Лавкрафт: Биография - Лайон Де Камп

Над «Виэрд Тэйлз» нависли перемены, поскольку Хеннебергер нес от журнала убытки в тысячи долларов. Он подыскивал нового редактора, так как работа одновременно над «Виэрд Тэйлз» и «Дитектив Тэйлз» оказалась слишком сложной задачей для Байрда.

Хеннебергер также завязал отношения с Гарри Гудини (псевдоним Эриха Вейса), известным фокусником, мастером побегов и разоблачителем медиумов спиритизма. Гудини предоставил сюжеты для двух рассказов, которые были написаны за него «призраками» и опубликованы в «Виэрд Тэйлз». Хеннебергер уговорил его вести постоянную колонку в своем журнале. Поскольку Гудини мало что понимал в писательстве, ему в помощники был предложен Лавкрафт.

Заявленная на мартовский выпуск 1924 года, колонка «Спросите Гудини» появилась лишь в следующем номере. Однако на основе идей Гудини Лавкрафт сочинил рассказ «Заточённый с фараонами». В нем, якобы от лица Гудини, в стиле сверхъестественного ужаса повествуется о том, как ночью около Сфинкса в Гизе его схватила банда арабов и сбросила в погребальный колодец. На дне он обнаруживает полчище неописуемых чудовищ, совершающих невыразимые непристойности.

Лавкрафт написал черновик «Заточённого с фараонами» и после напечатал окончательную версию. Затем, в воскресенье 2 марта 1924 года, он сел на поезд, отправляющийся в 11:09 до Нью-Йорка, чтобы встретиться и пожениться с Соней. Он так ничего и не сказал теткам о своем намерении.

Ожидая поезд, он все клевал носом, а когда сел, то обнаружил, что забыл чистовик рукописи на станции. К счастью, у него был с собой черновик от руки.

В Нью-Йорке он провел ночь в квартире Сони в доме 259 по Парксайд-авеню, Бруклин, в качестве компаньонки там присутствовала мисс Такер из «Ридинг Лэмп». На следующее утро он отправился в контору «Ридинг Лэмп», где мисс Такер предоставила ему одну из своих машинисток, чтобы восстановить окончательный вариант «Заточённого с фараонами». Не закончив и половину работы, он был вынужден умчаться на встречу с Соней, чтобы получить разрешение на вступление в брак и купить кольцо. Соня писала: «Что касается частностей — получение разрешения, покупка кольца и т. д., — он оказался довольно общительным. Он сказал, что можно было бы подумать, что он женится в энный раз — в такой привычной манере он этим занимался.

Служащий брачной конторы подумал, что я моложе. Я была на семь лет старше Говарда, а он сказал, что ничто не может радовать его больше: Сара Хелен Уитмен была старше По, и, женись он на ней, его судьба могла бы сложиться лучше»[273].

Они отправились в часовню Святого Петра на пересечении Бродвея и Визи-стрит, в финансовом районе. Лавкрафт настаивал на церемонии в этой церкви не потому, что был обращен в англиканство, а потому, что она датировалась 1776 годом и в ней бывали адмирал лорд Хоу, Джордж Вашингтон и другие знаменитости эпохи барокко.

И там 3 марта 1924 года преподобный Джордж Бенсон Кокс объявил Говарда Филлипса Лавкрафта и Соню Гафт Шифиркину Грин мужем и женой.

Исследователи Лавкрафта много размышляли о причинах союза этой странной пары. Мюриель Эдди полагала, что это Соня предложила Лавкрафту вступить в брак, он же слишком чтил кодекс джентльмена, чтобы сказать «нет». Джеймс Уоррен Томас подозревал, что главным мотивом Лавкрафта было желание получить кухарку, домохозяйку и надежный источник дохода одновременно. Доктор Келлер предположил, что Лавкрафт хотел вырваться из-под власти теток и их атмосферы благородного упадка, в то время как Соня надеялась, что одаренный писатель поможет ей осуществить ее литературные амбиции. Профессор Сент-Арманд думал, что на Лавкрафта оказали влияние параллели между ним и Соней, с одной стороны, и Эдгаром По и миссис Уитмен, с другой. Август Дерлет предположил, что у Сони была идея, что, как и в старой истории про Джорджа Бернарда Шоу и Айседору Дункан, у нее и Лавкрафта может родиться ребенок, совмещающий ее красоту и его интеллект[274].

Насколько можно судить, Лавкрафт и Соня просто влюбились друг в друга. Любовь превращает мудрейших в дураков, и люди порой влюбляются в совершенно им неподходящих — еще с тех времен, как Елена сбежала с Парисом из Трои, а может быть, и намного раньше.

По крайней мере, Соня была предупреждена. Еще в начале их романа Лавкрафт подарил ей автобиографический роман Джорджа Гиссинга «Личные записки Генри Рикрофта» (1903), попросив прочитать его, если она хочет знать, с каким человеком связывает свою судьбу.

Роман написан в форме беспорядочных воспоминаний английского писателя и журналиста, который, получив небольшое наследство, ушел на пенсию и одиноко проводит оставшиеся годы в безделье в деревне. Он рассказывает, как ненавидел свою работу в журналистике. Он был женат, но отсутствие каких бы то ни было упоминаний о жене подразумевает, что свой брак он ненавидел тоже. Он обстоятельно анализирует самого себя: «Я не дружу с людьми. Как сила, которая управляет течением времени, они внушают мне недоверие и страх, как видимая же масса, они заставляют меня держаться в стороне и часто вызывают отвращение. Большую часть своей жизни люди символизировали для меня лондонскую толпу, и мои мысли не могла бы выразить ни одна фраза, сдержанная по содержанию… [Человек может быть прекрасен как личность, но] объедините его с собратьями по социальному организму, и десять к одному, что он превратится в вульгарное создание без единой своей мысли, готовое к любому злу, к которому его подтолкнет пагубное влияние».

«У меня были задатки ученого. С моими-то свободным временем и уравновешенностью ума мне следовало набираться знаний. Как счастливо, как невинно жил бы я в стенах какого-нибудь колледжа, полностью погруженный в воображении в мир прошлого… Он, как я теперь вижу, был моим подлинным идеалом — во всех своих перипетиях и невзгодах я жил больше прошлым, нежели настоящим».

«Позвольте мне сказать самому себе правду. Действительно ли я верю, что в любой период своей жизни я был тем человеком, кто заслуживает любви? Думаю, что нет. Я всегда был слишком эгоцентричным, слишком требовательным ко всему окружающему и безрассудно гордым. Подобные мне живут и умирают в одиночестве, сколь много бы людей их по видимости не окружало».

«Можно было бы сказать, что со мной так или иначе случалась любая глупость, какая только может случиться с безденежным человеком. В моем характере, кажется, не было дара к разумному самоуправлению. Мальчиком и уже взрослым я попадал в каждую яму и болото, какие только можно было различить на моем пути… Те, кто выражался мягко, называли меня „непрактичным“, а большинство погрубее — я уверен — „идиотом“. Именно идиотом вижу я себя, когда бы ни оглядывался назад на долгий и уединенный путь. Чего-то, очевидно, мне не доставало с самого начала — какого-то уравновешивающего принципа, которым в той или иной степени обладает большинство людей. У меня был ум, но в обычных жизненных обстоятельствах толку от него не было».