Призрак Проститутки - Норман Мейлер

— Они как насекомые, — продолжал Харви. — В спокойные времена разбегаются подкормиться во всех направлениях. Не стоит за ними и следить. Но если полчище насекомых вдруг ринулось куда-то единым строем, на какие мысли это тебя наведет?

— Грядет буря?

— Угадал, малыш. Значит, движется что-то крупное и военное. Если русские когда-нибудь захотят выкурить нас из Западного Берлина, мы будем заранее об этом знать. Для того-то и существует мелкая рыбешка — большая рыба при этом поджаривается.

Он протянул руку, вынул шейкер из ведерка со льдом и налил себе полный стакан мартини. От его руки невозможно было оторвать взгляд, ибо кисть его реагировала на каждую выбоину на дороге лучше, чем рессоры машины. Из стакана не пролилось ни капли.

— Ну ладно, — сказал он, — мы поддерживали контакт с Вольфгангом, и он периодически у нас отмечался. Как я уже сказал — мелкая рыбешка. Я не думаю о Вольфганге, ложась спать. То есть не думал, пока у нас не произошло промашки. ВКью/КАТЕТЕР, как ты, наверное, понял, наше самое чувствительное место в плане безопасности. Я не разрешаю людям, которые там работают, даже купить себе окорочок.

— Окорочок?

— Ну, задницу. Слишком это рискованно с точки зрения безопасности. Если кто-то из них проводит с кем-то ночь, он обязан наутро представить службе безопасности подробный отчет. Словом, есть закон в бюрократии, который работает как часы. Чем больше ты страхуешься от случайностей, тем чаще они случаются. Один из наших ребят оказался тайным гомосексуалистом. Он является к нам и признается, что имел сношение с немцем. Зовут этот окорочок Франц. Как Франц выглядит? Молодой, стройный, ничем не примечательный брюнет. Такое описание подходит по крайней мере к четыремстам восточноберлинским агентам, западноберлинским агентам и известным нам двойным агентам. Мы можем показать фотографии большинства из них. Так что нашему мальчику придется просмотреть кучу фотографий. А нам нужно, чтобы он вернулся к работе. Он специалист, и мы не можем допустить, чтобы он терял зря время. Только тут он делает еще одно признание. «Да, — говорит он, — Франц расспрашивал меня про мою работу. Я, естественно, ничего ему не сказал, но он хотел знать, имеет ли моя работа какое-то отношение к ВКью/КАТЕТЕРУ! Франц сказал, что с ним можно об этом говорить, потому что он проверен американцами. Он тоже работает на них!»

После этого последовал большой глоток мартини.

— Уж можешь поверить, — продолжал Харви, — мы заставили нашего специалиста попотеть. Он просмотрел, наверное, три сотни фотографий, прежде чем остановился на Вольфганге. Вольфганг — это Франц. Тогда мы просмотрели наш индекс за тридцать дней, и наш индекс за шестьдесят дней, и наш индекс за сто двадцать дней — ни единого сообщения от Вольфганга. Такое едва ли могло быть. Вольфганг был активным панком. Он любил получать денежки. Все, что у нас есть, — это несколько счетов, которые мы еще не оплатили, потому что они присланы из Гамбурга. Не из Берлина. При более пристальном рассмотрении выясняется административный кошмар, чего мы всегда боимся. Наши досье так быстро разрастаются, что заполнили все отведенные для них помещения. И какой-то идиот среднего уровня в Украине решил отослать в Вашингтон индексы за тридцать, шестьдесят и сто двадцать один день. А следовало лишь арендовать еще одно здание, и все материалы были бы у нас под рукой, но наши бюджетные лорды не разрешают этого. Аренда за здания выплачивается на месте. Поэтому она зафиксирована в бюджете. Ты не можешь потратить два десятипенсовика на аренду, когда у тебя записан всего один. Вот воздушные перевозки — другое дело. Воздушные перевозки записаны в бюджет военно-воздушных сил, а не в наш. И военно-воздушным силам наплевать, сколько мы потратим. Миллиардеры не считают прыщи у посудомойки. Короче говоря, уйма досье одним росчерком пера какого-то несмышленыша из Украины была отослана в Вашингтон без консультации с моей конторой. Он знал только, что ему надо найти свободное место для БОНЗЫ. Должно быть, считал, что оказывает мне услугу. Можешь такому поверить? Целые тюки потенциально важнейшего материала были отправлены по воздуху в Экспедиционную в Тараканьей аллее, чтобы высвободить немного места здесь. Он снова глотнул мартини.

