Кементарийская орбита - Дмитрий Леоненко

– И как прикажете перетаскивать грузы в такой темнотище? – поинтересовался ворчливый спросонья Геккон. – Надолго это светопреставление?

– До половины седьмого вечера, – сообщил Фумихито, больше всех из нас интересовавшийся астрономией системы. – А выйдет солнце из-за диска полностью только перед закатом.

– Хорошо, что мы сегодня не работаем в поле, – сказал Лазарев. – За периметром нынче и впрямь глаз выколи.

Наш спартанский быт имел свои преимущества – нам и собираться не пришлось особо. Скромные пожитки поместились на три тележки. Дроны покатились сквозь темноту за нашей группой, поднеся манипуляторы к груди, будто диковинные кентавры-богомолы.

Особой разницы между старым и новым жилищами не чувствовалось. Разве что окна были настоящими оконными проемами, а не прозрачными участками, и глубоко в землю уходили вкопанные бревна, укреплявшие стены. Новый барак располагался над косогором, и, если бы не темнота снаружи, мы могли бы видеть из нашего окна берег неторопливо несущей в Мэнхань свои воды Ульрики. Реку наполовину укрывал плауновый ковер, над которым распростерли ветви рамисаги и склонились иглоивы.

Сообща с Ланцеей мы расставили по углам нового жилища свою немудреную мебель. Не сговариваясь, вышли на улицу полюбоваться неторопливо плывущим по небу тонким красноватым обручем. Отсветы короны еле пробивались сквозь разреженную атмосферу верхних слоев Илуватара.

Темнота ковром укрыла правый лесной берег Ульрики и левый степной берег Мэнханя. Новый дом стоял ближе к полям, и с его высоты открывался вид на всю колонию и на поля. Открывался бы – если бы не затмение. А сейчас мы видели только россыпь тусклых огоньков, покрывшую полуостров. Словно космический корабль, плыл по серому сумраку светлячок диспетчерской вышки.

Далеко в поле горел костер, неторопливо двигалась яркая точка фар трактора – большая часть работ на сегодня была свернута, но третья группа выбралась за ограду, чтобы забрать оставшиеся после полива трубы и шланги. Глаза постепенно привыкли к сумеркам. Стали видны очертания крыш и темные силуэты деревьев над рекой и за полями. Издалека долетел звонкий голос стелларинха – должно быть, животное пользовалось неожиданной темнотой, чтобы запустить лицевые щупальца в прогнивший пень, не опасаясь хищников.

Посвежело, даже ощутимо похолодало. Жужжания стрекоз слышно не было, постепенно примолкли и проснувшиеся было виверниды. Ветер шелестел стеблями тапетума. Колония постепенно просыпалась, и до нашего взгорья доносилось гудение механизмов и многоголосый отзвук разговоров.

Запищал айдим на поясе стоявшего рядом Лазарева. Тот поднес устройство к губам.

– Арказд, Лазарев на связи, – и, после короткой паузы, – Да. Одну секунду, я переброшу беседу на всю группу.

Я торопливо включил громкую связь на своем айдиме.

– …нашли причину. Это острое грейянотоксиновое отравление, причиной которого стало воздействие аттрактанта, выделяемого Octorosulus brevicaulis в это время года. Реакцию не удалось выявить сразу из-за замедленного влияния этого вещества. Первичные рекомендации – немедленно удалить с полей и с прилегающей территории все ростки восьмирозеточника.

– Это займет много времени, – медленно проговорил знакомый голос Артигаса, директора сельскохозяйственной программы. – Вы можете блокировать его воздействие? Спрясти нужную агентику или дать нам антидот?

– Мы работаем над этим, – напряженно произнес его собеседник. – К сожалению, соединение уже накопилось в организмах насекомых. Нейтрализовать его – дело долгое. Могут помочь препараты общего действия, но мы не располагаем достаточными их запасами в пригодной для введения пчелам форме. Боюсь, эффективного решения проблемы мы в ближайшее время не предложим.

– Это плохо, – ответил Артур. – У многих культур сейчас как раз период активного цветения. Если мы не предпримем экстренных мер, то рискуем потерять значительную часть урожая.

– Понимаю, – проговорил Арказд. – Есть один вариант… но, боюсь, он вам не понравится.

– Говорите.

– Вы же знакомы с методикой ручного опыления?

Кто-то на канале связи закашлялся, сдерживая смех. Лазареву, судя по выражению лица, смешно не было.

– Это потребует очень большого количества рабочих рук, – наконец проговорил Артигас. – При нашем недостатке персонала придется работать по две, если не по три смены подряд.

– Мы можем ускорить развертывание? – откликнулся новый голос. Кажется, я узнал Яндрея Константиновича.

– За счет чего? – скептически произнес Артур. – Я не Горацио, но и мне очевидно – чтобы принимать модули быстрее, нам опять-таки нужно больше рук. Да и НЗ поджимает.

