Доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

– Я глядел на твой стих и всё прикидывал, как его переиначить, а потом случайно прочёл наоборот. Совершенно непроизвольно вышло. Я сначала даже сам не понял. Мешали знаки препинания. Потом догадался, что точки с запятыми здесь лишние и расставлены исключительно для отвода глаз. «Антуан, если ты читаешь моё письмо, значит книга дошла до адресата».

– А ведь точно, – похвалил я. – Легко можно было перевести в кириллицу. Ну и голова у тебя. Как всё просто! Написано на русском, только без твёрдых и мягких знаков, которых нет в латинском алфавите, да буква «ч» заменена на «с» при переводе в иную транскрипцию. Как же я сам не догадался! А котелок у тебя, Володя, варит будь здоров.

Рерих зарделся.

Я потянулся было к книге, но Володя быстро закрыл схему ладонью.

– В чём дело?

– Это моё имущество, – резонно заметил Рерих.

– Ну как знаешь.

Я надулся и сел обратно за стол. Надо допивать коньяк и отправляться баиньки. К чёрту этого самовлюблённого открывателя золотых жуков. Володя захлопнул фолиант и замер, положа руку на крышку, что-то прикидывая. Заметив, что я намерен уйти, он наконец-то решился:

– Обожди минутку.

– Слушаю, – голос мой звучал с прохладцей, как обращение к человеку, с которым нечего делить.

– Что такое тол, это сколько?

Вопрос напоминал приглашение.

– Одиннадцать и семь десятых грамма, – смягчился я, видя, что напарник не собирается меня кидать. – Тол – это банковская мера веса, принятая для калибровки слитков драгоценных металлов.

– Хочешь долю? – спросил Рерих.

Ввиду особой конфиденциальности дела Рерих обошёлся без личного шофёра. Мы выехали вдвоём на служебном чёрном «Мерседесе-300». Раздолбанная дорога на нём совершенно не чувствовалась.

– Должно быть, здесь, – сверился я с картой.

– И я так думаю. Смотри, какой странный дом.

Мы подрулили к калитке и вышли у заросшего малиной забора, ограждающего дачный участок, на котором, согласно дешифрованному тексту, был закопан клад.

Я стал компаньоном Рериха за десять процентов от стоимости сокровища. Работать со мной ему было выгоднее, нежели сдавать драгоценности в казну «Светлого братства», из которых ему выделили бы лишь малую толику. Кроме того, беря меня в долю, Володя подстраховывался от утечки информации. Связанные общим секретом, мы держали рот на замке – узнай руководство об этой скользкой затее и нам не поздоровится.

Рерих увлёкся поисками клада даже более того, чем я мог предположить. Я лично подвергал сомнению сохранность сокровища. Разумеется, «Цветник» инока Дорофея, изданный в 1687 году в Гродно, вряд ли зачитывался до дыр, но неизвестно, в чьих руках побывала книга с тринадцатого февраля кровавого восемнадцатого года – именно так датировалось послание на форзаце. Может быть, она сразу дошла до адресата и Антуан давно вырыл закопанное братом после революции семейное золото. «Рыжья», кстати, хватало: только швейцарских десятитоловых слитков было двадцать пять штук, да ещё на семьсот пятьдесят рублей золотыми монетами.

Эти монеты достоинством семь с полтиною будоражили воображение Рериха с неистовой силой. Уж кто-кто, а старый следопут Володя знал историю, как при Николае II была введена дополнительная денежная единица, среднее между бывшими широко в ходу золотой пятёркой и десяткой. Новую монету отчеканили небольшой партией, что впоследствии повлияло на её стоимость у коллекционеров. Царские «семь с полтиной» в добрые застойные времена оценивались в двадцать пять тысяч рублей, тогда как золотой николаевский червонец стоил тысячу двести брежневских деревянных.

Наличие в кладоположении таких раритетов делало игру, по мнению Рериха, стоящей любых свечей. Тем паче, что в письме кладообразователя указывались «матушкины украшения» и «тётушкин столовый прибор», обворожительные своей неопределённостью.

– Что ты об этом думаешь? – Володя достал из замшевого футляра позолоченный «Ронсон» и закурил вонючий «Данхилл», что свидетельствовало о крайнем душевном волнении. Ветер отнёс к озерцу струйку сигаретного дыма.

– Я конечно не могут заявлять с полной определённостью… но это действительно напоминает усадьбу.

