Шрамы - Вера Холлинс

ты будешь первой девушкой, которая окажет мне сопротивление, — прошептал он, почти касаясь губами моего уха, и я не могла сдержать дрожь, пробежавшую по моей спине. — Я просто не понимаю, почему.

Я сжала руки, закрыв глаза. Я остро ощущала тепло его тела, исходящее от меня, которое проникало сквозь мою мокрую, холодную одежду.

— Почему, ты спрашиваешь? Потому что ты мерзкий кусок собачьих экскрементов, — сказала я.

Оскорбление не произвело на него ожидаемого эффекта. Вместо этого я почувствовала, как он улыбается.

— Конечно, ты ненавидишь меня, но есть кое-что еще, — сказал он. — Отвращение. Страх. Но это касается не только меня. Ты чувствуешь это всякий раз, когда парень подходит к тебе слишком близко.

Прямо сейчас я не испытывала ни страха, ни отвращения, и это раздражало меня больше всего. Я ненавидела его, и меня должно было тошнить от него. Так что же, черт возьми, делали эти трепещущие ощущения в моем животе?

Я так сильно сжимала кулаки, что они начали трястись.

— Хорошо, доктор Фил. Как скажешь, — сказала я скучающим голосом и открыла глаза. — Теперь или ты пошевелишься или я заставлю тебя пошевелиться.

Конечно, он не сдвинулся с места.

— А теперь ты убегаешь. Чего ты боишься? — Его дыхание дразняще ласкало мою шею. Я вздрогнула.

— Я опасаюсь, что инопланетяне могут прилететь на нашу планету и не захватить тебя. Я также тревожусь о том, что мы все можем погибнуть из-за глобального потепления, кроме тебя. Кроме того, я опасаюсь, что в любой момент могу столкнуться с тобой в драке и оказаться в тюрьме, а мне бы не хотелось провести там свою молодость, большое спасибо за твою заботу.

Он усмехнулся в ответ.

— Ты можешь сколько угодно изображать из себя крутую девчонку, но это не изменит ситуацию. Я знаю, что кто-то причинил тебе боль, независимо от того, признаешь ты это или нет.

Я рассмеялась.

— А почему тебя так это волнует?

Он пожал плечами.

— Я не знаю. Мне просто скучно, и раз уж ты здесь, то мне показалось забавным сыграть с тобой в психотерапевта.

Я в гневе повернулась к нему лицом, но это было ошибкой. Он стоял слишком близко, и его лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего. Насмешливое выражение исчезло с его лица, и он перевел взгляд на мои губы. Мои глаза не отрывались от его взгляда.

Мое сердце бешено колотилось в груди, но не от страха. Совсем нет. Я даже не могла вспомнить, о чем мы говорили, думая только о том, какие мягкие у него губы. Мягкие и приятные.

Должно быть, мои мысли отразились на моем лице, потому что его глаза приобрели завораживающий синий оттенок, и он наклонил голову на дюйм, обхватив мой подбородок, словно это было самым естественным поступком. Самое страшное во всем этом было то, что, да, это казалось естественным. И это само по себе было огромным предупреждением.

Я схватила его за запястье и резко заломила руку за спину, вызвав у него стон боли. Все еще удерживая его в захвате, я прошептала ему на ухо:

— Я не хочу быть твоим пациентом. И в следующий раз, когда ты прикоснешься ко мне, я лично позабочусь о том, чтобы ты познал искусство кастрации.

Отпустив его, я вышла из его комнаты, чувствуя волнение и смятение, как никогда раньше.

ГЛАВА 18

— Еще немного, сладенькая. Я хочу, чтобы ты кричала, а ты не хочешь, чтобы тебя услышали другие, — сказал он.

— Они довольно далеко, а музыка слишком громкая, — ответила я.

— Я не собираюсь рисковать.

— Тогда я постараюсь вести себя тихо. Или прикушу язык, что бы ни делали эти порноактрисы.

Он приподнял бровь, глядя на меня, и на его губах появилась опасная ухмылка.

— Смотришь порно, сладенькая?

— Нет, но я полагаю, что ты да. Не хотелось бы тебя разочаровывать.

Он прижал меня к дереву и поцеловал. Его язык обвился вокруг моего, а руки скользнули вниз по моей талии и ягодицам, и это было приятно…

Это было именно то, чего я хотела.

Я была готова.

Я резко открыла глаза, громко дыша в темноте своей комнаты. Мой пульс и мысли бешено колотились. Я сбросила одеяло и встала с кровати, стараясь избавиться от образов, звуков и его голоса, которые не давали мне покоя.

Все эти месяцы терапии и все эти усилия — ради чего? Он всё ещё мог проникнуть в мои сны или когда я была слишком эмоционально уязвима. Как сейчас, когда мне приходилось справляться с последствиями смерти Стивена и своими противоречивыми чувствами к парню, которого я должна ненавидеть больше всего на свете.

Не в силах больше терпеть, когда ткань пижамы касалась моей разгоряченной кожи, я сняла её и надела повязки на руки. Затем я ударила кулаком по боксёрской груше, ища утешения в боли, которая могла заглушить демонов прошлого. Прошло уже больше трёх лет, но я всё ещё не могла прийти в себя. Я находила способы справляться с ситуацией, но они не могли излечить меня от постоянного ощущения разбитости. Я не могла быть обычной девушкой, которая способна подпустить кого-то слишком близко или влюбиться.

Поэтому, когда я думала о Мейсене, я должна была чувствовать привычный страх и отвращение, которые всегда стояли между мной и представителями сильного пола, словно непроницаемая стена. Но их не было. Ничего. Пустота. И что же это было? На какой-то безумный миг мне показалось, что он собирается меня поцеловать, и единственное разумное объяснение, которое пришло мне в голову, было то, что это была его попытка соблазнить меня, чтобы потом похвастаться, что ему удалось меня подцепить. Это было бы его самым большим достижением и неоспоримым доказательством его привлекательности.

Почему я всё ещё не могу перестать думать о Мейсене? Я постоянно прокручиваю этот момент в голове, и это меня расстраивает. Как будто это действительно что-то значит. Но это не так. Это не имеет значения. Это была лишь прихоть. Указание на то, насколько он испорчен. Игра, потому что ему было… как он там сказал? Ах да, скучно.

Я пнула боксерскую грушу и разочарованно хмыкнула. Мне нужно сосредоточиться на том, что действительно важно, а не на его достоинствах или мимолетных приятных моментах. Не тогда, когда его недостатки словно кричали: «Беги и никогда не оглядывайся» или «Пни ублюдка туда, где не светит солнце». И я ненавижу, ненавижу, ненавижу хулиганов.

Сколько раз я