Malaria: История военного переводчика, или Сон разума рождает чудовищ - Андрей Мелехов

— Во, блин, — прокомментировал Витя-танкист, с удовлетворением разглядывая вещественные доказательства успеха подсоветной стороны, — могут, когда хотят!

По мнению Лейтенанта, тела поверженных врагов юной ангольской демократии выглядели совсем не грозно. Половина из них казались такими же сопливыми дохляками, как и недавно забранные в армию рекруты правительственных войск. Этих подростков можно было отличить и по похожим на лошадиные подковы пяткам, которым так и не довелось узнать ботинок. На лицах тех, у кого они остались относительно неповрежденными, застыл дикий ужас идущих на верную смерть детей. Большая часть тел была сильно изуродована шрапнелью от «клэйморов», осколками «шпрингов» и пулями крупнокалиберного «ДШК». Командующий громко похвалил капитана и тут же, перед проходящей рядом колонной, наградил его и бородатого пулеметчика, похожего на вождя племени зулу. Последний так растерялся, что даже не успел снять оранжевый свитер с названием футбольного клуба «Эйндховен», по-видимому, попавший в Анголу с гуманитарной помощью.

Вань-Вань скептически осмотрел и дышащий на ладан мост, и скудные предмостные укрепления.

— Попомните мое слово, ребята, — обратился он к соотечественникам, — вот из-за таких мостов все наше наступление накроется медным тазом!

Как показали события последовавших месяцев, слова опытного разведчика оказались пророческими.

— Да, — печально согласился Леша-морпех, — помните мост в Шангонгу?

— Аа, — радостно поддержал Витя-танкист, — тот огромный, бетонный, который мы же и построили?

— Вот именно! Строили-строили, а потом приехали южноафриканские коммандос и за каких-то полчаса взорвали его к такой матери!

По-видимому, и сам командующий фронтом не питал особого оптимизма в отношении целости упомянутого инженерного сооружения через реку Лонгу, а потому распорядился сначала форсировать водное препятствие и лишь потом приступить к отдыху и приготовлению пищи. Чернокожие повара споро расставили огромные треноги с не менее огромными закопченными котлами. Уже через пять минут облитый соляркой хворост ярко пылал, грея набранную прямо из речки воду.

— А что они там варить собрались? — поинтересовался Лейтенант, с любопытством наблюдая за этими кулинарными приготовлениями.

— А ты, племяш, не видел рыбалки по-африкански? — насмешливо спросил Витя-танкист, показывая в сторону Лонги.

Только сейчас наш герой обратил внимание на собравшуюся у воды группу солдат. Там же толпилось невесть откуда взявшееся местное население, обычно избегавшее непосредственного контакта с представителями обеих воюющих сторон. Это были дети и пожилые женщины: немногие оставшиеся в племени мужчины предпочитали прятаться от призыва в армию, а женщины детородного возраста боялись подвергнуться групповому изнасилованию. Лейтенант понял, что имел в виду Витя под рыбалкой «по-африкански». Под руководством одного из ангольских офицеров двое откормленных солдат из числа телохранителей командующего достали из специально приготовленных для мероприятия ящиков ручные гранаты. Один из «рыбаков» сорвал чеку и положил «лимонку» в крепкую ладонь товарища. Тот, размахнувшись, метнул гранату в середину реки. Раздался глухой взрыв, поднявший невысокий столб воды. Вслед за первой «лимонкой» отправились другие. В течение примерно пяти минут «рыбаки» сеяли смерть в неширокой речке под нараставший шум волнующейся толпы. Этот шум чем-то напомнил Лейтенанту дыхание тысяч зрителей в Циркусе Максимусе его кошмаров. Наконец, активная часть «рыбалки» закончилась — можно было собирать «урожай». Подойдя поближе к берегу, советские офицеры увидели, что поверхность реки покрылась оглушенной взрывами рыбой. Уже раздевшиеся догола многочисленные энтузиасты из числа местных детей и солдат колонны ринулись в воду.

— Смотри, смотри, — со знанием дела комментировал Витя-танкист, показывая на чернокожих детей, — видишь, как они ныряют? Это потому, что половина рыбы на дне лежит! Эх, блин, вот это сом!

Витя не выдержал, крякнул, быстро разделся, обнажив мускулистое, покрытое густыми черными волосами тело, и тоже полез в воду. Неожиданно среди какофонии звуков раздались особенно громкие крики. Один из местных мальчишек вытащил на берег контуженного гранатой крокодильчика. Лейтенант с жалостью смотрел, как тот беспомощно разевал желтую зубастую пасть и как мелко подрагивал его хвост. Повинуясь неожиданному импульсу, наш герой вытащил из вещмешка банку сгущенного молока и предложил ее пацану-добытчику. Тот, недолго думая, согласился и попробовал убежать от враз загомонивших от ревности товарищей. Банка советской сгущенки и ее неудачливый обладатель скрылись в огромном клубе красной пыли и борющихся черных тел.

