Земля бедованная (сборник) - Нина Катерли

– Вот что, господин менеджер, – Костылев постепенно очухался и обдумывал теперь каждое слово, – объясните, наконец, почему именно я?

– Ну как же. Нам нужны умные, грамотные люди. Сами видели, какой у нас тут… основной контингент. Олик и его компания – это еще элита, а в основном шушера, мелкотравчатая плесень. Что они могут? Только болтать. А вы – талантливый ученый и, главное, – прекрасный популяризатор. Я ведь, не забывайте, читал все ваши отчеты. Какие способности вы зарываете в землю! С вашим чувством слова, с вашей парадоксальной логикой вы можете обосновать что угодно и убедить кого угодно в чем угодно. Это редкое умение, Алексей Петрович, редкое. Поэтому мы и выбрали вас, а не тусклую посредственность вроде Гуреева. Ну и немаловажный фактор, разумеется, ваш характер.

– Что не так с моим характером?

– Наоборот, все так. Все в высшей степени так. Выражаясь профессиональным языком, который вам ближе: структура вашей личности, к счастью, далека от кристаллической. Аморфная структура, пластичная, открытая преобразованиям и развитию. Вы далеко пойдете, и я рад, что наши пути пересеклись.

– Пересеклись? – хмыкнул Костылев. – Ну-ну. Способ, которым вы загнали меня сюда, понятен: сперва рога и остальные причиндалы, потом…

– Верно, – подтвердил менеджер, перестав улыбаться. – Способ транспортировки наш. Но не следует преувеличивать заслуг моих сотрудников. Рога и копыта, действительно, разработка филиала, опытный, так сказать, проект, но это, должен вас уверить, труд небольшой. И затраты минимальные. Все же остальное – и главное! – сделали ваши. И вы сами. Создали, скажем так, оптимальные условия для вашего перемещения с того света на этот.

– Что значит «с того света»?

– Давайте без схоластики. Короче: вы были там, а теперь вы здесь. Мы хотели этого и добились, вопрос решен. И только так – иметь должен тот, кто больше хочет. Кстати, именно поэтому мы в подавляющем большинстве случаев добиваемся всего, что нам нужно.

– У вас тут, я вижу, одни успехи. В наличии комплексов вас трудно упрекнуть. – Костылеву все труднее было сдерживаться, да и изжога подступала.

– Мы в самом деле успешны, – холодно подтвердил менеджер, – особенно, по сравнению… прошу прощения, – с вашим братом. А комплексы… Что ж? Они-то как раз и свидетельствуют о начавшемся вырождении или, как минимум, о психическом расстройстве. А мы – существа абсолютно здоровые и развивающиеся.

– В чем же это психическое расстройство состоит, по-вашему?

– Как положено: в навязчивом бреде. Бред жалости, бред вины, сверхценные идеи вроде вами же придуманных заповедей, которые почему-то (почему?) нельзя нарушать. Все эти химеры вы определили общим термином так называемой совести. Вы обожаете громкие слова. И при этом непрерывно судите других, и, что еще хуже, самих себя. Учтите: идея первородного греха вовсе не предусматривала, что человек возьмет на себя познание добра и зла. Не ваше это дело! Мозгам не под силу, отсюда и болезни, и страдания, и – да! – комплексы. Как вы не понимаете? Человек – ничтожен, а мир – огромен и многообразен, и при этом ежесекундно меняется, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Поэтому все ваши нравственные (и любые!) критерии – всегда вчерашние. И вообще – что за догматизм? – «Плохо», «хорошо». Одно и то же сегодня может быть плохо, а завтра – хорошо, сознаете вы хоть это? Ведь смешно: «Не укради». Что – «не укради»? Когда? Почему? У кого? Если ты, допустим, голоден, а соседи, прохиндеи и ворюги, нажарили целую сковороду котлет, которых им в три дня не сожрать, так что – большой грех взять одну котлету и съесть? Грех? Я вас спрашиваю!

Костылев пожал плечами.

– А допустим, это не вы хотите есть, а ваш ребенок умирает с голоду? Тут что? Повторяю – все эти правила и закостенелые притчи – для низкоорганизованных мозгов. Для дураков. Прямо детский сад: «Мойте руки перед едой!» А как поступить, если на руках экзема и мочить их смерти подобно?

Костылев старался не слушать. Он сидел, вцепившись в подлокотники, пальцы его онемели, на лбу выступил пот. Менеджер внезапно замолчал и внимательно взглянул на него.

– Понимаю, – с сочувствием сказал он, – сразу постичь все это трудно. Даже вам, с вашим хорошо организованным умом и научным подходом. Тем более, если уж речь зашла о науке, то она ведь, наука, всего-навсего свидетельство человеческой ничтожности.

– А это… почему? – Костылев сильнее сжал подлокотники.

