Лавкрафт: Биография - Лайон Де Камп

«.. Во всех практических делах я ленив и нелеп»[275].

Сходство с Лавкрафтом просто поразительно. Поскольку Лавкрафт осознавал эту схожесть, он, по-видимому, несмотря на всю болтовню о своей нордической крови, арийской культуре и англосакской знатности, все-таки понимал собственные недостатки весьма хорошо.

Вопрос о сексуальности Лавкрафта вызывал большой интерес. Некоторые писатели называли его «бесполым». Другие высказывали предположение, что он был гомосексуалистом — по крайней мере, латентным. Они ссылались на его равнодушие к гетеросексуальным отношениям, отсутствие женщин в его рассказах, чьими главными героями часто являются одинокий рассказчик и его близкий друг, и на его многочисленные дружеские отношения с мужчинами моложе его, среди которых были явные гомосексуалисты или же имеющие склонность к этому.

«Латентный гомосексуализм» тем не менее — неясное и скользкое понятие. Более того, обвинение в «скрытых гомосексуальных наклонностях» стало таким пунктиком, что оно навешивается практически на каждую знаменитость, чья половая жизнь хоть сколько-нибудь необычна.

Согласно тому, что я читал, многие или большинство мужчин проходят в подростковом возрасте через фазу, когда, будучи подвержены гомосексуальным воздействиям, они могут быть склонены к таковым отношениям. Большинство из них становятся гетеросексуальными, но некоторые, в зависимости от силы воздействия, вырастают гомосексуалистами или бисексуалами. Мы не можем сказать, как Лавкрафт отреагировал бы на гомосексуальные воздействия в пубертатном периоде. В сущности, пока он не познакомился с Соней, он не подвергался вообще никаким сексуальным воздействиям. Он настаивал: «В действительности — хотя, конечно же, я всегда знал, что педерастия была отвратительным обычаем многих древних народов, — я не слышал о гомосексуализме как о действующем инстинкте до своего четвертого десятка…»

«Когда мальчишки разговаривали или вели себя низко, я мог бы рассказать им побольше, чем они пытались сказать мне, — хотя (таково было состояние викторианской официальной медицины) мои знания были ограничены одним лишь нормальным сексом. Я был уже в средних годах и женат, когда впервые узнал о такой вещи, как инстинктивный гомосексуализм…»[276]

В одном письме он разъяснил свое отношение к гомосексуализму: «Коль скоро затронута тема гомосексуализма, основное и неизбежное возражение против него заключается в том, что он естественно… отвратителен подавляющему большинству человечества… Я, например, ненавижу как физически нормальное прелюбодеяние (которое есть презренное и подлое предательство), так и педерастию — но, хотя я и смог бы получить удовольствие (физическое) или же соблазниться прелюбодеянием, я просто не смог бы рассматривать ненормальное состояние без физической тошноты».

То, что это было честнейшее мнение Лавкрафта, подтверждается письмом, которое он написал Роберту Барлоу в последний год своей жизни. Как и некоторые из молодых протеже Лавкрафта, Барлоу стал активным гомосексуалистом. Впрочем, его гомосексуальность развилась, возможно, лишь незадолго до смерти Лавкрафта — по крайней мере, он, несомненно, так и не узнал об отклонении своего юного друга.

В данном письме Лавкрафт критиковал написанный Барлоу рассказ о художнике, в котором пробудилась сильная привязанность к профессиональному боксеру. Лавкрафт счел это неправдоподобным: «Во всем мире не существует ни малейшей причины, по которой любой здравомыслящий взрослый художник вдруг захотел бы посмотреть на недалекого и грубого боксера — профессионала или поговорить с ним. А если бы какая-то трагическая болезнь или порок развития вызвали в художнике ненормальный интерес, он, естественно, проводил бы все свое время в борьбе и искоренении болезни — не выставляя или поддерживая ее, как это могла бы делать незначительная личность».

Лавкрафт, как это было типично для него, с важным видом разглагольствовал о том, что мало знал. Многие художники, считавшиеся «великими», занимались тем, что Лавкрафт не одобрил бы. Особенно графика и скульптура, судя по всему, привлекательны выше среднего для гомосексуалистов. Лавкрафт продолжал: «А когда это доходит до выставления себя полным дураком из-за женщин — черт побери! Сравните миллионы первоклассных мужчин, которые не поступают так, с довольно незначительным числом тех, кто поступает].. Сие мелочное притворство и важничанье — всего лишь жалкая несдержанность, совершенно нормальная, но эстетически постыдная. Все бы мы хотели целовать хорошеньких девушек до своего смертного часа — но мы чертовски хорошо знаем, что это было бы лишь отталкивающим и низменным притворством, за исключением очень немногих женщин, которые действительно испытывают к нам чувство, пока мы молоды».

Нет необходимости втолковывать ошибки в логике Лавкрафта, но представляется маловероятным, что он написал бы такое письмо — признаваясь в желании целовать хорошеньких девушек, — если бы был гомосексуалистом или же знал, что таковым был Барлоу.

Нарушения в сексе вроде подавления, неудовлетворенности, импотенции и извращений нередки среди писателей. Можно назвать Карлейля, Достоевского, Э. Т. А. Гофмана, Д. Г. Лоуренса, Т. Э. Лоуренса, Ницше, Стрейчи и Т. Г. Уайта. Являются ли подобные нарушения более распространенными среди писателей, нежели среди общего населения, мне неведомо.

Однако может существовать некая связь между сексуальными особенностям этих писателей и тем фактом, что некоторые из них, подобно Лавкрафту, проповедовали авторитаризм, милитаризм, расизм, идею сверхчеловека и другие доктрины, классифицированные одним писателем как «героический витализм»[277]. Это, несомненно, был случай Карлейля, Д. Г. Лоуренса и Ницше. Подобный замещающий жестокий героизм представляется благодатной формой компенсации для болезненных, слабых и психически неуравновешенных типов, вроде изводившегося демонами Хьюстона Стюарта Чемберлена, прославлявшего «тевтонских арийцев».

Лавкрафт, несомненно, страдал от вполне достаточного сексуального подавления, чтобы объяснить его эротическое поведение. Мы уже не можем выяснить, осложняли ли его жизнь одно или несколько других нарушений, указанных выше. Но было бы не вполне разумно притягивать неизвестную причину, где уже есть известная, сама по себе достаточная для объяснения явления.

На основе известных фактов гомосексуализм Лавкрафта представляется, как и наследственный сифилис, настолько маловероятным, что, хотя он и не опровергнут полностью, им можно с уверенностью пренебречь. И весьма поразителен тот факт, что, учитывая его своеобразное воспитание и попытку его матери сделать его женственным, он все же не стал явным гомосексуалистом.