Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы - Абрам Рейтблат

Но отмечали мемуаристы не только производимый Лобойко комический эффект. Учившийся у него М. Малиновский называл его в своих мемуарах «большим невеждой, которому казалось, однако, что он сумеет распространить среди литвинов любовь к стихам русских классиков. Лобойко пренебрегал Пушкиным, но, как идолопоклонник, отдавал почести Державину»561. Аналогичным образом оценивал знания Лобойко профессор ботаники Виленского университета С. Юндзил, которой писал в своих воспоминаниях, что Лобойко, «человек спокойного характера и примерных нравов, однако ограниченных способностей и слабой заинтересованности русским языком и литературой, мало в них продвинулся»562. Для оценки знаний Лобойко сами цитируемые мемуаристы не обладали достаточной компетентностью, но можно предположить, что это отголоски распространенных в виленской среде мнений.

Знания у Лобойко были, на наш взгляд, обширными и вполне на уровне своего времени, но у него не было целеустремленности и умения сосредоточиться на работе. Поэтому свои масштабные замыслы он не доводил до конца. Но даже когда ему удалось практически завершить книгу, как было с «Историей изящной русской словесности», над которой он работал более 15 лет, ему не удалось издать ее563. Выпусти он тогда (в 1839 году) эту работу, она оказалась бы заметным явлением в русском литературоведении, поскольку ей предшествовал только «Опыт истории русской литературы» (1822) Н.И. Греча, гораздо менее совершенный. В отличие от Греча Лобойко мало внимания уделал биографическому материалу, зато стремился связать прогресс литературы с развитием системы образования и с изменением цензурных условий, довольно подробно характеризовал древнерусскую литературу, кроме того, в историю литературы он включал также историю переводческой деятельности, характеристику историографии, издания справочной литературы, библиографических книг и т.д. Хронологически Лобойко доводил курс до современности, рассматривая, например, А. Пушкина, А. Бестужева, О. Сенковского и Н. Гоголя.

Лобойко признавал исторический характер литературы. Например, по поводу русской словесности первой четверти XIX в. он писал: «Первый характер есть тот, что послания, элегии вытеснили оду; 2. Что аполог дошел до совершенного развития; 3. Что введена баллада, которая заступила место cтихотворной повести и даже драмы; 4. Перестали писать poésies fugitives; 5. Многие начали писать писать méditativus poetiones и мистические стихотворения. Потом, наскучив балладами, опять за стихотворные повести принялись»564. Характер литературной социализации Лобойко (в юности он много читал древнерусские произведения) и непричастность к кружкам и литературным партиям, обусловленная провинциальным положением, позволяли ему в ряде случаев давать независимую оценку литературным явлениям, например в характеристике Ф.В. Булгарина: «С 1825 года Фаддей Булгарин (поляк), один из превосходнейших русских журналистов, начал сочинять занимательные и остроумные повести и к удивлению нашему так много, что вскоре их составилось несколько томов; потом отважился он издать роман “Дмитрий Самозванец” (4 ч. СПб., 1830), которым он первый в это время, после долгого бездействия пробудил в русских охоту к сочинению романов. “Иван Выжигин” и “Петр Иванович Выжигин”, Булгарина романы, и его плодовитость в издании подобных сочинений поселили в русских писателях доверие к собственным силам, и многие из них убедились, что Булгарин обязан своим успехам не чрезвычайным дарованиям, а благоразумной отважности»565. Однако книга Лобойко не была издана и осталась неизвестной современникам.

В 1840 году медико-хирургическая академия была закрыта, духовная переведена в Петербург, а Лобойко вышел в отставку. Понимая, что сам он опубликовать свои работы не сможет, Лобойко в 1840 году подарил их Российской академии (40 рукописей, переплетенных в 22 тома), однако и это не помогло, ни одно из его призведений издано не было. Часть своего архива Лобойко в том же году передал Обществу истории и древностей российских при Московском университете (собрание книг, рукописей и выписок по истории русской, польской, литовской и скандинавской). Лобойко писал М.П. Погодину в связи с этим: «Я приехал в Литву с авторским жаром, который не перестает меня мучить и поныне; но я более и более испытал, что здесь невозможно ничего кончить. Собираясь ныне по расстроенному моему здоровью за границу и рассчитывая остаток лет своих, я вижу, что из скандинавской моей портфели, а также из литовской, равномерно и из книг, к сим предметам принадлежащих, не могу я сделать никакого употребления»566.

