости варварских истоков правовой концепции наследственного владения.

Данные документов подтверждают и мнение о том, что хозяйственное обустройство было следствием акта апроприации, а не предшествовало ей. К их числу относится и приведенный фрагмент из кастильской грамоты, на который ссылался А. Флориано. Я полагаю, что он подразумевает не единый процесс, а ряд последовательных действий: (1) «terras de iscalta factum est calidum…» — собственно установление владельческих прав и (2) «…et de monte fecimus campum» — расчистка и распашка нови. Замечу также, что хозяйственное обустройство пустующих земель было, как правило, не под силу действовавшим в одиночку мелким землевладельцам. Судя по данным актов, организующая роль чаще всего принадлежала духовенству, главным образом монашеству. Между прочим, в только что разобранном кастильском акте 836 г. в роли лиц, совершивших «scalidare», выступали основатели ряда монастырей некие Валерий и его сын пресвитер Карделл. Не случайно в связи с «scalidum» в наших документах чаще всего фигурируют аббаты[886].

Заселение нового владения начиналось с закладки церкви, нередко с монашеской общиной при ней, что характерно и для земель, права на которые приобретали знатные миряне. Представляется, что это в наибольшей мере объясняет организованный характер вновь основываемых поселений с обязательными церквами при них, засвидетельствованный археологически. Но необходимо четко различать два различных по природе процесса — правовой в основе своей акт «scalidare» и экономическое освоение приобретенных таким образом земель, не влиявшее на характер владельческих прав, во всяком случае изначально.

Со смешением правовых и экономических факторов мы сталкиваемся и в трактовке А. Флориано терминов «stirpare» и «extirpe». Первый из них он рассматривает как процесс хозяйственного освоения земель, соотносимого по основной сути со значением глагола «scalidare». Я.Ф. Ниермейер, стремясь дифференцировать значения этих терминов, попытался развить точку зрения испанского исследователя и объяснил «extirpe» как распашку нови, тогда как «stirpare» в его известном словаре стало обозначать действие по выкорчевыванию деревьев и кустарников, т. е. как разновидность расчисток, а «stirps» приобрело значение корчевья[887].

Проверим эту точку зрения. Итак, глагол «stirpare». Он не встречается в документах, квалифицируемых издателем астурийских актов как подлинные, и упоминается лишь в двух грамотах явно позднего происхождения. Обе они являются частью комплекса грамот, связанных с так называемым завещанием епископа Одоария, сфабрикованным в XII в. по указанию овьедского епископа Пелайо в ходе спора о первенстве с браккарской кафедрой. Однако и пелагианские фальсификации должны были ориентироваться на модель подлинных актов.

Форма «stirpare» в тексте сочетается с другой формой — «stipare». Последнюю, как представляется, следует рассматривать в качестве синонима, встречающегося там же и употребляющегося в аналогичном контексте «populare»: классическое значение слова «stipare» — «заполнять», «наполнять». Связанное с ним выражение «…villas stipatas de familia mea» (виллы, заселенные моими зависимыми людьми) полностью соответствует другому — «familia mea populavi». Использование всех перечисленных выражений не имеет каких-либо отличий и всегда сочетается со словом «familia». При этом указания на распашки и тем более корчевья, а также другие аналогичные им акты отсутствуют. Процесс заселения выглядит как закономерное следствие пресуры: «villa… de mea praessura stipata de mea familia»[888]. Таким образом, точка зрения А. Флориано на значение слова «stirpare», представляющего собой лишь вариацию написания слова «stipare» в двух документах общего происхождения, выглядит необоснованной.

Форма «stirpare» должна быть, на наш взгляд, четко разграничена с термином, которому испанский исследователь приписывает общее с ней происхождение, — «extirpe». Ученый опирается главным образом на выражение, встречающееся лишь в одном акте (кастильская грамота начала IX в.) — «exirpe radice»[889]. Но этот случай отнюдь не предполагает единого толкования «расчистив (или раскорчевав) склон горы». Тщательный анализ более широкого круга документов (всего их пять[890]) позволяет выявить иное значение выражения «ех stirpe» (extirpe).

Оно, по моему мнению, наиболее ясно прослеживается в документе, датированном 899 г. (А. Флориано считает его поздней интерполяцией.) Альфонсо III Великий передал несколько вилл епархии Сантьяго-де-Компостела. Прежде (nuper) эти виллы находились в собственности некоего Пелагия, сына Петра, который по королевскому приказанию овладел ими путем пресуры. Из последующих владельцев он и был первым, он владел виллами «изначально» — «от (ех) начала (stirpe; stirps — «корень, начало, источник»)», а уж затем король получил их в результате сделки обмена: «…villam… quam nuper Pelagius filius Petri per nostram ordinationem extirpe prehendidit, et nos illam ex eo per conmutationem accepimus»[891].

Акцент на изначальности владельческих прав не менее ясно прослеживается в фальсифицированной (по А. Флориано) грамоте, датированной 800 г. Там речь идет об основании трех базилик аббатом Витулом и его братом Эрвигием на землях, приобретенных путем пресуры. Ранее никаких храмов в этих местах не было: «…et omnes nostras presuras quam sub sedis Dei auxilio accepimus… ibi plantavimus extirpe ipsas baselicas predictas…»[892]. Интересно, что в фальсифицированном завещании епископа Одоария рассказ об аналогичном по своей сути