Они были мелкие и золотокрылые - Юлиана Лебединская

– Не слишком. Однако – достаточно, чтобы заметить, что уже тогда город стоял слегка осторонь. И всё же…

– И всё же – у нас мир, – дед кутался в шерстяную жилетку, наблюдая, как снулая-рыба-официантка выгружает на стол жареную картошку, холодную даже на вид котлету и рюмку мутной водки. – Мы дружим и с мигами, и с людьми. И наш город цел. А ты, – снова кивок на Доанову грудь, – по стопам Рихаля пошёл, значит?

– Вроде того.

Раздался визг.

В трактир ввалилась давешняя рыжая проститука. Вернее, её втащил за волосы жирный мужлан и сопроводил крепким пинком. Барышня врезалась в стул, опрокинула его и сама растянулась на полу, где жалобно взвыла. Её спутник немедля поддал ногой и снова вцепился в рыжие волосы.

Доан встал.

– Это всего лишь шлюха и сутенёр, – одёрнул его Биль. – Тут каждый день такое. Сядь.

Но Доан уже не слышал. В полсекунды он оказался около жирного и перехватил готовую к удару руку.

– Эй, ты кто такой? – оскалился тот. – Если тебе нравится эта дрянь, плати. Но сначала я её проучу. Не бойся, мордаху ей не испорчу!

– Я не люблю, когда бьют женщин, – спокойно ответил Доан.

– Чо? А когда бьют тебя… ААААА!

Доан перехватил руку, развернув жирного так, что тот рухнул на колени, и нажал на локоть. Локоть хрустнул. Жирный взвыл.

– Шею тоже сломать, или сам уйдёшь? – процедил Доан, не ослабляя захвата. – Ещё раз замечу, что бьёшь женщин, спрашивать не буду. Пшёл!

Он отшвырнул от себя жирную тушу. Сутенёр пару секунд смотрел на него, вращая глазами, затем вцепился в правую руку левой и, рассыпая проклятия с угрозами, вывалился из трактира. Девица меж тем поднялась с пола, оправила короткую юбку, пригладила волосы.

– Спасибо, красавчик. Он мне этого не простит, но это будет завтра, а сегодня – ты мой герой. Меня Рита зовут, – хрипло представилась она и протянула руку, Доан слегка её сжал. – Ты приходи, если что. Денег не возьму. Если хочешь, я и сейчас свободна.

Она улыбнулась и поправила упавшую на лоб рыжую прядь. Доан покачал головой.

На этой планете его интересовала лишь одна женщина, и её не купишь ни за какие деньги. Да он бы и не посмел…

* * *

Семнадцать лет назад

Эльфёнок брёл мокрой серой улицей и думал, где бы пожрать. Биль куда-то запропастился, а другие мужики в таверне гонят его пинками под зад. Ещё и ржут вслед. А жрать-то хочется.

Он сам не заметил, как выбрел из родного квартала удовольствий и остановился около богатого особняка, окружённого забором, добротным, но тоже каким-то серым и тоскливым. Над забором стелились ветви яблони. А на них, на самом верху, висели собственно яблоки. Мокрые после дождя. Тёмно-красные. И листья у этого дерева были тоже почему-то красноватые, хотя до осени ещё далеко.

Красное на сером.

Впрочем, Эльфёнку до листьев не было дела, они не съедобные. До яблок бы добраться. Он ухватился за ветку и потрусил. Его обдало водой, как часто бывает, когда потрусишь дерево после дождя, и – ничего больше. Тогда он подпрыгнул, но плоды висели слишком высоко.

Эльфёнок огляделся, увидел палку, мокрую, как всё вокруг, и липкую, схватил её и бросил вверх, надеясь сбить хоть одно яблоко. А лучше – два или три. Палка вернулась, не задев плодов, зато едва не ударила Эльфёнка по макушке. В ярости Эльфёнок швырнул палку изо всех сил, она улетела куда-то за забор, и тут же раздался возмущённый девчоночий голос.

– Эй, малявка! Если так хочешь яблоко, мог бы просто попросить. Чего швыряешься?

В воротах стояла девчонка в голубых брюках и белой рубашке с короткими рукавами и воротничком. Курчавые чёрные волосы вились по плечам. Эльфёнок знал эту девчонку. Ну, как знал… Часто видел её в городе. На рынке, у здания театра, у пруда в Зелёном парке – хотя, какой он зелёный, такой же серый, как и всё вокруг… Он ловил себя на том, что наблюдает за ней, часто представлял, как заговаривает с ней или даже играет, а зачем – не знал.

И вот сейчас она стояла перед ним – чистенькая, довольная, с нахальной ухмылкой. И, небось, жрать ей совсем не хотелось. Небось, пожрала уже. И ещё пожрёт. Сколько захочет.

Эльфёнок уныло ковырнул носком рваных ботинок мокрую землю. Затем вдруг наклонился, набрал в жменю этой самой земли и изо всех сил швырнул в девчонку. На её милые голубенькие брючки чвакнулась чёрная масса.

Девчонка ойкнула и скрылась за воротами.

А Эльфёнок злобно рассмеялся и бросился наутёк. На всякий случай. Далеко, впрочем, не убежал – очень скоро перед ним притормозило знакомое авто. Рихаль. Эльфёнок бросился к мобилю, прыгнул на заднее сиденье.

– Салфетку возьми и вытри руки, – вместо приветствия бросил ему Рихаль.

– Они чистые.

– Вытри руки или вылезай из машины. Они у тебя в грязи все.

– А ты откуда знаешь? – пробурчал Эльфёнок.

Впрочем, немедленно достал пахучую влажную салфетку из пачки, лежавшей тут же, на заднем сидении, рядом с рихалевской шляпой.

– Следишь за мной? – зыркнул он на Рихаля в зеркале.

– Мимо проезжал. И зачем ты это сделал?

– А чего она… – потупился Эльфёнок.

Рихаль завернул за угол и остановил машину напротив закусочной. Повернулся к Эльфёнку.

– Последнее дело – обижать тех, кто слабее тебя. А девочка – заведомо слабее. Кем бы она тебе ни казалась.

Эльфёнок скривился. Рихаль местами его просто бесил. То ли дело Биль – даёт хавку и никаких моралей не читает. С ним и поржать можно… А этот только и знает, что нудит.

И всё же, как не мог сам себе Эльфёнок объяснить, зачем наблюдает за девчонкой, так и непонятно ему было, почему, несмотря ни на что, тянет его к Рихалю.

– Ты хотел испачкать её, чтобы таким образом хоть немного к себе приблизить. Но есть и другой путь. Ты можешь сам стать чище и лучше – и приблизиться к ней.

– Чё-ё-ё?!

– Ладно. Бутерброд хочешь?

– А то.

– Вылезай. И салфетки не забудь.

* * *

Проснувшись, Доан не сразу вспомнил, где он. Неделя прошла, а он всё не привыкнет, что покинул дом. Что вернулся домой.

Ему снилась мать. Она смотрела с грустью и спрашивала:

– Зачем ты здесь?

«А ты зачем», – хотел спросить Доан, но в сон ворвался голос Биля:

– По стопам Рихаля пошёл?

Доан тряхнул головой, сел на кровати. Огляделся. Он – в гостинице города Кашинблеск. И, конечно же, вчера в баре он