Изолятор - Джошуа Спэньол

В канцелярии мы показали документы некой особе, представившейся миссис Мартл. Выглядела она так, словно отсчитывала каждую секунду до того момента, когда можно будет выскочить на волю до самого понедельника. Тяжело вздохнув, она поинтересовалась, сколько времени нам потребуется. Я ответил, что не больше пятнадцати минут, хотя и сам прекрасно понимал, что лгу. Не стоило расстраивать ее уже в начале расследования.

Правила распорядка не позволяли посетителям подходить к компьютеру, а потому им занялась до предела расстроенная миссис Мартл, а мы с Брук заглядывали ей через плечо.

– Вы можете поискать просто по имени? – поинтересовался я. – Кейси.

Я назвал имя по буквам.

Начался поиск. Я напрягся. Нет, ничего похожего. Пятнадцать минут уже прошли.

Мы не поленились исследовать пять различных написаний имени «Кейси». Это, согласитесь, само по себе впечатляет. И все же не нашли ничего.

– А ты не помнишь дату на записи? – повернулся я к Брук.

– Кажется, в прошлом году, – ответила она.

Это я и сам помнил. И все же даже такие скудные сведения помогут немного сузить границы поиска. Поэтому мы начали проверять всех санитаров, уборщиков и других подобных работников. Всего за прошлый год набралось шестьсот имен.

– А можно распечатать список? – попросил я.

Просьба очень не понравилась миссис Мартл, и она подчеркнуто внимательно посмотрела на часы.

– Я должна зайти к начальнику и спросить, насколько это позволительно. Кроме того, придется договариваться насчет сверхурочного рабочего времени.

– Пожалуйста, миссис Мартл.

Она отсутствовала несколько минут и вернулась с парой листков бумаги и недовольной гримасой на лице.

– Подпишите это, – распорядилась она несколько резче, чем положено.

Взглянув на бумаги, я не смог не поразиться обилию формальностей: здесь и неразглашение сведений, и обещание судебного преследования в случае нарушения соглашения. Хорошо еще, что предстояло всего лишь подписать эти чертовы бумаги, а не написать их самому. Я еще раз возблагодарил Бога за то, что не юрист. Подписав одну из копий, другую оставил себе. Брук сделала то же самое.

– На распечатку уйдет примерно полчаса, – предупредила миссис Мартл.

Она нажала на ярлычок «печать», и машина послушно заурчала.

Мисс Мартл точно рассчитала время, и ровно через полчаса мы с Брук вышли из офиса. Я гадал, сколько же сверхурочного времени припишет себе пострадавшая особа.

Честно говоря, нам следовало бы направиться прямиком в больничный кафетерий, усесться там за столик и начать просматривать списки. Если бы мы что-нибудь нашли, то без особого труда смогли бы спуститься вниз, в те самые палаты, где лежали пациенты «Трансгеники», и начать выкачивать из дежурного информацию. Но мне очень не хотелось снова оказаться там – ни сегодня, ни в какой-то другой день. Кроме того, пользоваться сотовыми телефонами в госпитале запрещалось, а мне действительно требовалось срочно позвонить и заказать себе билет. Потому наш выбор пал на кафе неподалеку от студенческого городка.

Сев в машину, я первым делом позвонил в авиакомпанию. На сегодняшний вечерний рейс остались билеты только ценой в тысячу триста долларов. Я повесил трубку, так и не оформи в заказа.

– Так что же, ты не летишь? – удивилась Брук.

– Сегодня – нет. Позвоню Тиму и скажу, что в здравом уме и в твердой памяти не могу транжирить деньги американских налогоплательщиков. Американский налогоплательщик скажет спасибо ему, а он, в свою очередь, поблагодарит меня.

– Разумное решение, – помолчав, заключила Брук.

Я не мог не съязвить:

– Не забудь занести в мою учетную карточку благодарность.

74

Мы уселись за столиком университетского кафе, разложив перед собой стопки бумаг толщиной в два дюйма. Трудно было сказать, что конкретно мы ищем. Судя по всему, единственный указатель – имя «Кейси» – здесь полностью отсутствовал.

Итак, вооружившись двумя большими чашками кофе, мы с доктором Майклз начали листать страницы в поисках чего-нибудь интересного и полезного: распоряжений, дисциплинарных взысканий и тому подобного. Чтобы просмотреть все листы, нам потребовалось бы несколько часов, однако двадцать минут кряду я не мог думать ни о чем другом, кроме как о самолете, на который так и не попаду, и о скандале, который мне непременно устроит из-за этого Тим Ланкастер. Я ощущал усталость и тяжесть в душе. Может быть, действительно последовать совету Элен Чен и все бросить? Ради чего я ввязался в грязную историю? Ну, скажем, обнаружится, что на самом деле насильник – Отто Фальк, а Ян Кэррингтон его прикрывает. Предположим, мне удастся даже выяснить, откуда берет начало инфекция, так напугавшая всех в Балтиморе. В результате я наживу лишь немыслимое количество врагов и закопаюсь в ворохе бумаг. Связана с этим смерть Хэрриет Тобел? Полиция непременно будет возмущена тем, что я лезу в чужие дела. Ведь что ни говори, а все кругом твердят, что моя наставница была стара и страдала сердечной недостаточностью.