– А это потому, что не в вашей компетенции познать мир, а потуги расчленять его на физики, химии и прочие астрономии выглядят весьма и весьма жалко. Как и детские суждения про добро и зло. Вижу, вы ознакомились с трактатом…

– Фундаментальный труд, что и говорить! Рассчитан, правда, на идиотов.

– Я вас не перебивал. Конечно, Олик у нас не слишком образован, но для среднего человека сойдет и так. А гибкость его ума заслуживает всяческих похвал. Во всяком случае трактат вполне пригоден для решения некоторых наших задач.

– Как сделать людей похожими на вас.

– Сделать их здоровыми и умеющими хотя бы элементарно мыслить, – согласился менеджер. – Судя по выражению вашего лица, – продолжал он, – вы со мной не вполне согласны. Предупреждаю: это не имеет никакого значения. – И так посмотрел на Костылева, что тот оледенел.

– В случае чего… – после длинной паузы задумчиво сообщил менеджер, – с вашим трупом затруднений у нас не будет.

Он надолго замолчал. Выдвинул ящик стола и принялся копаться в нем, вынимая и просматривая какие-то бумаги. Костылев, между тем, осторожно обвел глазами кабинет. Довольно странное это было помещение, без единого окна, стены облицованы серым кафелем, в четырех прямоугольных глиняных вазах, расставленных по углам, – уродливые искусственные цветы.

«Как в крематории», – с отвращением подумал Костылев.

– Я вас слушаю, – угрюмо сказал он.

– Разумно поступаете, – холодно парировал менеджер, – если хотите уцелеть. Не наделаете глупостей, быстро все усвоите – прекрасно! Начнете осуществлять мероприятия, приносить пользу. Не нам – столь любезному вам человечеству. Поскольку, будучи избавленным от бредней, оно автоматически станет счастливым. От вас требуется одно, как и от всех нас…

– Выпустить зверя… – вслух подумал Костылев и сразу осекся.

Но странно: менеджер ничуть не разозлился, напротив – важно закивал, по-видимому, очень довольный.

– Именно задействовать зверя, – наконец-то вы поняли, а я уж, признаться, думал… заканчивать. Именно зверя! И не надо бояться этого слова. Судите сами – к чему стремится каждый человек? К счастью. А что такое счастье? Максимальное соответствие желаемого действительному, верно? А теперь посмотрим на зверей. Разве у них недостаточно предпосылок для того, чтобы быть счастливыми? А главное, – свободными? По-настоящему, а не этой вашей… осознанной необходимостью? Они живут естественно, функционируют, не стиснутые уродливыми, извращенными ограничениями. И единственный, кто вмешивается, кто портит их жизнь – наш царь природы, венец творенья, гомо сапиенс. Себя он уже искалечил, теперь взялся за них. А у них, заметьте, все как раз хорошо и, если хотите, справедливо. Каждый имеет возможность добиться, чего хочет, на что имеет право. Никаких запретов! Сильный хочет отобрать добычу у слабого – и отбирает. Потому что сильный. Здоровый самец хочет прогнать хилого соперника – и прогоняет. А надо, так и убивает! И получает самку, а то и двух – сколько хочет. И самки рожают от него здоровых детенышей. Все естественно, все гармонично. Норма. А у вас вместо этого – слюнявый гуманизм, ублюдочная верность и выдуманная совесть. А в результате – вырождение… Ну как?

– Замечательно, – сказал Костылев. – Но, к моему большому сожалению, должен отметить: такие «теории» уже были. И не раз. Последняя, помнится, называлась фашизмом. Не слыхали?

– У вас пагубная склонность к шуткам, – менеджер горестно покачал головой. – Это признак низкоорганизованной, больной натуры. Звери никогда не смеются, а они душевно здоровы и себя уважают. Смех – выражение слабости. Гитлер был довольно перспективный мыслитель, здесь его ценят. Хотя приоритет, конечно, принадлежит не ему, тут вы недопонимаете. Приоритет наш, поскольку мы как-никак существуем дольше, чем ваше хваленое человечество. И уничтожение Гитлера – тоже, имейте в виду, доказательство психической неполноценности. Вы же выродки! Вечно уничтожаете именно тех, кто может принести вам пользу… Кстати, как вы, вы лично, относитесь к феномену убийства?

– Разумеется, плохо. Хотя допускаю…

– …самооборона, справедливая война, та-та-та… – скривившись, перебил Костылева менеджер. – Я не об этом. Я – об убийстве как таковом. As is. Придется вам, уважаемый, взгляды-то пе-ре-смот-реть! В корне. Потому что первым вашим заданием будет разработка универсальной методики оправдания любого убийства. Любого. Независимо от мотивов… Что такое, Цум? Ты же видишь – я занят!