Земля бедованная (сборник) - Нина Катерли

– Занимаетесь бездельем? – раздался резкий разносный голос. На пороге кабинета, подняв обе брови, стоял референт Цум и пристально смотрел на лысого, сидящего на диванчике рядом со своим малахольным соседом.

– У него – горло, – пискнул лысый, ежась. Второй жалобно покивал.

– Здесь не лазарет, Будьте любезны работать! Работать, работать! – прикрикнул Цум и повернулся к Костылеву. – А вам придется еще подождать, менеджер занят. Чтобы не тратить зря времени, побеседуйте пока… ну, хоть с ним. Олик, войди, что ты там прячешься?

– Я не прячусь, я сомневаюсь, – заявил Олик, входя. – Впрочем, двум, как говорится, смертям не бывать. Рискну. – Он взял стул и подсел к Костылеву.

– Присмотри за этими лодырями, сидят целый час – языки проглотили, – референт бросил брезгливый взгляд на коротышку и вышел.

– Вечно я виноват, – проворчал тот. – Ну ладно, начинай!

– Раз, два – кружева, – просипел длинный.

– Три, четыре – прицепили, – с отвращением откликнулся коротышка.

– Пять, шесть – кашу есть…

– Что они делают? – изумился Костылев.

– Работают, что ж еще! Будто вы не видите! – в голосе Олика звучала явная настороженность.

– …Девять, десять – деньги весить…

– Убедили своего друга, что я не псих? – Костылев решил от греха переменить тему. Олик издал какой-то неопределенный звук.

– Одиннадцать, двенадцать – на улице бранятся! – вдруг закричал лысый после паузы, во время которой он изо всех сил прислушивался к Олику и Костылеву.

– Что это за тип? – спросил с опаской Костылев.

– А-а… собственно, зачем вам это знать?

– Да я его, вроде, обидел. Он мне – про какую-то статью, а я ее не читал.

– «Чего не знаешь, того нет»? Как же, как же! Его опус – Олик понизил голос до шепота. – Сплошные заимствования, компиляция, попросту плагиат. Бесстыжая рожа! У него, безусловно, мания величия, вообразил себя гением номер один. По ту сторону и по эту… – Он резко повернулся к диванчику, откуда не слышалось ни звука:

– Бьете баклуши? Все будет доложено, куда положено. Неплохо получилось, а? – подмигнул он Костылеву.

– Семнадцать, восемнадцать – мне девушки не снятся… – захрипел длинный надсадно.

– Кстати, – продолжал Олик, – вы мне так и не ответили, что там у вас вчера говорили про трактат «Я и бытие». Представляю, какой поднялся шум!

– Тоже труд этого… военно-морского психа? – спросил Костылев?

– Да уж куда ему! Не тот потенциал. А зачем вам знать, кто автор?

– Хочу попросить автограф, – угрюмо парировал Костылев.

Олик заерзал, покусал губу, посмотрел на приоткрытую в коридор дверь, наконец, полез в карман и вытащил небольшую книжечку в зеленом сафьяновом переплете. Книжка выглядела откровенно самодельной, даже сшита была с грехом пополам суровой ниткой.

– Старуха, перо! – капризно скомандовал Олик, протягивая руку к двери, откуда тотчас появился Люд и молча подал ему зеленый фломастер. Щекастое лицо Люда выражало отчаянный протест.

– Та-ак… – Олик любовно раскрыл книжку, подумал и решительно вывел на титульном листе: «Собрату».

– Советую, – торжественно заявил он, протягивая Костылеву книжку, которую тот с поклоном принял, – очень советую прочесть незамедлительно. Дело в том, – скромно добавил он, – что это – шедевр.

Шедевр шедевров, – запальчиво встрял Люд, брызнув слюной. – И я не понимаю, Олик, зачем тебе понадобилось дарить свой бестселлер… кому попало.

– Кыш! – устало цыкнул Олик, и Люд сразу юркнул в коридор. – Надоел, прилип как горчичник. Куда от них денешься – поклонники.

– Сорок девять, пятьдесят – нужно делать поросят, – неслось с дивана.

– Забавно, – Олик наклонился к Костылеву. – Между нами: Люд уверен, что вы шпик.

– В каком же смысле?

– Я, кстати, этого тоже не исключаю. Но в данном случае не имеет значения, поскольку вы шпик – оттуда. Может, даже и к лучшему.

– У вас тут не соскучишься! Этот, который «девять, десять – деньги весить» или как его там? – полагает, что я из дурдома, вы – что кто-то меня подослал, и это, мол, к лучшему.

– Из дурдома – это ясно, это само собой, откуда же еще? А к лучшему… Пусть изучают мой трактат, глядишь, и поумнеют, по крайней мере, осознают свое ничтожество и бездарность.

– Кто осознает? Кто?

– Люди, разумеется. Людишки.