– А что с ним стряслось? – полюбопытствовал Яндрей. – Мы же должны были сэкономить запас продовольствия за счет ускоренной разведки.

– «Семя» последние месяцы живет в большей степени за счет наших запасов, чем СЖО, – откликнулся Артигас. – А на нем до недавнего времени базировались вы, и до сих пор остается экипаж и выводная смена медиков. Это съело определенную часть резерва. Так или иначе, это решать патрону. Я пока посмотрю, что мы можем сделать с имеющимися группами, если интенсифицируем расписание. Колоны, внимание – ждать от меня рассылку с новыми графиками. Придется ударно поработать, если мы не хотим сесть на чересчур жесткую диету.

Беседа свернулась. Взгляд владиросца скользнул по нашим вытянувшимся лицам.

– Все слышали масколонов, – произнес он. – Значит, берем кисточки в зубы и готовимся работать по шестнадцать часов в сутки.

Кто-то – кажется, это был Мигель – нервно засмеялся.

– Я как чувствовал, – произнес он. – У меня было предчувствие, что начальство придумает, чем занять дополнительные четыре с половиной часа в местных сутках.

– А ты ждал, что на Кементари молочные реки будут течь в кисельных берегах? – спросил Лазарев. – Будем надеяться, генетики сообразят, что делать с пчелами.

– Ж-ж-ж, – пропел Геккон. – Ж-ж-ж. Ж-ж-ж.

– Блок и космос, – Крапивник выпрямился, держась за спину. – Умолкни.

Я кашлянул.

– Пчелы могут с помощью танца сообщать своим сестрам по улью направление на цветок и расстояние до него. Геккон, танцуй.

– Ты точно хочешь это увидеть, сестра-по-улью? – ернически спросил Геккон. – Танец в моем исполнении тебе не понравится. Но если ты настаиваешь…

Я нагнулся к очередному желтому цветку и тщательно перенес пыльцу с пыльника на рыльце.

– Между прочим, – Геккон умудрялся болтать, даже зарывшись лицом в пахучий помидорный куст, привязанный к прутику тонкой ниткой. – Опыление для цветов является актом размножения. Ну, вы понимаете, в качестве кого нас сейчас используют, да?

Я ответил Геккону на редкость пошлым каламбуром на грани фола. И подумав, добавил:

– Не находите, что после такого мы просто обязаны жениться на этих помидорах?

– Это точно. Недаром мы трахаемся с ними с самого начала сезона, – мрачно поддержал шутку Крапивник.

– Вы, парочка томатофилов, можете делать со своими помидорами все, что угодно. Ну а я, как приверженец традиционных отношений, предпочту их съесть без затей, – отозвался Геккон.

– Кстати говоря. Помнишь свои слова, когда мы только познакомились? – спросил я Оливера. Углядел розетку восьмирозеточника с торчащим из нее пучком спорангиев и безжалостно вырвал с корнем, отправив в привешенный к поясу герметичный мешок.

– Э? – австралиец поднял бровь. – Ты меня пугаешь.

– Ты сказал, что пошел в колонисты, потому что не хотел всю жизнь заниматься выращиванием томатов.

– Действительно? – Геккон обвел взглядом ряды помидоров от бытовки до опушки. – Интересно знать, кто из богов услышал мои неосторожные слова в тот момент?

Мы продолжали возню с цветками и кисточками. Спина ныла немилосердно от долгих часов в положении скрючившись. Справа и слева торчали из ботвы головы и спины прочих колонистов – на опыление посадок был брошен весь спущенный на грунт состав фермеров, и на поля вышли две тысячи из тех трех с половиной, что расконсервировало «Семя». Жужжали редкие пчелы. Краем глаза я увидел мелькающие над цветком прозрачные крылья псевдопапилии. Подала голос тщетная надежда – неужели кементарийские насекомые так быстро научились опылять земные цветы?

Любопытное насекомое, однако, не спешило опускаться на цветок. Формой крыльев оно и впрямь походило на бабочку, но если присмотреться вблизи – становились видны отличия. Хоботок псевдопапилии больше походил на мушиный – кементарийские растения не обзавелись не то что нектарниками, а и самими цветами. Полупрозрачные крылья были испещрены тонкими прожилками, а не покрыты цветными чешуйками.

Так или иначе, а псевдопапилия не собиралась облегчать мою работу. Взмахнув крыльями, насекомое поднялось в воздух и исчезло вдалеке. Я вновь вернулся к кропотливой работе – бережно взяться за побег, напрягая зрение, провести кисточкой по тычинкам, а затем по пестику. Цветов было много (и в теории это должно было радовать), кустов было много (замечательно), поле было очень длинным. Оставалось радоваться, что в сухой сезон дожди на Южном материке были редкими гостями – холодное течение из-за квосточного мыса преграждало облакам дорогу от экватора.