Ренегаты получают награду лишь в волшебных сказках. А такие идиоты, как я, жмут вперед, несмотря ни на что.

Прошел час, за ним еще один. Я начал спрашивать себя, с какой стати этим занимается Брук. Потом задал этот вопрос ей. Все равно уже пора было сделать перерыв.

– Я же сказала: это важно.

– Почему?

Она подняла на меня глаза.

– Да потому, что лежащую в коме женщину изнасиловали, Натаниель. Потому, что Глэдис Томас мертва. Потому что, как ты сам сказал, в Балтиморе болеют и умирают умственно отсталые люди, и мы просто обязаны помочь им выяснить, что же происходит на самом деле. – Она внимательно на меня посмотрела. – Мы же с тобой врачи, Натаниель. Призваны охранять здоровье нации. Этим и занимаемся.

– Да, но с какой стати? И какого черта я не занялся дерматологией? Работай себе три дня в неделю и разъезжай на «феррари».

Брук рассмеялась.

– Я серьезно, не смейся.

– Ты не сделал этого, потому что в таком случае это был бы уже не ты. Ты выше подобной ситуации.

– Мне надоело все время держаться выше чего-то.

Тревога возрастала с каждой минутой, и мне становилось все хуже и хуже. Брук, судя по всему, уже и не понимала, шучу я или нет.

– Ничего тебе не надоело. Просто ты устал, очень расстроился и немного испугался.

– Да брось, пожалуйста! Девяносто девять процентов населения планеты и думать не думают обо всей этой грязи, живя себе припеваючи, в сто раз счастливее, чем я.

– Ты давал клятву.

– Не в этом.

Я ткнул в кипу бумаг, и листки разлетелись по столу.

– Натаниель, что происходит?

– Происходит то, что я до смерти устал красиво бороться. Хочу вырваться из драки, иметь собственную практику. Хочу жениться и завести пару детишек. Хочу стричь по субботам лужайку перед домом и не мучиться мыслями об изнасиловании коматозных больных и страшной болезни умственно отсталых в Балтиморе.

Кажется, Брук немного растерялась, не зная, что ответить на подобный монолог.

В конце концов я заключил:

– Мир – плохое место, Брук. Он так и останется плохим, независимо от того, поймем ли мы, что в нем творится, или нет. Мне же нужно лишь немного отдохнуть и расслабиться, да хоть что-то взять для себя. А там уже пропади все пропадом.

Брук негромко вздохнула:

– Хуже слов я еще не слышала. Тем более от тебя. – Она пригубила уже остывший кофе. – Но ты же сам изо всех сил рвался вперед. Так что же произошло?

– Произошло то, что я увидел правду. Вот, сидя здесь, напротив тебя, и перебирая бумаги, вдруг познал свет правды.

Наши глаза встретились. Некоторое время до меня доносился лишь шум жужжащих вокруг разговоров. Наконец Брук произнесла:

– Знаешь что? Ты сейчас очень похож на тех ребят из фильмов о ЦРУ, которым все кажутся плохими потому, что они имеют дело только с подонками. Они сами выбрали эту жизнь и совсем забыли о том, что вокруг существует большой мир и в нем немало хорошего. Они просто утонули в своем крохотном, низменном мирке.

Я процитировал:

– Когда ты смотришь в пропасть, пропасть тоже смотрит в тебя.

На лице Брук изобразилось недоумение.

– Ницше, – пояснил я.

– Отличная цитата, Нат, действительно хорошая. И вообще, ты очень напоминаешь бочку, до краев наполненную мудростью.

– Но ведь ты сама разговаривала с Розалиндой Лопес и умудрилась ее напугать. Ты своими глазами видела Глэдис Томас. Целыми днями возишься со СПИДом и туберкулезом и в то же время продолжаешь видеть мир добрым и красивым?

– В мире живут и плохие люди. Случаются тяжелые, страшные болезни. Но это вовсе не означает, что весь мир так уж плох. Вполне возможно, что старушка профессорша с нездоровым сердцем действительно умерла от инфаркта. Хочешь мрака? Так представь, как страшно иметь больное сердце и умереть в одиночестве. Вот где истинный мрак. – Брук, видимо, действительно испугалась, потому что даже заерзала на стуле. – А знаешь, что происходит с этими ребятами из ЦРУ? С теми самыми, которые так долго защищают мир от зла, а в итоге перестают замечать все вокруг?