Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России - Штефан Кирмзе

суд поступило прошение от татарского крестьянина по имени Ибраим Репий оглу, составленное почетным мировым судьей978. Крестьянин просил суд от имени села Семен прислать землемера «поновить знаки границ земли», которые были беспорядочно расставлены примерно 40 лет назад979. Повторное межевание было проведено с расчетом на «прекращение всех-всех неприятных отношений, постоянно возникающих со стороны совладельцев <…> земли»980. В своем прошении крестьяне настаивали на том, что по крайней мере 1200 десятин спорной земли принадлежат им. Очевидно, эти крестьяне надеялись что-то выиграть от межевания и поэтому вели себя совсем не так, как в деле Бурлянда. Однако гражданская палата суда в октябре 1869 года решила, что обновление межевых знаков находится вне юрисдикции суда и, скорее, является делом канцелярии губернатора981.

Здесь следует отметить несколько моментов. Во-первых, как и в случае с купцами Армянского Базара, группа крымских крестьян при первой же возможности обратилась с жалобой в новый суд. Они признали этот институт в качестве внешнего арбитра и хотели воспользоваться его влиянием, хотя в данном случае оказалось, что вопрос находится вне юрисдикции суда. Дореформенная практика принятия судебными инстанциями (светскими и религиозными властями, судами, губернскими правлениями) дел за пределами их юрисдикции стала разрушаться по мере того, как новые юристы стали решать вопросы подсудности дела и подходящей правовой инстанции в ходе предварительных слушаний. Во-вторых, хотя татары выбрали неверный правовой путь, они усвоили некоторые правила игры: поскольку власти не признавали некоторые общины в качестве юридических лиц, крестьяне Семена избрали одного из своих земляков, Ибраима Репий оглу, своим официальным представителем (поверенным) в предстоящем судебном процессе. Сам акт избрания, а также тот факт, что заявление поверенного было записано в присутствии свидетелей, указывает на то, что крестьяне хотя бы частично знали, что от них требуется.

Их надежды и ожидания были далеко не так наивны. В 1867 и 1868 годах земские собрания Ялты и Феодосии уже обращались к Таврическому губернатору с просьбой решить вопрос о недостающих картах и межевых знаках982. По мнению земских собраний, многие небольшие наделы были спорными, и поскольку уездный землемер был слишком занят и обходился дорого, они хотели, чтобы работа частных землемеров была признана государством. Однако губернатор, посоветовавшись с генерал-губернатором в Одессе и министром внутренних дел в Санкт-Петербурге, отклонил эту просьбу. Он ответил, что генеральное межевание Крыма было проведено ранее, что межевание по заказу земства (которое не имело полномочий в земельных вопросах), проведенное частными лицами, не может иметь никакой юридической силы и что межевые знаки могут быть обновлены только путем надлежащего государственного межевания, которое будет периодически проводиться, но, безусловно, не в результате правовых споров983. Другими словами, многие местные землевладельцы — русские, татары или другие — хотели бы, чтобы межевание было проведено для решения существующих проблем, однако государство стремилось сохранить свою монополию на межевание земель и действовало, в лучшем случае, медленно и неохотно.

К середине 1870‐х годов крымские татары регулярно прибегали к помощи судов для предъявления прав на землю — либо потому, что кто-то другой оспаривал их земельные права, либо потому, что они только что приобрели землю (в этом случае суд должен был объявить покупателя новым владельцем). Например, в 1873 году купец Осман Умер оглу обратился в Симферопольский окружной суд, чтобы подтвердить покупку земли на южном побережье, которую он недавно приобрел на публичных торгах у муллы Ибрагима Али оглу984. В качестве доказательства он предоставил суду купчую от нотариуса в Ялте. После того как юристы проверили правильность этого документа и получили от старшего нотариуса подтверждение, что земля не является предметом какого-либо спора, они объявили Османа Умера оглу законным владельцем.

Решение суда имело ключевое значение при покупке земли. Простых подтверждений нотариуса было недостаточно. Даже крестьяне, приобретавшие землю совместно, были осведомлены об этой процедуре. В декабре 1871 года группа из 46 крестьян-татар совместно купила участок земли в Феодосийском уезде, на который они получили купчую у нотариуса в Феодосии985. Через три месяца старший нотариус подтвердил, что на землю не было никаких претензий и что покупка была законной. В конце 1872 года эти 46 крестьян обратились в суд, предоставив юристам необходимые документы от двух нотариусов, чтобы официально подтвердить свое общинное право собственности на землю. Каждый из них поименно указан в судебном деле. Проверив представленные документы, суд признал факт покупки в марте 1873 года.

В архиве суда в Симферополе имеется множество подобных купчих на землю986. К середине 1870‐х годов новый суд стал форумом для приобретения земли в Крыму и предъявления претензий на землю. Большинство конфликтов решалось в суде, а не с применением вил, как это часто происходило в Казани. Чтобы понять, насколько сложнее было окружным судам утвердить свою юрисдикцию в отношении имущественных претензий на берегах Волги и добиться признания и использования новых судов в роли нейтральных арбитров, необходимо выйти за рамки земельного вопроса и изучить другие случаи, в которых татарские крестьяне решали оказать сопротивление.

КРЕСТЬЯНСКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ

В декабре 1878 года татарский крестьянин Гадий Шарыпов и четверо его родственников предстали перед Казанской судебной палатой за «сопротивление властям»987. Речь шла о собрании мировых судей в Малмыже, небольшом уездном городке в пограничном районе между Казанской и Вятской губерниями. За четыре месяца до этого Шарыпов физически воспрепятствовал судебному приставу Вершинину произвести учет его имущества в деревне Янгулово988. Мировые судьи распорядились провести оценку имущества, поскольку Шарыпов задолжал деньги своему односельчанину Исмаилу Губайдуллину. Когда пристав зачитал должнику постановление, Шарыпов закричал, что ничего не заплатит, схватил чиновника за плечи, развернул его к воротам и воскликнул: «Убирайся вон, я не дам описать ни одной соломины!»989

На следующий день Шарыпов и его тесть были вызваны в малмыжскую полицию, где их попытались убедить дать судебному приставу сделать свою работу, но тесть (на дворе которого жил Шарыпов) не уступил. Тогда полицейский собрал свидетелей, в том числе кредитора Губайдуллина, и отправился на двор. Когда сотский Зайнуллин попытался перелезть через забор, Шарыпов оттолкнул его. Далее должник нехотя открыл ворота, но отказался пустить представителей власти на территорию двора. Полицейский хотел взять деревянный сундук, наполненный различными вещами, но жена Шарыпова попыталась отнять его у Зайнуллина, ударив его по рукам. Теща, а также тесть Шарыпова (обоим около 70 лет) не пустили свидетелей и чиновников в избу, отбиваясь от них руками. В итоге, не сумев войти в