Приговор - Юрий Вахтин

  - Все берут, - объяснял Вике Лобов. - Я не должен падать в голодный обморок в аудитории.

  Хотя Лобову, как и Сан Санычу, голодный обморок явно не грозил. Потом, когда Вика оставила девочку в роддоме, всем знакомым ее соседям и Сан Санычу она объяснила, что ребенок умер при родах. Все жалели, сочувствовали ей. Лобов исчез. Чугунов пробовал даже поухаживать за Викой, он явно был не равнодушен к молодой женщине, Вика соврала, что ей тридцать, учитывая, что Лобову сорок. Сан Саныч не переставал удивляться.

  - Да вы девчонка, Виктория! Совсем девчонка.

  Потом появились друзья кавказцы. Вика перестала даже замечать неравнодушного к ней соседа. Люди все еще сочувствовали ей. Смелые даже давали советы, когда видели Вику подпившей:

  - Не убивайся так. Молодая. Будут еще дети!

  Когда забирали Вику в диспансер утром, все были на работе, глазастые бабушки оседали на лавочках ближе к вечеру. Даже Гендос не знал, где была это время соседка с 48 квартиры. Жизнь в больших городах тем и отличается. Люди более замкнуты и часто, прожив годы, не знают даже всех жильцов своего подъезда. Дом на Шендрикова был совсем новый, его только заселяли. Много квартир здесь было построено "северянами", то есть люди еще работали на севере, но, выйдя на пенсию, приобретали, строили жилье в центре России.

  Сан Саныч увидел Вику не у подъезда, а в универмаге на соседней улице.

  - Виктория Викторовна! Сколько лет! Я, право, уже думал, вы уехали от нас, - Чугунов сделал слащавое лицо, радостно пожимая поданную Викой руку.

  - Нет, Сан Саныч, я ездила на родину. К маме.

  - Замечательно! А что вы грустная такая? Как ваши дела?

  - Да ничего хорошего... Проблем много... Уеду, наверное, назад... к маме... Хотя у нее уже давно своя жизнь, и я ей явно буду обузой...

  Чугунов всю жизнь проработал в колонии. И хотя большим умом он не обладал, работа с людьми оставила след. Что-что, а настроение человека он мог определить. Он сразу увидел, что Вика нуждается в помощи, ей плохо. Может, это и есть его шанс?

  - Знаете что... пойдемте ко мне в гости. Если вас не затруднит, и вы не заняты. Я вас приглашаю. Вы все купили?

  - Да нет... Я просто зашла, - Вика замялась.

  Что она могла сказать? Что денег у нее на буханку хлеба и полкило ливерной колбасы, которые она и пришла купить себе на ужин? Одевалась Нестерова всегда хорошо. Мать работала на двух работах и еще ставила капельницы на дому, кому-то прервать очередной запой, кому, кто не хотел лежать в больнице, а курс лечения необходим. Она оставляла себе только на еду, все отсылала дочери. Баловали ее и мужчины. Не обладая очень яркой внешностью, Вика не имела проблем среди мужчин.

  - Я презираю мужчин, ничего мне не дающих, - говорила она подругам. - Мужики обязаны делать женщине подарки.

  Вика сразу заметила, как загорелись глаза у Чугунова. Она давно замечала его симпатию к себе. Он никогда не проходил мимо, всегда останавливался, беседовал и не пропускал ее, чтобы хоть за руку просто дотронуться. И сумки тащил в соседний подъезд только для того, чтобы погладить по спинке на прощание. Он не знал, что Вике еще нет и двадцати пяти, он больше, чем в два раза ее старше. Хотя знай он, это бы еще больше усилило его интерес к Вике.

  "Наверное, это мой последний шанс остаться в городе, - подумала Вика. - Что ж, товарищ майор, ведите даму в гости".

  Квартира Чугунова находится на элитном втором этаже соседнего подъезда, однокомнатная, но новой улучшенной планировки с дорогой финской мебелью.

  - Да, неплохо живет пенсионер, - подумала Вика.

  Учитывая, что в последние годы, наверное, все в стране стало дефицитом, даже мыло и стиральный порошок, а простые электролампочки воровали с предприятий. Директора хватались за голову, закупая их коробками. Но все не от жадности, их просто не было в магазинах. Люди не могли их свободно купить. В стране было все, но не у всех. Наверное, такие вот кладовщики, как Сан Саныч, и грели на этом руки. Совсем неплохо грели.

  Сан Саныч порхал по квартире, он переоделся в голубой спортивный костюм "Адидас", настоящий, фирменный. Галантный, с выпирающим животиком, он накрывал стол в комнате, на кухне категорически отказался от возражений Вики не беспокоиться.

