Иван-дурак: Очерк русской народной веры - Андрей Донатович Синявский

И тело ее белое нанежилося![164]

Согласно народным представлениям, возможны два вида смерти. Одна смерть, легкая и честная, когда добрые ангелы, посланные Богом, вынимают душу из тела через рот, через уста, то есть очень осторожно, и несут ее в рай. Другая смерть, тяжелая и постыдная, когда недобрые ангелы или демоны пробивают человека копьем, вынимают душу сквозь ребро и несут ее в ад. Речь идет, разумеется, не столько о физических муках человека перед смертью, сколько о разном способе изымания души из тела — для праведников и для грешников.

Самое интересное в приведенном стихе о Лазаре — это его стилистика, построенная на контрасте между человеческой просьбой о смерти и ее реальным исполнением по воле Бога. Происходит, можно сказать, игра от обратного. Нищий Лазарь дошел до того, что просит Бога о смерти, самой тяжелой и страшной (сквозь ребро), о смерти без милости потому якобы, что его душа при жизни уже получила все радости. Это сказано, конечно, с горькой иронией. Господь услышал его молитву. И это тоже сказано с иронией. Потому что Господь поступает вопреки молитве, поскольку видит несравненно глубже и дальше, чем человек предполагает. Тот же прием повторяется с богатым братом, который пытается попасть в рай путем обмана и говорит, что при жизни уже намучился. Но здесь, по отношению к богатому брату, господствует уже самая злая ирония. И смерть его рисуется очень страшно, благодаря наглядности и материальности образов — когда недобрые ангелы должны воздеть его душу на острое копье, поднять высоко в небо и сбросить в преисподнюю. В результате всех этих оттенков и многообразных поворотов внутри весьма небольшого по размеру и несложного по сюжету поэтического текста духовный стих о Лазаре обладает большой художественной силой. И, конечно, этот стих доставлял громадное моральное удовлетворение нищей братии, которая его распевала, да и вообще всем бедным людям, и служил хорошим средством пропитания, пугая богатых и скаредных угрозой Божьего возмездия.

Подобно стихам о Лазаре, стих о Страшном Суде говорит о Божьем возмездии и Божьем воздаянии, но уже по отношению ко всему человечеству, к земле в целом. Порою исследователи духовных стихов (например, Г. Федотов) — удивляются изобилию текстов на тему Страшного Суда, а также самому содержанию этих текстов. Стих о Страшном Суде глубоко пессимистичен. Получается, что русский народ весьма печально смотрит на свое будущее, на человеческую историю и на судьбу человека вообще. Или — как сказано в одном из вариантов стиха о Страшном Суде:

Кабы знал бы, человече, про Страшный Суд,

Плакал бы, человече, и день и ночь![165]

Поражает и ужасает жестокость Страшного Суда. Тут рисуются самые разные виды казни и пыток, которым подвергаются грешники. Одни грешники подвешены за языки, вытянутые до темени. Другие подвешены за хребты, на железных гвоздях, над раскаленными плитами. У третьих змеи высасывают грудь и сердце. Четвертые кипят в смоле, в медных котлах и т. д. При этом грешники искренне раскаиваются в своих грехах, совершенных порой по неведению, и молят Христа о прощении. В этих грешниках живет любовь к Богу и стремление к Царству Небесному. Но все мольбы и слезы — напрасны. Христос — беспощаден. В некоторых вариантах Богородица, испытывая жалость к грешникам, просит Христа их помиловать. Христос соглашается исполнить Ее просьбу. Но тогда, выясняется, Христу надо второй раз идти на распятие, для того чтобы искупить эти грехи. Второго распятия Сына Богоматерь вынести не в силах, и Она отказывается от своей просьбы и перестает жалеть грешников:

Иисус Христос, пресладкий Сын…

Не могу я Тебя видети

Во вторые на Христове на распятии,

Не могу забыть Твое прежнее помучение,

Не могу я ту чару выпити,

Горькими слезами плачучи.

Не жаль мне такового народа многогрешного,

А жаль мне своего Сына родимого,

Христа Царя Богонебесного!

Тогда грешников запирают так глубоко под землей, заваливают камнями и плитами железными, чтобы они своими страданиями и воплями не тревожили Богородицы и не омрачали радости праведников.

Чтобы крику и зыку их не слышати…

Ни писку, ни визгу, ни рыдания

Госпоже Богородице…[166]

Вот этот безысходный визг грешников, отсутствие какого-либо просвета и беспощадность Страшного Суда смущают некоторых исследователей духовных стихов. Ибо это противоречит нашим гуманистическим понятиям. Федотов даже считает, что это находится в противоречии с самим христианством как религией божественной любви и милосердия. Чтобы как-то свести концы с концами, Федотов предполагает, что на духовных стихах о Страшном Суде отразился XVI век, когда в русской православной церкви победило строго законническое, жестокое и ритуальное направление (иосифлянство), и власть Бога, в трактовке московского государства, стала сближаться с властью грозного самодержавного царя. Евангельские и мистические источники тогда ослабли, и религия милости сменилась религией жестокого закона.

Все это правильно по отношению к XVI веку, который ознаменован Иваном Грозным. Однако, на мой взгляд, у нас нет никаких реальных оснований сближать духовные стихи о Страшном Суде исключительно с этой эпохой. Народ на протяжении нескольких веков пел эти стихи и, очевидно, ценил их, поскольку они дошли до нас в таком количестве. С другой же стороны, мы знаем и по западным и по русским источникам, что все средневековое понимание Страшного Суда, а также представление вечных загробных мучений, которые ожидают грешников, — достаточно страшны. У нас нет уверенности, что это так уж противоречит Евангелию, потому что и в Евангелии, и в Апокалипсисе и во многих высказываниях Отцов Церкви содержатся на этот счет весьма твердые и резкие слова.

По складу ума и душевным влечениям русский народ — апокалиптичен. Он склонен искать какие-то окончательные, последние решения в мировой истории, ждать этих решений и даже отчасти их осуществлять. Эта черта отмечалась некоторыми русскими философами и писателями и по-разному проявлялась в русской культуре. Естественно, это отразилось и в народной вере, в частности в духовных стихах о Страшном Суде. Страшный Суд это событие, о котором народ не мог забыть, — тем более глубоко верующие люди, которые были носителями духовных стихов. Это событие пугало и привлекало. Привлекало, поскольку сулило окончательное уничтожение зла, пускай и страшной ценой. Весь мир тогда должен обновиться, очиститься. Притом, согласно народным верованиям, отразившимся в духовных стихах, земля сначала очистится огнем, мировым пожаром, а затем водой, всемирным потопом. Об этом сказано, что сначала явится Антихрист и убьет святых пророков, посланных