Улыбнись мне, Артур Эдинброг - Антонина Крейн

Бор, тогда как я просто захлопала ртом, как выброшенная на берег рыба. — Ты с дуба рухнул?! Твой отец годами тренировался, а потом облажался, а ты хочешь без подготовки мир спасти?! Ты хоть раз что-то сам сочинял вообще?! Не по мелочи, а настоящее?!

— Да, — жёстко отрезал Артур.

Но в подробности вдаваться не стал. Бор всплеснул руками.

— Вилка, скажи этому придурку, что он нас всех убьёт, а!

Я посмотрела на Артура. Он был серьёзен как никогда.

— Ты действительно думаешь, что это возможно: вот так взять и создать новую формулу? — спросила я.

Он посмотрел мне в глаза и кивнул.

— Все годы учёбы в Форване я упражнялся в этом — Вилка, ты видела мой кабинет за Тучевой дверью. Я пробовал разные плетения. Сначала простые. Потом сложнее и ещё сложнее, на грани возможностей — и на грани того, чтобы меня не засекли маг-детекторы университета. Ведь все считали, что я ещё не готов. Мне и самому так казалось: я думал, что то, что создаю я, заведомо несравнимо с работами папы. Я — новичок, я — дитя. Он — умудрённый годами и опытом великий маг, знаменитость — и то оступившийся под конец. У меня и мысли не было ставить нас в один ряд. Когда я практиковался в своём кабинете, я всегда остро чувствовал, что это глупость, «не считается», топорные эксперименты юного невежды, так, «шутки ради». Я был уверен, что только после окончания учёбы я получу доступ к истинным знаниям. Что лишь здесь, в Антрацитовой библиотеке, я подойду наконец к той огромной пропасти, что разделяет меня и настоящих мастеров — и потом, годы спустя (и то если повезёт), я преодолею её. Но только что я изучил бумаги своего отца. И. В них нет ничего грандиозного. Те же сомнения, что были у меня. Те же поиски. Где-то изящные решения, где-то откровенно картонные. И комментарии королевских магов — они тоже совершенно… обычные, что ли. Как отзывы театральных зрителей: где-то есть толковые замечания, но по большей части вкусовщина из серии «а вот я бы предпочёл здесь сделать иначе, не люблю стихию воды, люблю землю, фу, ваше решение мне не нравится». В общем… — Артур замялся и прикусил губу. — Грааль оказался просто чашкой. Хорошей, добротной, но всего лишь чашкой. И я думаю, что смогу сделать такой же сам.

Тр-р-р-р-щ-щ-щ-щ…

Очередной подземный толчок расколол пол библиотеки пополам. Длинная трещина побежала от самой лестницы до дальнего конца зала. В неё, быстро наполнившуюся неведомо откуда взявшейся затхлой водой, попала одна из ножек стола Эрика Эдинброга — и по наклонной столешнице вниз покатились бумаги и перья, книги и свечи.

Я было дёрнулась, но ребята остались сидеть.

Записи утонули, канув в неизвестность.

Я посмотрела на Артура. Глаза у него были глубокие и очень печальные. И как будто виноватые.

Наверное, это не так-то легко — взять и развенчать своих кумиров. Признать, что нет никаких «великих», «знаменитых» или хотя бы «взрослых». Что все мы, по сути, одинаковы. И разница лишь в том, какую ответственность мы готовы нести: идти по чьим-то стопам или прокладывать новый путь, ведя за собой.

Для Артура это было прощанием с прежней верой. С отцом. И с юностью.

— Итак, ты предлагаешь сделать новую «чашку», — сказала я. — А если что-то пойдёт не так?

— Тогда весь наш керамический бизнес накроется медным тазом, — невесело усмехнулся Артур, и я подумала, что мы громоздим метафоры уже чисто из-за отчаянья.

Больше сюра богу сюра.

— Но мне кажется, что с моей новой формулой всё же больше шансов на победу, чем со старой, — закончил Эдинброг. — Вернее, с ней они в принципе есть. Хоть какие-то.

Прозвучало это как-то не слишком оптимистично.

Я посмотрела на Артура. На Бориса. На кота и на гномий лифт, который поскрипывал и постанывал на старых тросах, на пол библиотеки, испещрённый тонкой сетью трещин. Надо же. Возможно, именно эти интерьеры — и эти люди — станут последним, что я вижу в своей жизни. Если мы сейчас выйдем наверх и там сразу же проиграем…

А мы выйдем, конечно. С тем или другим плетением. Ибо что ещё остаётся?

Что ещё остаётся, если миру — конец?..

— Эх, — сказал Борис, с хрустом почесав в затылке. — Не люблю, конечно, когда моя жизнь зависит от всяких там доморощенных гончаров, но что уж тут поделаешь. Из двух зол выбираю свежее, то есть тебя. Давай пробовать новое плетение.

— А ты что думаешь? — Артур повернулся ко мне.

— Я согласна, — сказала я. — Создавай свою формулу, Артур. Я верю, что ты справишься. Кто, если не ты?

Несмотря на то, что рядом с нами были кот и Борис, Артур наклонился и легонько поцеловал меня.

— Спасибо, — сказал он. Грустная улыбка приподняла уголки его губ. — Я рад, что ты в меня веришь.

И снова лестницу и все здание мотнуло, будто пятничного забулдыгу. Артур приобнял меня за плечи и помог сначала не рухнуть вниз, а затем встать на ноги.

— Мне кажется, пора начинать, — нахмурился Борис. — А то спасать будет нечего. И, кстати, гений: а мы-то что должны делать? Стоять подле тебя, как два секьюрити? Отмахиваться от Тварей? Фотографировать на память?

— Не совсем, — усмехнулся Эдинброг. — У вас простая и сложная роль одновременно. По сути, вам надо просто взять два артефакта, а потом набраться терпения. В процессе лично ты, Борис, пожалуйста, не забывай о своих недавно оглашённых приоритетах: про заботу и выживание.

— Вау! — хмыкнул землянин. — Ну-ну. Так и быть, подержу над тобой зонтик, если вдруг дождь польёт.

— А я? — спросила я. — Я же твой фамильяр. Мне надо применять какие-то формулы?

— Нет, — Артур покачал головой. — Как я и сказал: просто наберись терпения. Связь между нами есть — и этого вполне достаточно.

Новый подземный толчок — и трещина в полу неприятно расширилась. Уорхол высоко и испуганно мяукнул и петардой взвился Артуру на плечи. Тот попробовал отодрать кота от себя, но безуспешно.

— Ну как хочешь, котяра, — пробормотал колдун. — Так, пора выходить!.. Пока я заканчиваю подготовку, Вилка, пожалуйста, принеси вон тот череп, — он указал на один из ближайших к нам книжных шкафов. — Борис, а ты вон тот хрустальный шар.

— Зашибись, — буркнул землянин. — А сам-то ты их почему не взял с собой, пока на лестницу не поднялся?

— Я очень рассеянный, — шутливо покаялся Эдин-брог. — Так что на тебя вся надежда. Не подведи!

Отченаш нахмурился этой внезапной и неуместной игривости Артура, но потом пожал плечами и покорно