— Лейтенант, ты чего, — с досадой спросил Вань-Вань своего подчиненного, бережно заворачивавшего пахнущую тиной раненую рептилию в нейлоновую плащ-палатку, — в детстве в зоопарк недоходил? Тебе тут что, «В мире животных»? Самим жрать нечего! Куда нам еще крокодил?

— Товарищ полковник, я его из своего пайка кормить буду! — умоляюще забормотал восемнадцатилетний любитель животных. — Рыбку буду ловить!

Вань-Вань махнул рукой, зная по опыту, что наивность вчерашнего школьника компенсировалась незаурядным упрямством в принципиальных, с его точки зрения, вопросах. Было очевидно, что спасение Гены — так тут же окрестили контуженого крокодиленка собравшиеся советские офицеры — как раз и являлось подобным случаем.

— Мужики! — позвал вылезший из речки Витя с огромным белобрюхим сомом в руках. — Давайте штык-нож! Шашлык-машлык делать будем!

Здоровенную рыбину Витя — как неандерталец, вернувшийся с удачной охоты, — так и разделывал голым, покрываясь кровью и слизью. Когда он начал снимать с сома кожу, под ней вдруг показались извивающиеся белесые черви.

— Вот сволочи, даже на рыбе живут! — удивлялся Леша-морпех, помогая Вите счищать многочисленных паразитов.

— Ребята, а может, лучше уху сварить? — озабоченно предложил Вань-Вань, брезгливо разглядывая копошившихся в красной пыли тварей. — Лично я не хочу, чтобы и у меня под шкурой такая дрянь лазила!

— Не дрейфь, полковник! Мы его в углях запечем! — отозвался похожий на дикаря Витя, с окровавленным штык-ножом в волосатой руке.

Лейтенант едва удержался от приступа рвоты. Пообедал он банкой марокканских сардин в соевом масле и подаренным сердобольным Вань-Ванем плодом манго.

Глава 4

«Красная звезда»,24 марта 1990 года

«Я имею хорошее представление о жизни военных. Скажу прямо: жизнь эта не малина! И тем не менее, я хочу быть женой именно офицера, делить с ним все тяготы и радости. Мне 25 лет. Внешность привлекательная. Умею готовить, шью, вяжу, очень люблю домашний уют. Буду рада, если мне напишет хороший, добрый человек в возрасте до 35 лет».

«Правда», 5 июля 1990 года XXVIII

«…Хотел бы ответить и на вопрос, заданный мне одним делегатом: „Не является ли распад социализма в Восточной Европе тяжелым поражением советской дипломатии, возглавляемой вами?“ Надо отвечать?

Голоса: Да.

Это было бы так, если бы наша дипломатия стремилась не допустить перемен в соседних странах, если бы в результате этого произошло ухудшение и обострение отношений с ними. Советская дипломатия не ставила и не могла ставить своей целью противодействие ликвидации в других странах навязанных и чуждых им… тоталитарных режимов…»

— Племяш, от твоего Гены тиной воняет! Как от утопленника! — пожаловался Витя-танкист на запах тины, волнами расходившийся из заднего отсека «УАЗа». — Даже сквозняк не помогает! Может, высадим?

— Виктор Федорович, я тогда вместе с ним выйду! — твердо отразил Лейтенант очередную попытку разлучить его со спасенным от толпы родственником динозавров. К тому же, по его мнению, от самого Вити разило гораздо хуже, чем от контуженой рептилии.

Вообще-то, Лейтенант пришел к выводу, что по интенсивности неприятных запахов тела его европеоиды-сослуживцы делились на несколько категорий. Первые, к которым Лейтенант относил и себя самого, в целом не создавали особых проблем для окружающих при как минимум однократном ежедневном принятии душа. Лишь на второй день, в отсутствие доступа к средствам личной гигиены они начинали деликатно пованивать при приближении к ним на расстояние брудершафта. Вторая категория включала тех, кто начинал издавать резкий запах пота с первой минуты нахождения вне кондиционированного помещения. Но их аромат был то, что называется здоровым — так пахнет ядреной бычатиной в раздевалке после второго периода хоккейного матча и от зверей в зоопарке. Представители же третьей категории всегда и везде воняли так, что от их миазмов не помогали никакие дезодоранты, а у некоторых несчастных при нахождении рядом с ними начинались приступы астмы. Если же они еще и снимали обувь, то какая-нибудь субтильная барышня вроде Эвелины Березняковой вполне могла закатить глазки и бухнуться в обморок. Находиться рядом с такими было решительно невозможно, а потому, как казалось Лейтенанту, во время войны их — из-за запаха — должны были первыми посылать за «языком». Что практически — опять же из-за неизбежности обнаружения по запаху — означало пленение или смерть. В мирное же время их, наоборот, ждали стремительные повышения по службе, так как ни один воинский начальник не смог бы долго терпеть подобного подчиненного на своих совещаниях и застольях. Витя, по мнению Лейтенанта, находился где-то между второй и третьей категорией — то есть розы в его присутствии не вяли, но и запаха их не было слышно! Впрочем, вздохнул наш герой, если не мыться еще пару дней, то все мы будем смердеть как трупы!