Книга осенних демонов - Ярослав Гжендович

есть поздний обед или ранний ужин, время, которое незаметно превращается в вечер. В домах, освещенных теплым желтым светом, время полежать на диване между краткими и подробными новостными передачами. Время, когда кто-то должен произнести или «мне уже пора идти», или «пойдем ко мне». Она готова была это сказать. Она хотела это сказать. Приглашение в страну совершенно другого секса, дикого и страстного, полного новых, неизвестных обещаний, висело в воздухе, как тяжелый плод. Достаточно было лишь протянуть руку.

— Мне уже пора идти, — произнес он.

— Мы еще увидимся? — Она вновь одарила его этим обезоруживающим взглядом пристыженной и испуганной серны.

«Просто скажи „нет“ — подумал он, — прежде чем втрескаешься по уши».

— У тебя есть телефон?

Она протянула ему визитку и произнесла:

— Я часто работаю дома. Позвони, когда захочешь.

— А ты будешь меня помнить?

— А ты позвони прежде, чем я забуду тебя.

Поцелуй был как взрыв, как плач и запах лета. В нем была страсть и музыка, и бесконечная тоска. Весь мир погас, свелся к ее губам, языку и к ее узким пальцам. Когда он вышел в грязный дождливый день, у него кружилась голова. Януш с безразличием отметил, что элегантное пальто из грубой чесаной шерсти от «Герлен» по-прежнему висит в гардеробе на крючке. Это его не тронуло. Но когда он подходил к мотоциклу, уже давно забытые судороги нереализованного желания пронзили низ живота огнем.

Прежде чем он снова смог думать, прошло часа два.

Януш вернул мотоцикл и приехал домой на автобусе, глядя в стальные сумерки сквозь забрызганное дождем стекло. Он не знал, что ему делать с собой и со своей жизнью. Он никогда не встречался с двумя женщинами одновременно. Хождение налево в браке, такое приемлемое для большинства населения в мире, считал оскорбительным и идиотским, характерным для людей, которые не знают, чего хотят. Если хочешь случайных связей, оставайся свободным. Если встречаешь женщину, рядом с которой хочешь состариться, тогда женишься на ней. Так выглядел мир Януша. Простой мир простых правил и понятного поведения. Мир, в котором выбор обдуман и взвешен.

Сейчас же в его распоряжении был аварийный выход, и он мог положиться на волю судьбы. Если Сильвия в конце концов уйдет, он найдет Веронику и утонет в ее глазах серны. Если Сильвия останется с ним, осознанно и решительно, он выбросит визитку и обо всем забудет. Какое слаженное, продуманное и элегантное решение! Ему было так хорошо, что с минуту он пребывал в иллюзии, смог обрести оптимизм и веру в будущее. Все чувства, которые он потерял, прежде чем все это началось.

А потом Януш вышел из автобуса, и все исчезло. Еще минуту назад он пребывал в экзотическом мире новых возможностей, где его ждала новая женщина, новые утренние пробуждения, новые мечты и новые яства. Там все было новым, словно прямо из магазина. Блестящее, в нераскрытой упаковке. А потом он остановился на улице, и чары развеялись.

Улица окружила его воспоминаниями — сквером, в котором она его когда-то ждала, блестящими от дождя ведрами цветочниц, у которых он покупал для нее поздние осенние цветы. Вот тут они шли, неся багаж, впервые вместе уезжая на каникулы в то жаркое магическое лето. На той улице была больница, из которой Сильвия вышла после выкидыша, и плакала на скамейке, отчаянно вцепившись в него, так как знала, что теперь они существуют только друг для друга.

Она умоляла его поклясться, а он всегда боялся всех этих: «обещай мне, что ты никогда не оставишь меня». А как-то зимним вечером они любили друг друга, а потом она вдруг стала плакать, всхлипывая: «Я не хочу, чтобы ты умер первым. Не хочу остаться без тебя, никогда». Он прижимал ее, чувствуя горячую мокрую щеку на своем плече, говорил какие-то утешительные банальности, глядя на покрытые снегом крыши, и не знал, что ему со всем этим делать, охваченный суеверным страхом.

А сейчас все эти моменты должны быть перечеркнуты несколькими красивыми банальными фразами. Смяты и выброшены в мусорное ведро, как ветхие предметы при уборке подвала. И теперь, когда он возвращался домой, жестокость и окончательность этого жеста вдруг поразили его. И прижали к бетонным плитам тротуара всей тяжестью ужасной и окончательной потери. Ни одно туманное обещание новой жизни не могло ее ослабить. У него уже была своя жизнь. У них были все эти моменты, у него и Сильвии, а теперь все могло быть перечеркнуто и уничтожено.

Она приветствовала его поцелуем. Прижалась в молчании, охваченная какой-то тихой задумчивостью, но поцелуй был, однако, настоящий, а не супружеская формальность, напоминающая след печати, которым она в последнее время потчевала его.

Он обнял ее и толкнул ногой дверь, охваченный чувством вины за свой сегодняшний флирт. Спрятанная в заднем кармане визитка жгла, как будто была пропитана кислотой.

Он чувствовал ее жгущее касание потом, когда они вместе ужинали, когда сидели на диване и молча смотрели телевизор. В воздухе не висело напряжение, наэлектризованная атмосфера куда-то испарилась, на ее место пришла глубокая молчаливая печаль. Словно оба были в трауре, но уже сжились с ним. Сильвия положила голову на его плечо и по-прежнему прижималась к нему, полулежа на диване и подогнув под себя ноги. Он гладил ее по голове, а она в ответ глядела на него с сочувствием и грустью. Визитка больно кололась в заднем кармане джинсов. Негнущийся прямоугольный обман, который уже навсегда будет между ними. Он решил пойти на кухню и выбросить ее. Взять и выбросить.

— Почему ты плачешь? — спросил он, придавая, насколько это было возможно, своему голосу тепла и нежности.

— Я плачу по нам, — прошептала она, и это прозвучало как приговор. Он физически почувствовал смерть надежды. Та зажглась где-то глубоко в груди, очень глубоко, на миг зажглась и погасла, словно в нее попала молния. Этот вечер не был грустным окончанием ссоры. Сильвия с ним прощалась. Он ее терял. Оставался один. Тонул.

Ночью он долго сидел на кухне, глядя на фигуры сизого дыма, кружащего над пепельницей, на мокрую темноту за окном, венчик пламени под чайником на плите. На элегантную велюровую визитку перед ним на столе. Его чувства частично выключились, словно онемели от осознания потери и поражения. Осталось рефлекторное бессмысленное поведение. Состояние на границе между медитацией и кататонией, в котором часами можно наблюдать за чаинками в стакане со спитым чаем, за сигаретным дымом или за преломляющимися в слезах лучиками на собственных ресницах.

А потом он поднял трубку и с