  - Нет! Нет! Викочка! - Чугунов уже не называл ее по отчеству, хотя еще звал на "вы". - Вы для меня очень дорогой, желанный гость!

  - Что вы, Сан Саныч, - для приличия стала возражать Вика, - мы и знакомы как соседи. Постоим, поговорим иногда десять минут.

  Вика была неплохой психолог, особенно для мужской половины. Она очень умела подогреть, разжечь замеченный интерес к себе со стороны мужчины. Это был талант. Красавицей ее назвать было трудно, но редкий мужчина проходил мимо, не посмотрев на нее и даже не обернувшись. Молодость - ее главный козырь и напористость, решительность - вот, пожалуй, и все секреты.

  Сан Саныч накрыл стол. Судя по сервировке, хозяин явно не бедствовал как добрая половина его соотечественников.

  - Сан Саныч, я вам столько хлопот доставила, и продукты такие дорогие, - Вика явно кокетничала.

  - Я хочу показать. Я не беднее вашего профессора.

  Он знал Лобова, несколько раз даже беседовал с ним и по просьбе Лобова доставал двадцать банок растворимого индийского кофе.

  - С таким трудом, с такими нервами, - убеждал он Лобова, - только для преподавателей университета. И лишнего взял немного, почти по магазинной цене. Все товары на рынке были в два - три раза дороже.

  На столе коньяк и вино иностранного производства, Вика даже не поняла чье, но явно не венгерское.

  - Ну-с, что вы пьете, Виктория Викторовна? - Сан Саныч потер руками. - Начнем для аппетита с коньяка, по два глотка?

  Вика давно не ела всего этого, даже не видела. Еще с Виктором Иван Егорович привозил им подобные продукты из своего райкомовского пайка. Время шло незаметно. Коньяк отбавлялся. Разговор принимал все более откровенный характер. Сан Саныч давно перешел на ты и к имени Вики добавлял какое-нибудь ласкательное слово: лапочка, солнышко. Вика делала вид, что просто не замечает. Хороший вечер, они мило беседуют о жизни, ну назвал, что в этом страшного? Сан Саныч подсел к захмелевшей соседке, взял ее за руку своими пухлыми пальчиками. Даже однажды, увлеченный своим рассказом, жестикулируя, будто невзначай, взял ее за колено. Перешли к личному. Сан Саныч начал жаловаться на одиночество. Что все есть: квартира, машина, работа хорошая и достаток не последний в городе. Нет главного - уюта в доме, женской ласки, внимания и тепла. А заботы ему и не надо, он сам очень заботливый.

  У Чугунова была семья, с женой он развелся пятнадцать лет назад, когда их сыну было всего четыре. Поздний ребенок, о котором так мечтал отец, и до появления которого в семье жена получила столько упреков. Он и стал причиной их развода. Нарцисс в мундире стал упрекать жену в том, что она стала ему уделять меньше внимания, чем когда они жили вдвоем. Но жене, уставшая на работе и от домашних дел, иногда просто не хватало сил дождаться часто приходившего к полуночи подвыпившего мужа. Ему не хватало ласки. Он ушел жить к медсестре, работавшей в их же колонии, на десять лет его младше. Чугунов, не имея больших должностей, всегда умел извлекать выгоду из ситуации. И в колонии он был начальником продовольственных складов. Не имел больших званий, но всегда имел хорошие деньги. Квартиру он, правда, оставил жене, даже не попрекнул при этом ее ни разу, что было несвойственно Сан Санычу. Правда, алименты платил только с зарплаты; со своих "левых" денег, которых было явно всегда больше, он не давал жене ни рубля.

  Вика тоже жаловалась Чугунову, что Лобов - подлец, для которого она пожертвовала всем, даже карьерой. Она преподавала в университете, готовилась к защите кандидатской диссертации и согласилась быть просто домохозяйкой, но его мать ее возненавидела. Ей, как бедной Золушке, пришлось жить на съемной квартире, Лобов оставил ее одну без работы и денег.

  - Сан Саныч, я могла бы работать. Преподавать в любом институте или работать на любом предприятии. Мне как молодому специалисту давно бы дали квартиру, - Вика даже картинно вытерла набежавшую слезу, хотя и она, и Чугунов понимали - она блефует.

   В лучшем случае ей дали бы койко-место в общежитии, которое у нее и было. Жилье - это, наверное, самый больной вопрос тех лет. Деревни пустели, все рвались в город к хорошей жизни, к цивилизации, к газу и восьмичасовому рабочему дню с двумя выходными в неделю и с приличным по тем меркам заработком. Жилья строилось и сдавалось очень много, но желающих его получить было на порядок больше. Тем более при распределении бесплатного жилья существовала масса льгот, а значит, и способов получить его для кого-то быстрее, а очереди из-за этого годами стояли на месте, продвигаясь по несколько человек в год.