— Итак, надо найти Вольфганга. Этот гнус из КАТЕТЕРА мог рассказать Вольфгангу куда больше, чем он припоминает. Вот только Вольфганга никак не найти. Он что, умер или затаился? Он не выходит на связь со своим куратором. Не отвечает на сигналы. Может, Вольфганг перекочевал на Восток с данными по КАТЕТЕРУ? Понимая, что шансов мало, я тем не менее посылаю запрос в Змеиную яму. Может, им удастся что-то найти о Вольфганге. И что же я получаю?! Наглый ответ. Только этого мне не хватало! «Из-за ситуации, создавшейся в Экспедиционной…» — и так далее и тому подобное… Тот, кто мне это послал, явно понятия не имел, что значит получить запрос, подписанный самим шефом базы. Я, правда, начальник базы, а не резидентуры, но ты найди во всем мире резидентуру, которая весила бы столько, сколько берлинская база. Мы же на самой передовой «холодной войны», но в Туманной низине этого, видно, не знают и не вбивают это новичкам в мозги. И я вынужден иметь дело с бюрократом по кличке КУ/ГАРДЕРОБ, неописуемым дерьмом, которое упражняется в острословии. Короче: я намерен включить все моторы. Я решил выкурить КУ/ГАРДЕРОБА с горшка, на котором он сидит.

— Ух ты, — сказал я.

— Это что в сравнении с тем, что происходит дальше, малыш. Я прошу Западногерманский сектор в Вашингтоне сообщить мне, кто такой КУ/ГАРДЕРОБ, и они отвечают, что архив закрыл выдачу данных о нем на семьдесят два часа. Подумай сам. Надо семьдесят два часа ждать. Это объясняется переменой клички. Этот сукин сын ГАРДЕРОБ знает, что дело его худо. Я говорю Западногерманскому сектору, чтобы они попросили архив не ждать семьдесят два часа, а немедленно выдали информацию. Пусть знают, что я разозлен. Из сектора мне присылают телеграмму: ПОПЫТАЕМСЯ. Но они ничего не могут сделать. По процедуре они должны были в таком случае обратиться к контролеру архива, а там кто-то поставил СТОП… Я просто не могу этому поверить. Какие-то силы противостоят мне. Вольфганг прячется, его досье погребено в Экспедиционной, КАТЕТЕР, возможно, в опасности раскрытия, а кто-то, кто вполне может оказаться «кротом», поставил преграду моим розыскам. Не думаю, чтобы в Фирме нашлось два десятка человек, которые обладают достаточной силой, чтобы воспрепятствовать мне. И, однако же, один такой нашелся. По крайней мере восемнадцать из этих двадцати имеют самое неоспоримое основание ненавидеть меня. Мы, возможно, не такие высокородные, как они (хотя, изволите ли видеть, добротной породы), но, ей-богу, малыш, мозги у меня работают куда быстрее ихних. — Он осушил свой стакан мартини и перевернул его вверх дном. — Да-да, СТОП, если его правильно прочесть, означает: СТОП, ХАРВИ. — Он шумно выдохнул воздух. Посмотрел на меня бешеным взглядом. — Ну, словом, — продолжал он, — надо понимать, что другая сторона выиграла первый раунд. Короче, было ли это сделано, чтобы досадить мне или чтобы оберечь Вольфганга, что является нежелательным и тревожным симптомом, или же чтобы оберечь ГАРДЕРОБ, который вполне может быть своего рода посредником, мне ясно одно: теперь я должен нацелиться на ГАРДЕРОБ. Как только он попадет мне в руки, я получу ответы и на другие вопросы. — Он вздохнул. — Когда ты начальник базы, беда в том, что каждую неделю приходится иметь дело с каким-нибудь новым кризисом. И меня отвлекают другие проблемы. К тому же я человек достаточно умудренный и знаю, что к старшему контролеру архива нельзя идти, имея на руках полколоды. Нужно поднабрать несколько выигрышных карт. Во-первых, если какие-то силы оберегают ГАРДЕРОБ, они проведут его через две или даже три клички. В такого рода игре надо всецело сосредоточиться на цели. А у меня нет на это времени. У тебя же есть. С этого момента ты из мальчика поди-подай становишься младшим спецом по авариям.

Я не решался слова произнести. Меня мог выдать голос. Так что я лишь кивнул.

— Поведем атаку с двух направлений, — сказал Харви. — Во-первых, ты раскачиваешь Западноевропейский сектор. Они там все еще грудное молочко сосут. Полные бюрократы. Ждут не дождутся весны, когда можно будет положить в пакет еду и отправиться к Зеркальному пруду завтракать. Эти люди — как надутый воздухом бумажный пакет. Они начинают действовать только под неустанным нажимом. Нацель их на то, как ГАРДЕРОБ меняет переметные сумы. Потребуется время, чтобы это распутать. Они будут тянуть резину. А ты не оставляй их в покое. Каждые два дня давай им под ребро, и я время от времени тоже буду посылать весточку. Контролер архива может устанавливать семидесятидвухчасовой запрет всякий раз, как этот славный старина ГАРДЕРОБ станет менять кличку, но рано или поздно они выдохнутся.