Черный человек - Даша Игоревна Пар

— Черри! — позвала её, доставая сырую курицу из холодильника. — Где же ты милая?

Краем глаза замечаю в дальнем углу кухни.

— Вот ты где! Иди сюда, посмотри, что я для тебя приготовила.

В ответ раздаётся угрожающее шипение. Обернувшись, увидела кошку, согнувшуюся как перед прыжком. Шерсть вздыблена, глаза сверкают и она смотрит прямо на меня, совершенно не узнавая.

— Черри, ты чего?

Я подхожу к ней, намереваясь взять на руки и только наклонившись, получаю удар когтями по протянутой руке.

— Черри! — вскрикнула, прижимая пальцы к груди. Кошка выбежала из комнаты. — Да что с тобой такое?!

Непонимающе покачала головой. Первый раз такое с кошкой. И что на неё нашло?

Закуриваю сигарету, наблюдая, как в микроволновке разогреваются покупные блинчики. Хорошо, что всегда держу запас в морозилке. С готовкой у меня большие проблемы, никогда не было ни желания, ни времени, ни того, кто научит. А потом стало всё равно.

Созвонилась с Алёной, предупредила, что не смогу в ближайшие дни быть в клубе, выслушала всё, что она по этому поводу думает, со всем согласилась и отказалась от помощи. Желание видеть кого-то совершенно отсутствовало. Разве только своенравную кошку, но она как сквозь землю провалилась.

Черри появилась в доме после того, как осталась одна. Я нашла маленький пищащий комочек шерсти на кладбище, после похорон отца и его жены с сыном. Родные мачехи недолюбливали меня, словно бы знали, что я виновата в смерти их близких. А может дело в том, что по завещанию им ничего не досталось из денег отца.

Уйдя от их бесконечных разговоров, причитаний и шёпотов за спиной, бродила по кладбищу, изучая могилы, разглядывая венки и прикасаясь к надгробиям. Это было очень мирное место, я не чувствовала духов, а значит все, кто попадался, ушли. А потом услышала писк и нашла ещё слепого котёнка. Трогательная чёрненькая мордашка, дрожащая тушка и сердечко, быстро-быстро бьющееся.

Там появилась кошка Черри, за восемь лет превратившаяся в очаровательную «мамзель», гордую, но ласковую. Кроме неё, у меня не было никого близкого. Я боялась подпускать к себе людей.

Когда появилась Марго, я и представить не могла, что смогу подружиться с ней. Что смогу говорить с девушкой обо всём — о прошлом, настоящем и будущем. Что буду доверять ей. Для меня такая откровенность немыслима, но тем не менее это произошло.

Раздалась негромкая телефонная трель, на дисплее высветился номер Виктора Сергеевича Серебрякова, отца Андрея. Устало закатив глаза, поднесла телефон к уху.

— Да, Виктор Сергеевич, что-то случилось?

— Конечно случилось. Почему тебя нет в Институте? Как ты могла заболеть? Твои медиумы отказываются принимать наше предложение, несмотря на то, что с ними случилось. Мол ты им обещала совсем другое!

— Что? Что вы имеет ввиду? — открыв глаза, нахмурившись, потянулась за сигаретами. — Я заболела, в данный момент…

— Элли, у нас были чёткие договорённости. И ты, лично ты, должна была проследить за их выполнением. Ведь это ты сама позвонила вчера и попросила о помощи! И что теперь? Ты что при смерти? — его голос, до невозможности безапелляционный и грубый, резким диссонансом отражал боль, нарастающую в голове.

— Нет, я…

— Тогда ноги в руки и быстро приезжай сюда! — и он повесил трубку.

Я громко и отчётливо послала его по известному адресу, а затем запрокинула голову, пытаясь успокоиться. С ним всегда было сложно договориться, особенно если ты выступаешь в роли просящего. Что же там пошло не так, что он настолько взбесился? Не понятно. Алёна чётко знала, что и как говорить медиумам, чтобы они не волновались, так что же пошло не так?

Набрав её номер, нарвалась на автоответчик. Господи, надеюсь, она не кинула меня, кроме неё, больше нет никого, кто смог бы организовать остальных. Мы всё-таки слишком любим уединение, чтобы обладать способностью командовать и управлять людьми.

Выкурив ещё одну сигарету, позавтракала и, переодевшись в тёплую одежду, спустилась на первый этаж.

Прямо посередине комнаты лежала порванная голубая лента.

— Какого…

Это не важно.

— Это не важно, — рассеянно повторила вслед за внутренним голосом, направляясь к выходу. Мимо тенью метнулась кошка, растворившись в уличных переулках.

***

Я возвращалась домой, шатаясь как от усталости, так и от боли, буквально пожиравшей изнутри. Проблема была не в Алёне, а в паникёрше Лизе и поддакивающем Клеще, которые на пару, убеждали остальных, что Институт собирается взамен на свою помощь, ставить на нас опыты. И мол я с ними в сговоре, так как когда-то работала на них. Бред полнейший, но на фоне пережитого стресса, бред объяснимый. Алёна, взвалившая на себя мою ношу, попросту не заметила, что они говорят, а вот экзорцисты в классах наслушались вволю и естественно передали всё Виктору Сергеевичу. А он, следуя традициям своей натуры, решил досадить мне. Вот так и получаются сложные взаимоотношения.

Тем временем, болезнь вела себя всё страннее и страннее. Это не похоже на обычную простуду, а что со мной происходит, в голову не приходило. Жар, ломота в костях, боль в шее то усиливающаяся, то успокаивающаяся, пальцы дрожат и временами теряю над ними контроль и они выписывают произвольные фигуры, как при болезни Паркинсона. А если добавить к этому мелькающее раздвоение, помутнение сознания и головную боль, от которой почти слепла, то картинка вырисовывалась довольно неприятная.

Про себя решила вызвать скорую, как только приду домой. Жаль, что не вызывала такси, а решила поехать на метро, чтобы избежать пресловутых московских пробок.

Сознание отражало холодную промозглую вечернюю зиму: поднявшийся ледяной ветер, свалявшийся в лёд настил из снега и грязи и омерзительно оранжевое небо с бордовыми облаками, тёмными тучами, нависающими над городом.

Резкий удар по затылку, а затем грубые руки зажали рот и потащили в неосвещённую арку, ведущую вглубь двора. В темноте блеснуло что-то острое, холодная сталь коснулась шеи, как только меня вдавили в стену.

— Ну-ну-ну, тише-тише, будешь паинькой и всё пройдёт гладко, — хрипло, с просачивающейся в словах визгливой тонкостью из-за напряжения, заговорил мужчина, дыхнув прокисшей вонью, от которой потянуло рвать и во рту скопилась горькая слюна. — Ты же будешь паинькой, да? — с надрывом заговорил он, одной рукой продолжая держать нож, а другой потянувшись к моей сумке.

И тотчас же волна, огненная волна отвращения и ненависти поднялась на поверхность. В темноте едва-едва виднелось лицо грабителя, но перемена, случившаяся с ним, настолько разительна, что захотелось кричать. Какая-то сила вырвалась из меня и с яростью отбросила мужчину, впечатав его тело в противоположную