Дикие питомцы - Амбер Медланд

Наконец, заглянув за угол, она обнаруживает, что Восемьдесят первая опустела. На асфальте видны темные пятна крови. Айрис трет их подошвой, чтобы убедиться, что они ей не мерещатся.

Плохие парни, говорит Джек.

Домой они возвращаются только в половине шестого. Мелисса стоит у подъезда, сжимая в руках ключи. На шее бьется жилка. Айрис пытается поставить Джека на землю, но он цепляется за нее.

Мелисса, извините. Там творился настоящий бедлам. Я запаниковала. И решила, что лучше будет…

Мелисса забирает у нее Джека и ледяным тоном произносит – проверь свой телефон.

Айрис трясущимися руками достает из сумочки мобильный. На экране семь неотвеченных вызовов. О господи, бормочет она. Простите, ради бога.

Атмосфера в лифте крайне напряженная. Частично потому, что Лейси все время громким шепотом произносит – Айрис такая непослушная, правда, мамуля?

Айрис помогает детям разуться и дает им печенье в виде зверюшек. Потом проходит в кабинет Мелиссы. Та сидит за письменным столом на фитболе. Глаз на Айрис она не поднимает.

В прихожей на комоде лежат 40 долларов.

Я, правда.

Я понятия не имела, куда вы пропали.

Мелисса вскидывает руку, давая понять, что Айрис не стоит ничего больше говорить.

Когда Айрис идет к двери, Джек вручает ей ее телефон. На задней стенке он зелеными блестками выложил «Я люблю тебя» и приклеил золотую звездочку. Вечером Айрис получает сообщение от мужа Мелиссы. Мы с супругой обсудили произошедшее и считаем, что ваши сильные стороны скорее всего более применимы в иной профессиональной области. В ваших услугах мы больше не нуждаемся.

* * *

В первый день декабря Айрис оставляет Нэнси сообщение на автоответчике. Нэнси прослушивает его дважды, но все равно ничего не понимает, потому что Айрис захлебывается рыданиями. Нэнси пишет ей, но та отчего-то вообще отрицает, что звонила.

Айрис 23:06: Может, это старое какое-то?

Нэнси 23:06: Если ты была под кайфом, я не стану тебя пилить. Но я правда за тебя беспокоюсь.

Айрис 23:10: Просто мы как будто ходим по кругу. Он злится на меня, я начинаю ужасно себя вести, и он злится еще больше – за то, что я отреагировала на его злость.

Айрис 23:10: По-моему, я схожу с ума.

Нэнси 23:10: Выходи в Скайп. Сейчас же.

Впервые с той ночи в спальне Пирса они окажутся лицом к лицу. Айрис боится, что, глядя на нее, Нэнси будет снова и снова прокручивать в голове все, что тогда случилось. Я за водой, быстро говорит она и отходит от экрана. А Нэнси, как ни в чем не бывало, начинает рассказывать про грант, который рассчитывает получить, чтобы заняться изучением писем Эдмунда Уилсона в Библиотеке Бейнеке в Йеле. Она нарочно говорит громко, чтобы Айрис было слышно ее из ванной.

Решится все только к следующему лету. Нужно что-то очень убедительное накропать про то, как мне необходимо изучить эти письма. Тогда они оплатят мне перелет и все такое, рассказывает она.

Прекрасно, отзывается Айрис, снова садясь за компьютер. Просто великолепно.

Нэнси с минуту смотрит, как она пьет, а потом спрашивает – что бы ты сказала, если бы я появилась в Скайпе в таком виде?

Это не то.

Нельзя отрицать любой опыт только потому, что он твой.

Все было не так. Он просто толкнул меня на стойку, а я потеряла равновесие.

А раньше он тебя уже толкал?

Нет.

Значит, старое доброе домашнее насилие? – с сарказмом продолжает Нэнси.

Нет, ничего подобного.

Хочешь сказать, он просто неуклюжий урод?

Айрис перебивает ее – понимаешь, большую часть времени он замечательный парень. Скорее всего я просто себя накручиваю. Но иногда он так смотрит на меня… Он уже сто лет назад признался мне в любви, но я все равно не уверена, что нравлюсь ему как человек. Она криво усмехается, будто пытается свести все к шутке. Иногда мне вообще кажется, что он меня ненавидит.

Из-за Эзры?

Но это ведь справедливо, нет? Я и сама от себя не в восторге. И все же, как по-твоему, это серьезно?

Давай не будем притворяться, что ты сама не знаешь ответа на этот вопрос.

Мне кажется, он сам не понимает, что делает. Айрис впервые за все время встречается с Нэнси глазами. Вряд ли он это нарочно. В каком-то смысле я сама нарываюсь. Мы оба виноваты. Угодили в ловушку.

Сказать по правде, мне абсолютно насрать, что там творится у него в голове, бросает Нэнси.

IV. Мы все идем во тьму. Январь, 2018

1

Я сижу в квартире, ем рисовые хлопья и разглядываю фотографии Женского марша, снятые с вертолета. Внезапно до меня доходит, как близко все это происходит. Вообще-то на марш я не собиралась, но теперь хватаю телефон и спешу в западную часть Центрального парка. У загородок я некоторое время топчусь в нерешительности, но потом представляю, как становлюсь частью толпы, одной из ярких точек, заметных с высоты птичьего полета. Чьи улицы? Наши улицы! Нет Трампу! Нет ККК! Нет фашизму в США! Когда мы едины, мы непобедимы! Перед глазами проносится, как я падаю, а бегущие топчут меня ногами. До самого носа застегиваю ворот пальто, которое Рэй подарил мне на Рождество. Половинная доза эффексора делает свое дело. Я уже больше похожа на себя, только афазия еще докучает. Незнакомые люди жмутся ко мне так близко, что пальцы на руках невольно скрючиваются, но когда кто-то спрашивает, откуда я приехала, ответить у меня не получается. Скажем громко, скажем людям, иммигрантов всех мы любим! Мое тело – мое дело! Покажи мне, что такое демократия. Вот что такое демократия!

Не знаю, долго ли мы идем. Как только поблизости от меня кто-то начинает выкрикивать речевку, я подхватываю. И от этого в груди разгорается такой восторг, как будто всласть поорать – уже большое дело. Я стала одним из лиц этого огромного движущегося тела. Нэнси о том, что сдалась и присоединилась к движению, я не писала. И Тесс тоже не сказала. Плаката у меня нет. Правда, по пути сюда я позвонила Эзре. Он оказался в Берлине, в каком-то шумном месте. Я описала ему, чего боюсь – что в толпу врежется грузовик, что кто-нибудь спросит, была ли я на марше в прошлом году, что меня начнут расспрашивать о феминизме и я срежусь. Эзра все внимательно выслушал, а потом спросил – может, это