В 1840—1841 годах Лобойко совершил путешествие по Германии и Швейцарии и в 1842 году прибыл в Петербург, собираясь выпустить упоминавшийся курс по истории русской литературы и книгу «Путеводитель по Германии и Швейцарии, в пользу русских путешественников составленный». Однако издателя для них он не нашел. Кроме того, в 1843 году Лобойко подал прошение о разрешении выпускать бесплатно рассылаемое с газетами периодическое рецензионное издание «Литературный и художественный указатель» (вариант названия – «Библиографический и художественный указатель»). Цензор А.В. Никитенко, которому это прошение поступило на отзыв, оценил замысел положительно, но указал на ряд проблем и затруднений, с которыми сопряжено подобное издание, и в итоге Министерство народного просвещения ответило Лобойко отказом567. Не удалось ему также поступить на службу в Отделение рукописей и старопечатных славянских книг Императорской публичной библиотеки – на вакантное место в библиотеку взяли не его, а молодого археографа А.Ф. Бычкова568 (впоследствии ставшего академиком). Все надежды потерпели крах, с наукой и журналистикой было покончено.

В 1844 году Лобойко отправился в Харьков, а оттуда в следующем году в Одессу, и в дальнейшем жил в основном там (совершив в 1847 году путешествие по Крыму569). В 1852 г. он сделал попытку обосноваться в Вене, но начавшаяся Крымская война вынудила его в следующем году вернуться в Одессу. Все эти годы он продолжал интересоваться славянской проблематикой, за рубежом встречался со славистами, ряд своих книг он подарил библиотеке Музеума в Праге570.

Сохранившиеся в архиве тетради с выписками из печатных источников (в том числе из герценовского «Колокола») показывают, что он внимательно следил за происходившими событиями и придерживался либеральных взглядов: осуждая французскую революцию 1848 года, он в то же время понимал ее историческую обусловленность и значимость571. По поводу осуждения петрашевцев он писал в 1850 году: «…вольнодумству правительство не дает ни малейшего выхода: оно думает, что для него достаточно подавить его тотчас, как скоро оно обнаружится. Но правительство не хочет знать, что этот род вольнодумства, если он иногда и обнаруживается под пером писателей или в обществе высшего круга, то это только искры из того пламени, которое кроется в недрах земли, во чреве Эреба»572. «Оттепель» конца 1850-х – начала 1860-х годов Лобойко приветствовал, надеясь, что крестьяне будут освобождены и что люди смогут свободно выражать свои мысли. Он писал в 1857 году: «Дошла очередь и до России, где правительство стояло непоколебимо с китайскою неподвижностию и, если дух народа проявлялся, оно еще более ограничивало его свободу, да вопреки коренных узаконений. Право, предоставленное законами, путешествовать или выезжать за границу, было уничтожено. <…> Освобождение крестьян от власти помещиков было также давним желанием народа. Правительство не противилось, но не умело этого сделать и не старалось, полагая, что никто его к тому принудить не может и что еще не настало время. Но война англо-французская заставила р[усское] правительство ускорить это преобразование»573.

Основная часть архива Лобойко хранится в отделе рукописей Пушкинского дома (ИРЛИ): труды по теории литературы («Риторика», «О стихосложении российском»), истории русской литературы («История изящной русской словесности», «Биографии российских писателей»), языку («О языкознании»), библиографии («Список славянским книгам, напечатанным до введения гражданской печати», «Российская библиография с 1740 по 1815 г.») и подготовительные материалы к ним, а также путевые заметки, тетради с черновиками писем и т.д. Находятся там и его воспоминания574. Очень небольшие архивные фонды есть также в Литовском государственном историческом архиве (Ф. 791), Российской национальной библиотеке (Ф. 440) и Российской государственной библиотеке, в составе фонда Общества истории и древностей российских (Ф. 205. К. 122).