Книга осенних демонов - Ярослав Гжендович

— проклятые сигареты! Магазин торговал дорогой фирменной парфюмерией, что поразило его особенно, потому что Сильвия была маньячкой экономить. Одна только мысль о том, что она может выйти с флаконом «Нина Риччи» или YSL за несколько сот злотых, была поразительна и даже кощунственна.

Она встала в центре, в группе женщин, изящно перемещающихся вдоль стойки, уставленной открытыми флаконами-пробниками. Для маскировки взяла одну изящную бутылочку, потом другую и, когда никто уже не обращал на нее внимания, уверенным движением достала странную упаковку, напоминающую выпуклые губы, открыла ее и молниеносно брызнула за одним и другим ухом, а потом бесцеремонно в декольте пальто, в ложбинку между тяжелыми грудями. Отставила флакон и, не обращая на себя ничье внимание, направилась к выходу.

Януш отвернулся в сторону книжного киоска, чувствуя, как у него горят уши. Его охватило сожаление, и в наплыве первого рефлекторного сумасшествия он подумал, что любой ценой должен при первом же подходящем случае купить ей эти духи. Потом понял, что не только его жена, но и ни одна женщина в мире не может пойти в магазин с дорогой парфюмерией и позволить себе поступок, являющийся чем-то средним между воровством и попрошайничанием только для того, чтобы привлекательно пахнуть для него. Сильвия делала это для чужого мужчины, который в дополнение мог бы искупать ее в духах, если бы позволил себе такую прихоть.

Дальше следить за ней стало просто, потому что она шла прямо и уже не пользовалась подземными переходами. Она не оглядывалась, никуда не заходила, не рассматривала витрины магазинов. Шла решительным быстрым шагом, один раз посмотрела на часы. На перекрестке де Голля повернула и направилась в сторону искрящегося зеркальными стеклами нового отеля.

Все это время у него была надежда, что она идет в другое место, но с каждым ее шагом он чувствовал нарастающий страх и бешенство. Прежде чем она вошла на ровный, выложенный плиткой со сложным рисунком тротуар перед зданием, его желудок свернулся в пульсирующий болью узел.

Но его жена, однако же, направилась не в отель, а в расположенное рядом кафе со странным названием «Где-то там». Он почувствовал временное облегчение, а потом сквозь затемненное стекло, украшенное холодящей надписью, увидел его. Это было как электрический разряд, вдруг он осознал, что все это время обманывал себя надеждой. В глубине сердца тешил себя тем, что вся эта авантюра только плод его взбудораженного, уставшего рассудка, что все вернется в норму, а весь этот маскарад, по сути, дурачество. Теперь он беспомощно смотрел, как его глупые детские подозрения превращаются в реальность, к чему он готов не был.

Януш плохо видел сквозь стекло, но того, что заметил, было достаточно — блеск в глазах соперника, телячий восторг на цыганском лице Сильвии, цветы на столике красного дерева, их сплетенные над столом руки, свет масляной лампы, погружающий обоих в атмосферу теплого интимного блеска. Януш подождал, пока официантка примет заказ. От мотоцикла его отделяло самое большее триста метров. Он преодолел этот путь как во сне, ничего не видя и не слыша, оглушенный собственным отчаянием и бессилием.

Он нашел «Урал» мокнущим на тротуаре под моросящим дождем, включил мотор и вернулся на площадь Трех Крестов, чувствуя вибрацию мощного мотора как обманчивое ощущение собственной силы. Мотоциклист в панцире толстой кожаной куртки, в круглой скорлупе, окружающей голову, отделенную от мира пластиковым забралом, оседлавший мощный мотор на колесах, самому себе представляется непобедимым, словно рыцарь тяжелой кавалерии. Поэтому столько их гибнет. В данной ситуации ему не мог помочь ни мотор в сто лошадиных сил, ни шлем, ни эскадрон тяжелых танков.

«Когда я останусь один, без женщины, квартиры и будущего, куплю себе мотоцикл», — подумал Януш в отчаянии, чувствуя, как неизбежное поражение накрывает его. Он припарковался возле памятника, заглушил мотор и поставил мотоцикл на подножку, но остался сидеть на нем и не поднял забрало шлема.

Спустя десять минут он стал переживать, спустя пятнадцать нервничать, а через двадцать две минуты кипел от раздражения. Он завел мотор и подъехал ближе, заняв другое место на тротуаре поближе к кафе. Он рисковал, но во всяком случае мог посматривать через окно. Затемненные стекла кафе «Где-то там» специально были такими, чтобы обеспечить своим посетителям интимную атмосферу. Чтобы их не лишил аппетита какой-нибудь кретин, всматривающийся голодными глазами в отбивную, или чтобы какой-нибудь придурок не пялился на их женщин. Чтобы отделить мир мороси за окном, грязных домов и замерзших типов на чужих мотоциклах от мира струнных квартетов, запаха кофе «Лавацца», торта «Захер» и накрахмаленных манишек. И поэтому наблюдать было непросто. В кафе царил уютный полумрак, в котором мелькали темные фигуры людей. Через некоторое время, отданное досадной гимнастике, напоминающей просмотр волшебных картинок, он смог найти такое положение головы, в котором сквозь забрало шлема и поверхность оконного стекла смог увидеть интерьер «Где-то там». Это был редкий момент просветления, похожий на созерцание дна сквозь толщу оживленного ручья или солнца между быстро бегущими тучами.

Экзотическое положение наклоненной головы, сочетание пятен света и тени привели к тому, что в течение какого-то мгновения сквозь все эти преграды он увидел испанский профиль Сильвии, слабый блеск свечи на столе, отбрасывающий мягкие тени на ее шею, и блики на каштановых волосах, как на картинах Рафаэля.

А напротив нее, с другой стороны столика из красного дерева, удобно опершись на обитую кожей спинку диванчика, сидело чудовище.

Оно было как металлический манекен или робот. Как человекоподобное зеркало. Разве что это зеркало двигалось, говорило, меняло мимику, отражая на своей поверхности начищенную гладкость дерева, огонек свечи, а более всего счастливую Сильвию, вбирающую его слова с открытым ртом и телячьим восторгом влажных расширившихся глаз.

Януш вздрогнул, и наваждение исчезло. Стекло вновь стало стеклом, а его соперник, разговаривающий с Сильвией, вновь стал самим собой. Поражающим неземной красотой молодым богачом и счастливым самцом. Противоположностью Янушу, который был бедным, обыкновенным, скучным и банальным. Сильвия что-то говорила этому типу, наклонившись над тарелочкой с затейливым пирожным, что-то объясняла, нежно проводя пальцем по его ладони. Он прекрасно мог себе представить, что это могло быть: мы встретились слишком поздно, я сама не знаю, мне очень хотелось, но я не готова, это не так просто, мне нужно немного побыть одной и так далее. По сути, элементы брачного танца. Танца на его могиле.

Из кафе они вышли вместе. Он подождал, ощущая ногами вибрацию работающего мотора, а потом съехал с тротуара и неспешно поехал по улице.

Объект немного проводил Сильвию, потом вернулся