За семью замками. Снаружи - Мария Анатольевна Акулова

ответ, пусть в горле ком, да и в принципе не так-то много поводов для радости. Наклонился, прижимаясь к обтянутому тканью животу, сказал строго:

— За мамкой следи, договорились? Буянит чёт… От рук отбилась…

— Ну Костя, — Агата возмутилась для виду, а потом с совершенно искренней улыбкой следила, как идет к двери. Всего пара слов, а ей так хорошо…

И пусть в любой другой день легла бы досыпать, но сегодня не смогла бы.

Спустила ноги с кровати, на цыпочках подошла к двери, приоткрыла аккуратно, прижалась лбом к образовавшейся щели, закрыла глаза…

— Как она? — не видела, конечно же, но четко представляла, с каким голосом Костя задает вопрос. Тихо и совсем не так игриво, как прощался с ней. Потому что и актер он тоже хороший. Умеет создать впечатление. Но создает не сейчас. Это в спальне он сделал всё, чтобы она не нервничала. А на самом-то деле у них та еще жопа.

— Спит. Жить будет. — Отвечает, конечно же, Гаврила. Даже голос которого звучит помято — хрипло и глухо. И глаза, наверное, в сеточку. И на душе скорее всего болото…

— Ты со мной или останешься?

— Дождусь, пока проснется, и приеду.

— Хорошо.

— По Павловскому в курсе держи. Если со мной свяжется — я тебе скажу.

— Договорились…

Мужчины замолчали, Агата почувствовала, что учащается и сердцебиение и дыхание. Потому что очевидно — это еще не финал. Это только начало.

Из-за накатившего страха пропустила шаги, а ещё момент, когда ручку с той стороны потянули вниз. Не поняла даже, почему дверь начала открываться. Вздрогнула, увидев Гаврилу…

Такого, как она и представляла — взъерошенного, не спавшего ночь, уставшего… Но улыбнувшегося.

Так, как умеет он один. Будто для каждого у него своя улыбка. И для «сестрёнки» тоже особенная…

— Шпионишь? — Гаврила спросил беззлобно, отправляя руку в карман, склоняя голову.

Агата посмотрела виновато на него сначала, потом на усмехнувшегося Костю… Тоже ведь не думал, что послушная Замочек так просто… Послушается.

— Пытаюсь, — Агата пожала плечами, признавая свой провал.

— Испугали тебя? — а получив следующий вопрос, вскинула удивленный взгляд на Гаврилу, прищурилась, будто не совсем понимая… А потом покраснела, замотав головой так, что даже ось потеряла немного, пришлось придерживаться за стенку. Потому что это так по-Гавриловски. У него тут подпорки мира трещат, а он волнуется, не испугали ли они одну трусиху…

— Нет. Всё нормально… Нормально. Да. — Агата начала, глядя на Гаврилу, а потом перевела взгляд на Костю, повторяя утвердительно. Потому что у них-то, у Гордеевых, всё правда хорошо… Он ответил ей новой улыбкой. Точнее только намеком, который заметить могла разве что сама Агата. — А вы… Она… Как? — Следующий вопрос задала не из вежливости, и не из любопытства. Ей правда было важно знать, что у Полины всё нормально. Только страшно влезть туда, куда не стоило бы…

— Бывало лучше. Но и хуже тоже бывало. Так что…

Гаврила ответил обтекаемо, притворно легкомысленно усмехнувшись и разводя руками. Мол, как есть — так есть. За всё надо быть благодарным.

— Если хочешь — зайди. Полине будет приятно.

Агата кивнула, ничего не ответив. Рискнет ли — не знала. Но возможность такую не отбрасывала.

— Может чаю выпьем пока, сестрёнка? — а услышав следующее предложение, снова посмотрела недоверчиво.

Но Гаврила улыбался. Всё такой же — уставший, переживший многое, много же выдержавший. Тот, у которого осталась щепотка тепла лично для нее даже в такой момент. Тот, чье «сестрёнка» било в самое сердце.

— Охренел совсем…

Костя буркнул для виду, бросая взгляд на часы, которые, к сожалению, не позволили усомниться — ему действительно пора ехать. И пусть расчет был, вероятно, на то, что прозвучит по-начальнически недовольно, по факту получилось даже одобрительно.

Первым рассмеялся Гаврила, следом заулыбалась Агата. Не протестовала, когда стоявший всё это время перед ней мужчина сначала потянул на себя, потом к себе же прижал. Даже в макушку уткнулся.

Наверное, зря. При Косте так нельзя. Костя ревнивый. Но сейчас…

Агата извернулась, скашивая взгляд в сторону мужа, чувствуя себя странно — одновременно невероятно хорошо и будто бы постыдно. Встретилась с ним глазами… Думала, в его будет злость, раздражение. Думала, скандал новый будет.

А он просто кивнул, очевидно позволяя, и спокойно следил, как они с Гаврилой обнимаются. Наверное, понимая, что ему это сейчас нужно. А ей… Ей не сложно.

— С бергамотом, как в старые-добрые. Когда были только мы с тобой… Пока ты не променяла меня на этого придурка…

Чувствуя внезапную вседозволенность, Гаврила уточнил, глядя с вызовом на Гордеева, Агата же рассмеялась, зная, что на глаза наворачиваются слезы.

Ей снова не верилось, что они — те же люди, которые пережили эту для каждого по-своему страшную ночку.

* * *

Первым из дома уехал Костя. Где-то через час, предварительно зайдя в спальню к Полине, Гаврила. Агате он напоследок сказал, что у Павловской всё хорошо, она отдыхает.

Агата кивнула, но вернулась в свою.

Конечно же, пришел Бой. Конечно же, требовал ласки и объяснений, что все эти странные люди делали ночью…

Агата попыталась объяснить, как могла, гладя по большой лошадиной голове. И как-то так получилось, что рассказывала ему, а успокаивалась сама.

Потому что Косте с Гаврилой нужно верить. Если они сказали, что волноваться нечего — стоит попытаться не волноваться.

Но был момент, в котором гарантами они выступить не могли при всем желании.

По-человечески Агате хотелось пойти к Полине. Сказать что-то. Помочь как-то. Она же может. Есть руки и ноги. Голова и совесть.

Но ещё есть страх. Нерациональный, но огромный.

Вопреки пониманию, что у них с Костей ничего не было. Вопреки пониманию, что Костя любит её — Агату. Вопреки толчкам ребенка, которого они вдвоем ждут. Вопреки воспоминаниям о выражении на лице Гаврилы, которое она успела уловить этой ночью и на всю жизнь скорее всего запомнить, Полина по-прежнему вызывала в ней страх. Потому что она лучше. Потому что она подходит