Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь. - Филип Фармер

Вождь заговорил на неизвестном языке. Не питая особых надежд, что его поймут, Кикаха тем не менее произнес приветствия на двадцати различных языках: Владык, английском, французском, тишкетмоакском, хровакском, исчезнувшем верхне-немецком диалекте Дракландии, нескольких лакотских и микенском наречии, присовокупив к ним несколько известных ему фраз на латыни, греческом, итальянском и испанском. Никакой реакции не последовало, хотя Кикаха надеялся, что их предки происходили с Земли.

Хорошо, что его не убили на месте. Однако, зная, как поступали с пленниками племена на индейском уровне мира Джадавина, Кикаха не испытывал излишнего оптимизма.

Вождь махнул украшенным перьями копьем и что-то сказал двум воинам. Те спешились и начали осторожно двигаться, выставив вперед копья. Кикаха улыбнулся и протянул руки вперед, ладонями вверх. Воины остались безучастными к его улыбке.

Если бы Кикаха находился в своей обычной — то есть превосходной — физической форме, он попытался бы бежать к ближайшему лосю с пустым седлом. Но даже тогда у него был только один шанс из двадцати прорваться сквозь кольцо. Раньше ему приходилось сталкиваться и с худшим соотношением шансов, но тогда он чувствовал себя способным на что угодно. А теперь — нет. Он слишком устал и утратил прежнюю сноровку.

Оба воина были ниже его ростом, один — примерно пять футов шесть дюймов, а другой на дюйм повыше. Более рослый держал в одной руке копье, другую вытянул вперед. Кикаха решил, что он хочет получить у него нож, и, пожав плечами, медленно подчинился. Какую-то секунду он подумывал метнуть нож воину в горло, затем схватить копье, выдернуть нож, побежать к... Нет, забудь об этом.

Воин взял нож и, пятясь, отошел. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он раньше никогда не видел металла. Вождь что-то сказал приказным тоном, и воин подбежал к нему, протягивая нож. Седовласый повертел его, осторожно ощупал ладонью лезвие, а потом испробовал его на кожаной тесемке, державшей щит. Все дружно вскрикнули, когда щит с глухим стуком упал на землю.

Вождь что-то спросил у Кикахи. Вероятно, он хотел узнать, где пленник его раздобыл. Кикаха был не прочь соврать, если это спасет ему жизнь, и показал на горы, к которым держал путь.

Судя по сдвинутым бровям, старик напряженно размышлял. Затем он заговорил, и двое спешившихся воинов связали Кикахе руки спереди кожаным ремнем. Вождь снова произнес несколько слов, и разведчики выдвинулись вперед. Примерно через пятнадцать минут голова каравана поравнялась с ними. Вождь обратился к своим соплеменникам, то и дело указывая копьем в указанном пленником направлении. Настороженная тишина, в которой толпа выслушала своего предводителя, сменилась нестройным шумом взволнованных голосов. Наконец вождь предупреждающе поднял руку, и все смолкли. Тем временем Кикаха подсчитывал количество людей, окружавших его. Включая разведчиков, приблизительно девяносто душ. Тридцать мужчин, сорок женщин и двадцать детей — от младенцев до подростков.

Женщины, среди которых Кикаха заметил немало привлекательных особ, были сплошь брюнетками с карими глазами, лишь немногие удивляли контрастом темных волос и светлых глаз. Достоинства и недостатки фигуры подчеркивала единственная деталь туалета — короткая юбка-кильт из дубленой кожи. Дети — как малыши, так и подростки ходили голышом, предпочитая любой одежде слой грязи. Впрочем, последнее было характерно и для взрослых — так же, как и запах, словно туземцы не мылись больше месяца.

Последовал короткий приказ вождя, и несколько воинов раздели Кикаху до трусов. Предводителю досталась знатная добыча — драные джинсы. Судя по выражению его лица и радостному смеху, старик никогда прежде не видел ничего похожего на них. Однако когда он попытался натянуть джинсы, то обнаружил, что его широкие ягодицы и отвислый живот не помещаются в них. Проблема довольно просто разрешилась, когда пояс украсили несколько надрезов.

Найдя в заднем кармане джинсов пакет с ядовитыми стрелками, вождь передал их воинам с копьями без наконечников. Те привязали стрелки сыромятными ремнями к концам копий, а потом устроили небольшой показательный бой, играючи тыкая друг в друга оружием и с визгом отскакивая в сторону.

Из табуна выволокли крупную лосиху, быстро оседлали; вождь жестом велел Кикахе забраться на нее. Он так и сделал, и теперь сидел, ожидая дальнейшего развития событий, держась за поводья. Один из воинов, продев под брюхо животного длинный ремень, завязал его концы на голенях Кикахи. Затем караван тронулся, и старуха — единственная среди женщин — заиграла странную мелодию на сделанной из длинной кости флейте.

Ехали они примерно час, затем племя разбило лагерь — эта процедура оказалась достаточно быстрой — у канала. В то время как Кикаха сидел на животном, игнорируемый всеми, кроме своего сторожа, туземцы шумно принимали водные процедуры. Через полчаса, очевидно выждав, пока пленника жестоко искусает орда синих мух, сторож наконец развязал ремни у него на ногах. Кикаха с трудом спешился и жестом показал, что хочет напиться воды. Сторож, стройный юноша, кивнул, разрешая. Кикаха подошел к краю канала, опустился на колени и зачерпнул ладонями воду. В следующий миг он очутился в воде, сброшенный туда пинком, за его спиной раздался громкий хохот.

Кикаха поплыл назад, затем, когда ноги коснулись дна, обернулся и бросил тоскливый взгляд на противоположный берег, находившийся примерно в трехстах футах. Он мог бы добраться туда даже со связанными руками и уйти от преследователей — если бы только поблизости были лес или гора, а отнюдь не равнина примерно в две мили шириной. Верховые догонят его прежде, чем он пересечет ее.

Когда Кикаха неохотно вылез на берег, охранник встретил его какой-то незатейливой фразой, услышав которую туземцы дружно расхохотались. Наверняка замечание не было лестным — а впрочем, почему бы не узнать, что он сказал? Кикаха решил, что может приступить к урокам изучения языка прямо с этой минуты. Он показал на копье и спросил, как оно называется. Некоторое время юноша морщил лоб, пытаясь понять, чего от него хочет пленник, а затем ответил:

— Габол.

Слово габол , как оказалось, не являлось общим названием для этого рода оружия, а означало копье с наконечником, закаленным в огне. Древко, увенчанное каменным наконечником, называлось барос ; с наконечником из антилопьего рога — ява ; из львиного зуба — градос .

Позже Кикаха узнал, что у туземцев не было слова для обозначения человеческого рода. Племя просто называло себя «люди», а остальные, не принадлежавшие к нему, считались «врагами». Детей любого пола обобщали одним словом, буквально переводившимся как «несложившийся». Взрослые мужчины разделялись на воинов, убивших врага, не прошедших боевого крещения юношей и бесплодных особей мужского пола. Последний мог быть храбрецом, отправившим на тот свет не одного своего противника, но все равно оставался тайру . Если же, однако, он сумел похитить ребенка из другого племени, то переходил в разряд виру , славных воинов.