Ульмигания - Вадим Храппа

Дитрих вздрогнул и повернулся к нему.

— Открой рот, — сказал ему Василько.

Тот замотал головой и приложил ладонь ко рту. Марта, услышав в тишине голос, чуть не выронила кувшин, но, подхватив его, прижала к себе и так, в обнимку с кувшином, удивленно смотрела на Васильку.

— Открой рот! — повторил Василько и двинулся к Дитриху.

— Ты чего здесь? — спросила Марта. — Что тебе нужно?

Дитрих выскочил из таза и стал пятиться к стене, прижимая ладонь к лицу. Василько метнулся вперед и схватил его за рыжие волосы.

— Открой рот, гаденыш! — крикнул он, собираясь другой рукой схватить Дитриха за горло. И тут Дитрих завизжал. И визг этот был ужасен. В нем был и страх, и животная злоба, и еще что-то дикое, жуткое, темное, о чем никто из смертных не знает, но может только догадываться, проснувшись иногда среди ночи в холодном поту.

Василько инстинктивно отпрянул, готовый бежать на край света от этого страшного звука, зажав уши руками, но эти самые руки привыкли реагировать по-другому. Звук захлебнулся, Дитрих оторвался от пола, отлетел к стене, ударился об нее всем телом и осел. Василька нагнулся, чтобы заглянуть ему в рот, но что-то взорвалось у него в голове белой вспышкой…

Глава 20

Он почувствовал, что замерз, хотел повернуться, но руки его будто исчезли. Василько открыл глаза. Пошевелил руками. Они были надежно связаны за спиной. Связывали бесчувственного, иначе сейчас он смог бы освободиться. Ноги тоже были плотно обмотаны веревками. Он повернулся на спину сколько смог и осмотрел темноту. Справа вверху светлел небольшой квадрат. Он был в «темной». Так. И как же он сюда попал? Василько расслабился и стал вспоминать.

Сидел под березой. Рыжий выродок, внезапно охромевший. Рана на бедре от ножа. Василько хотел посмотреть, есть ли у него верхний левый клык или этот клык у Васильки за поясом? Тот завизжал как свинья… И все. Провал. Кажется, Василько еще успел ударить поганца… Голова болела — похоже, что его кто-то приложил. Еще Василько был почему-то мокрым. Пытались отливать, что ли? Или это Марта его — кувшином с водой?

Он почувствовал, что снаружи кто-то есть.

— Эй! — крикнул он. — Кто-нибудь!

Свет в смотровом окошке заслонила чья-то голова.

— Позовите князя, — сказал Василько.

Голова исчезла. Через какое-то время загремели засовы, и в темную вошел сначала витинг с факелом, а затем Кантегерд.

— Очухался? — спросил Кантегерд.

— Прикажи развязать меня, — сказал Василько.

Кантегерд подумал, потом сказал витингу:

— Развяжи ему ноги.

Витинг снял веревку.

— А руки? — спросил Василько.

— С руками погодим пока.

Василько встал.

— Там снаружи полтора десятка моих витингов, — сказал Кантегерд, как бы между прочим. — А твои люди заперты под охраной.

— За что же такая честь? Не за то ли, что мы пять лет живота не жалели для твоей светлости?

Кантегерду принесли скамью, и он сел. Василько остался стоять перед ним со связанными руками. Как пленник. «Интересно оборачивается», — подумал он.

— Ты меня не попрекай, — сказал Кантегерд. — За твою службу тебе и честь была особая. Я тебя чуть не за брата почитал. А тебе, видать, этого мало было? Захотелось место мое занять, самому княжить?

Василько вгляделся ему в лицо.

— Что с тобой, князь? Или пива с горя перепил? Может, тебе пойти проспаться? Я могу здесь и до утра подождать.

Кантегерд вдруг вскочил и заорал, выпучив глаза:

— Ты мне голову не дури! Хватит! Наслушался я твоих речей дружеских! Ты наследника моего в озере утопил? Отвечай, не то я прикажу тебя поджарить!

Василько опешил.

— Какого наследника? В каком озере? Ты что, бредишь, князь?

Кантегерд сник, снова сел на скамью и уставился на свои сапоги.

— В озере, за часовней, — сказал он. — Сегодня выловили.

Василько еще плохо понимал то, что он говорил.

— Генрих — в озере, за часовней?

— Дитрих видел, как он с тобой шел туда, — добавил Кантегерд. — Тебе не отпереться. Ребенок такое не выдумает.

Василько зло усмехнулся.

— Да уж, ребенку такого не выдумать. А что же он раньше молчал, когда мы болота да леса обшаривали?

Кантегерд поднял голову и посмотрел на Васильку:

— Тебя боялся.

— Ясно, — сказал Василько. — Интересно оборачивается. А тебе Марта говорила, что произошло, пока ты гостил у самбов?

— Да, — сказал Кантегерд. — Только я думаю, ты сам же это и подстроил.

Василько аж дернул головой с досады. Но с толку сбить себя не дал.

— Так вот, я у того пса зуб выбил. Он у меня здесь, за поясом. Можешь посмотреть.

Кантегерд повел головой, витинг влез Васильке за пояс, вытащил клык и передал князю. Он повертел его в руке.

— Собачий.

Василько кивнул:

— Левый, верхний. У Дитриха его тоже нет.

Кантегерд поднял голову.

— Ну и что? У всех детей падают зубы в этом возрасте.

«Что бы я ни сказал сейчас, Кантегерд не поверит», — подумал Василько, но попробовал зайти с другой стороны:

— Вспомни, я сам тебе привез его…

— Хватит! — сказал Кантегерд. — Я всегда считал тебя честным воином. Противно смотреть, как ты изворачиваешься.

«Он ничего не слышит», — подумал Василько.

— Утром тебя казнят, — добавил Кантегерд. — Мы похороним тебя по-христиански. Я вызову брата Петера. Ты умрешь, как рыцарь, и никто не узнает о том, что ты натворил. Это все, что я могу для тебя сделать.

Васильке почему-то стало очень жаль Кантегерда. Он вдруг увидел, как тот постарел за этот день.

— Ты думаешь, если б я хотел княжить в твоем племени, то вытаскивал бы тебя из-под ножа вайделота?

Кантегерд встал и махнул рукой.

— Тут тебе мои витинги помешали. Мне говорили, что ты будто бы сам собирался меня отбить. Если б мои витинги не…

— Твои витинги? — перебил его Василько. — Смотри, княже!

Он ударил державшего факел ногой в пах и, когда тот, охнув, согнулся, другой ногой — в висок. Князь выхватил нож, но он тут же был выбит из его руки, и сам он, через мгновение, кувыркнувшись через Васильку, оказался лежащим на полу. Василько сидел верхом на груди князя, а его колено давило Кантегерду на горло. Упавший факел судорожно вспыхнул и погас. Князь хотел крикнуть, но не смог, только хватал ртом воздух. Руки его были под Василькой. Он понял, что еще чуть-чуть — и умрет. Но Василько ослабил нажим.

— Ты видишь, князь, — сказал Василько. — Если бы мне понадобилось, я мог бы тысячу раз тебя убить. Но я уже понял, что доказывать тебе сейчас что-либо не имеет смысла. Поэтому, я отпущу твои руки, а ты снимешь с меня веревку. Потом я скажу, что нужно делать. Если ты не натворишь глупостей, я не причиню тебе вреда.