– Ах вот как. Люди? А меня только что обругали за мракобесие, когда я произнес это слово. Ввиду того, что людей не существует в природе.

– Узколобость, догматизм. Невежество! Хреново обстоит с информацией. Им это, очевидно, выгодно – держать всех в темноте.

– Кому выгодно?

– Администрации. Менеджеру с прихлебателями. Мне еще повезло – работаю в отделе внешних сношений, а остальные… Серость, троглодиты. Путаница в головах. Каша! Выдумали, что чёрт произошел от козы. Как вам это нравится? Впрочем, вы же матерый шпион, а я тут болтаю. А вы, гадята, чего пришипились? Подслушиваете? – прикрикнул он на трудяг-собеседников.

– Сто три, сто четыре – не кури на бочке в тире, – подвидно пискнул коротышка.

– Корчат из себя интеллектуалов, творческих личностей, а сами – бездарное тупье. Да и этот, я вам скажу, так называемый «референт». Я бы вам не советовал при нем распускать язык… А-а, это ты, Цум, – вдруг с достоинством сказал он, вставая, – а мы тут… работали. Чего, к сожалению, нельзя сказать кое о ком.

– Сто одиннадцать, сто тринадцать, – из последних сил прокашлял длинный с забинтованной шеей.

– Двенадцать, двенадцать! – шепотом подсказал лысый.

– Пройдите к менеджеру, – бросил им референт. Засуетившись, оба вскочили с дивана; при этом длинного качнуло, и он крепко ухватился за рога стоявшего к нему спиной приятеля, точно это был велосипедный руль. Так они и двинулись – лысый впереди, длинный за ним, держась за взрыватели, которые, казалось, вот-вот сработают, и мина разнесет заведение в пыль.

– Пойти и мне, пожалуй, – сказал Олик. – Люд там, небось, уже весь извелся. – А вы ждите, желаю удачи.

– А долго ждать? – спросил Костылев. – Вообще, сколько сейчас времени? У меня часы испортились.

– Время? – поднял бровь референт. – Забудьте. Это миф, вредная выдумка, распространяемая отдельными лицами с целью введения в заблуждение… И советую снять этот – он кивнул на левую руку Костылева – прибор, вас могут неверно понять.

Время здесь действительно отсутствовало – вместо него приемную заполняла какая-то вязкая субстанция. От нечего делать Костылев открыл книжку, которую всучил ему Олик, и принялся разбирать подслеповатую машинопись{147}: «…таким образом, помещая понятийный ряд, принятый у людей, в реальную систему координат, мы получаем полное освобождение от чувства т. н. «вины» за счет переноса ответственности с субъекта насилия на его объект, ч. т. д. Короче (это уже было вписано от руки печатными буквами на полях) жертва сама виновата, что подставилась».

– М-да, – сказал себе Костылев, – симпатичные у меня собратья.

Длинный и лысый так и не вышли из кабинета, но в какой-то момент Цум приложил ухо к замочной скважине, послушал немного, наконец, выпрямился и нехотя открыл перед Костылевым дверь:

– Вас приглашают. Можете проходить.

И Костылев вошел.

Кабинет был пуст. «Куда подевались те двое? Видимо, тут есть еще один выход», – успел подумать Костылев, и тут же забыл про длинного и лысого, потому что увидел менеджера.

За большим столом – по площади он не уступал директорскому – сидел, приветливо улыбаясь, седовласый джентльмен – да, да, именно это слово первым пришло в голову Костылеву при взгляде на породистый серый костюм с белоснежной рубашкой и галстуком в тон, на ухоженные руки и безупречную – даже, вроде, напомаженную – прическу. Пробор, проведенный как по линейке, разделял аккуратные, с серебристым отливом, рога.

В кабинете витал тонкий аромат чего-то явно французского. Это было особенно удивительно, потому что лицо хозяина кабинета оказалось знакомым, и с этим лицом у Костылева ассоциировался отнюдь не заграничный парфюм, а вовсе даже отечественный одеколон «Кармен». Плюс, само собой, носки двухнедельной выдержки.

– Наконец-то, вот и вы, мон ами! – Велимир Иванович Погребняков встал из-за стола навстречу Костылеву. – Я счастлив видеть вас в стенах нашего филиала. Надеюсь на плодотворное сотрудничество, здесь у нас – настоящая наука, в отличие от….

– Филиала, простите, чего? – замороженными губами произнес Костылев.

– ГНИУ. Главное научно-исследовательское учреждение. Здесь у нас, повторяю, филиал, но работа ведется серьезная, реализуются масштабные проекты, а сколько еще предстоит сделать! Я нынче же телеграфирую в Центр о том, что нам удалось привлечь столь ценного специалиста. Там будут довольны. Признаться, это было непросто, но я рад, что здравый смысл возобладал в вас. Добро пожаловать домой, май дарлинг! Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.