Удивительные истории о ведьмах - Ольга Есаулкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утро началось волной боли в руке. Вместо занятий Маше пришлось идти к врачу. Доктор осмотрел рану, поохал и вынес свой вердикт:
– Все, что можно, мы сейчас зашьем, но порез крайне неудачный. Может статься, пальцы на руке так и не восстановят подвижность.
Маша улыбнулась и с облегчением подумала: «Если это и есть наказание за неправильное использование книги, то не такое уж и страшное».
Дома Машу встретила заплаканная мачеха: отца забрали в полицию. Маша не слишком удивилась: доносящиеся до нее обрывки отцовских телефонных разговоров наводили на мысли о сомнительных делишках. Попыталась уточнить, что случилось, но каждый вопрос лишь усиливал поток слез отцовской пассии, и Маша решила отложить разговор – все равно предпринимать что-то желания не было.
Ближе к вечеру кто-то позвонил в дверь, и мачеха ее открыла. Маша, не выходя из своей комнаты, прислушалась. Она не разбирала слов, но до нее доносилось обычное, свойственное всем ссорам, приправленное гарканьем шипение. А потом хлопнула входная дверь, послышались торопливые шаги в коридоре, и в ее комнату вломилась мачеха. Лицо ее покрылось бурыми пятнами злости, а в глазах было столько ненависти, что Маше захотелось спрятаться. Такой мачеху она еще не видела.
– Ведьма! – выпалила та и шагнула вперед. – Из-за тебя отец и бизнеса лишится, и свободы! Все вы как на подбор мерзкие: и ты, и мать твоя, и эта дальняя родственница Валентина! А ну собирай манатки и уходи!
Маша почувствовала, как кровь приливает к лицу. Что значит, собирай манатки? Это и ее дом тоже. Да и доля в квартире имеется.
– Я не понимаю, в чем дело, – осторожно заметила она, еще надеясь, что можно избежать серьезного конфликта.
– А что тут понимать? – Мачеха сжала кулаки и приблизилась почти вплотную. – Отец твой книгу Валентине продал. Ему дело надо было спасать, деньги требовались, а книжка, между прочим, и его наследство тоже. А ты, мерзавка, передавать ее отказалась. Вот Валентина на попятную и пошла. Да еще и гадостей наделала! Чтоб вы, ведьмы, сквозь землю провалились!
Маша усмехнулась. Ну надо же! Оказывается, родственнички обобрать ее вознамерились. Бывает и такое… Мачеха уставилась ей в глаза:
– Собирай вещички и уматывай! Чтобы духу твоего тут не было!
Маша сжала кулаки. Поморщилась от боли, пронзившей зашитую руку. На миг прикрыла глаза, прошептала: «Я здесь главная» – и в упор посмотрела на мачеху. Добрые заклинания в таком гадюшнике – не самое полезное приобретение, но и они могут помочь. Не отрывая взгляда, сделала глубокий вдох и произнесла медленно и четко:
– Сами уходите! Идите туда, где вас любят и рады вам.
Мачеха тряхнула головой, нахмурилась и молча вышла из комнаты. Маша вздохнула с облегчением: оставила в покое, и хорошо. Полчаса в квартире слышалась возня, а после, напевая под нос что-то невнятное, мачеха поволокла чемодан к входной двери. Маша вышла в коридор. Посмотрела, как мачеха обувается, накидывает куртку и отчаливает прочь. Усмехнулась. Отчего-то казалось, что эту женщину она никогда больше не увидит.
Промучившись с поиском неделю, Маша нашла способ снять порчу. С трудом, но воплотила найденный в одной из книг ритуал, и к вечеру восьмого дня у нее началась менструация. Немного озадаченная, но вполне довольная, Маша спустилась в аптеку во дворе, чтобы купить обезболивающее. Навстречу ей попалась Наталья Степановна, она шла медленно, но уверенно.
– Меня выписали из больницы, – вместо приветствия сообщила соседка, и Маша радостно улыбнулась.
Глава 16
Марго поморщилась вслед уходившей Маше. Прекратить бы все это немедленно, забрать патефон, вернуться домой – не в хаос чужой берлоги, а в настоящий дом. Она взглянула на список имен – осталось всего трое.
– А что там – снаружи? – вдруг спросил Виктор.
Марго закрыла глаза, прислушиваясь, не застучат ли спасительно каблуки, не скрипнут ли дверные петли. Ее дело – выслушать всех из списка, а бармен должен остаться тем, кто он есть. Не она оставила его здесь, не ей и вызволять.
– Сыро, мрачно, суетно, – ответила Марго. – И трудно побыть в одиночестве.
Кажется, Виктора такой ответ утешил.
Скрипнула дверь. Марго открыла глаза – запахло травами и молоком. Вошедшая женщина стояла перед ней и принюхивалась, брезгливо морща нос.
– Неуютно у вас здесь, – заметила гостья. – Страхом разит издалека.
Она обошла зал, внимательно изучила камеру на треноге, погладила кота, развалившегося поперек кресла. Кот отмахнулся от нее лапой, но посетительница взглянула на него пристальнее, и в тот же миг патефон ожил, хотя до этой секунды молчал. С пластинки доносились странные звуки, непохожие на музыку – скорее неясный шелест разговоров, затем хлопок и свист, с которым хлыст рассекает воздух.
– Подыгрываете? – усмехнулась гостья. – Эту историю хотите?
– Да, – просто признала Марго, открыв блокнот на чистом развороте.
– Зачем она вам? Человек был слаб и нуждался в помощи.
– Хочу убедиться, что он ее получил.
Посетительница фыркнула.
– Я не отказываю действительно нуждающимся.
Удивительно, но кот свернулся у нее на коленях и ласково замурчал, невзирая на резкий посвист из патефона.
Олеся Панарина
Линии защит
Кто-то скребся… Пахло плесенью, сыростью, парафином. Семилетний мальчик передвинулся по бетонному полу из темноты на освещенное пятно. Свет все время убегал, приходилось догонять. Когда свет совсем исчезнет, нужно будет сосчитать до 1520 вдохов, и придет мама. Если она не придет, то это ее крики будут слышны через 1680 вдохов после исчезновения света.
У него был выбор: жить в подвале, в «комнате искупления» с мамой, или наверху, вместе с другими мальчиками, где свет никуда не убегал, пахло хлебом и звучали проповеди под нежный звук лютни, а на книжных полках стояли разные издания одной книги – «Молот ведьм». Но там, наверху, его одаривали милостью любви Проповедника. Очень часто, по ночам. Он благодарил за оказанную любовь и бежал в туалет, где его рвало. Потом мама выбрасывала его трусы, говорила, что он плохо пользуется туалетной бумагой.
«1518, 1519, 1520, 1521». – Мальчик задержал дыхание, сжавшись в углу темной каморки, зажмурил глаза.
Раздался скрип двери, и в комнату вошла мать – лысая, с красной, раздраженной кожей на голове и ногах. Она легла на матрас и беззвучно зашевелила губами.
– Мам, давай вернемся к бабушке, – в очередной раз шепотом предложил мальчик из своего угла.
– Нельзя! – крикнула мать, вскочила и наугад ударила сына. Раздался гулкий стук головы о каменную стену. – Бог милостив, это все Его попущение, Его воля. Нельзя отворачиваться от пути искупления. Все есть Его воля. Сопротивляясь, мы сопротивляемся Ему. Искупление. Искупление… Теперь и я очистилась. – Мать провела рукой по своей голове, будто прихорашиваясь, потом дотронулась до низа живота, вернулась на матрас и отвернулась к стене