Похоже, у Рериха не осталось сомнений в том, что мы нашли бывший купеческий особнячок. Странное приземистое строение имело мало общего с домом «нового русского» начала века, однако, в воображении можно было дорисовать к воздвигнутой на руинах дачной халупе второй этаж с башенками и прочими архитектурными причиндалами. Время и пролетарии не пощадили купеческой крепости, но на уцелевшей стене сохранилось стильное окошечко с каменным подоконником. Должно быть, там помещалась кладовая. Большие окна, когда они были, выходили на озеро. Ныне же дом представлял собою приземистый сарай, склеенный из досочек и уродливых фанерных щитов, а участок в двенадцать соток чьи-то заботливые руки превратили в сплошной огород.

Из большого полиэтиленового парника вышла чернявая хозяйка в запачканном землёю переднике.

– Добрый день, – поприветствовал её Рерих. В предвкушении делового разговора он бросил недокуренную сигарету и решительно растоптал её туфлёй.

– Здравствуйте, – женщина подошла к калитке. – Вы к нам?

– Мы к вам, – обаятельно улыбнулся Володя. – У вас хороший участок.

Женщина настороженно глядела на нежданных визитёров.

– Мы из фирмы «Санкт-Петербургская недвижимость», – взял быка за рога мой компаньон. – Ищем участки под застройку. Ваш напротив озера, место подходящее. Мы хотели бы обсудить с вами условия сделки.

– Какой-такой сделки? – вытаращила карие глаза хозяйка. Ветер подул в нашу сторону и выяснилось, что резиновые перчатки у неё изрядно перемазаны навозом.

– Хотим купить ваш участок, – растолковал Рерих.

– А шо вы взяли, будто мы его продаём? – мягкий хохляцкий говорок только подчеркнул её изумление.

– Полагаю, вы бы согласились нам его уступить за приличествующую сумму, – на сей раз Рерих обошёлся без вопросительных интонаций.

– Це що ж, нам надо будет отсюда съезжать? – заволновалась женщина. – А как же ш огород? Мы ж сеяли-сеяли, не всё собрали. Лето же. Витя, Витюшенька, пойди сюда, – позвала она, обернувшись в сторону дома.

Володя состроил терпеливую мину.

– Может пойдём отсюда, – подёргал я его за рукав. – Хватит с нас пока для первого раза.

– Сейчас пойдём, – сказал Рерих, наблюдая, как на зов жены спешит рослый черноволосый хохол в застиранной клетчатой рубашке и грязных «варёнках» – наверное, последнем писке моды красной глубинки.

Благодаря врождённой ловкости ума и благоприобретённой обходительности Рерих, не выходя за границы выбранной роли дачных маклеров, в несколько минут узнал всё необходимое о владельцах вожделенного участка. Бездетная семья мигрантов, перебравшихся в поисках лучшей доли из совершенно беспросветного Новороссийска, была рада-радёшенька, что сумела осесть в пригороде Петербурга, купив за недорого руины, которые усердно обихаживала хозяйка, пока муж калымил водителем, пристроившись на какой-то автобазе. Типичные дешёвые гастарбайтеры, меня от них воротило. Володе же рачительная чета кажется пришлась по душе. С ними не должно было возникнуть хлопот. Надо отдать ему должное, торгашом он был высшей пробы – не зря занял хлебное место Стаценко, на которое, наверное, имелось немало претендентов.

Однако, прежде чем приобретать «землю под застройку», Володя желал убедиться, что деньги не будут выброшены на ветер. На обратном пути я предложил ему купить детектор металлов, за которым мы и направились в шоп-тур. Ездили долго. Наконец, нечто похожее на миноискатель обнаружили в магазине спорттоваров среди надувных лодок, самурайских мечей производства Испании и камуфляжа, ношение которого гражданскими лицами, согласно распоряжения мэра, было строго запрещено.

Обзаведясь столь необходимым для полного счастья прибором, мы помчались в Озерки, где устроили испытание по всей форме. Изготовленный радиолюбителем на трёх транзисторах металлоискатель исправно реагировал на холодильник, посудомоечную машину и даже на золотую печатку Рериха, каждому предмету выдавая определённый сигнал. Он зависел, как выяснилось из инструкции, от массы и глубины залегания в земле предмета. Устройство имело алюминиевую штангу, наушники ТОН-2 и клееный фанерный диск, соединённый с электронным блоком отрезком телевизионного кабеля. Работало оно от батарейки «Крона ВЦ».

Не лишённый чувства юмора кустарь поименовал своё детище «Iron eye», намекая то ли на зрительный член Железного Феликса – покровителя сыскарей, то ли на джеймсбондовскую тягу к приключениям ищущих металлы в земле романтиков. Как бы то ни было, устройство работало. Имевший в трофейной юности дело с более качественной армейской техникой Рерих скептически ухмылялся.

– Если клад не выкопали раньше, то мы его найдём, – резюмировал он. – Главное, чтобы батарейка не села. Может быть, купим запасную?