Его изумительный поцелуй - Тереза Медейрос

Однако мирная ночная тишина нарушалась лишь далеким шумом прибоя да шепотом ветра, колышущего длинные, походящие на огромные перья пальмовые ветви. Спустя какой-то промежуток времени, показавшийся им вечностью, они наконец добрались до неохраняемых ворот, возле которых Эш договорился встретиться с Люком.

Сначала Люка нигде не было видно, но вдруг он, как ухмыляющийся попрыгунчик из шкатулки, выскочил к ним из-за развесистых кустов гибискуса, ужасно перепугав всех, включая Эша.

— Почему вы так задержались? — спросил он. — Я чуть не уснул.

— Нам пришлось вернуться за Поппи, — вымолвила в ответ Кларинда.

Ясмин, разумеется, тут же распахнула снизу доверху халат, который Кларинда украла для нее в гареме, открывая свои роскошные формы поцелуям лунного света и похотливому взору Люка.

Люк тихонько присвистнул.

— Но это совершенно точно не Поппи, — сказал он.

— Мы это уже установили, — проговорил Эш, устало проводя рукой по подбородку.

Несмотря на то что Ясмин продолжала охорашиваться под оценивающим взглядом Люка, она бросила на него презрительный взгляд, а в ее темных глазах полыхнул огонь.

— Открой глаза, английский пес, пока я их не выцарапала!

— Не хотел бы разочаровывать вас, леди, но я — пес итальянский, — ухмыльнулся Люк. — И еще наполовину цыганский.

Верхняя губа Ясмин чуть дернулась, когда она высокомерно улыбнулась.

— Да какая разница! — бросила она. — Хоть английский, хоть итальянский — все равно мерзкий.

— Я успела вам сказать, что она ищет себе мужа? — ласковым тоном промолвила Кларинда.

Лицо Люка побелело под густым загаром.

— Мужа? — переспросил он.

— И если бы Кларинда не заманила всех женихов, Ясмин, возможно, уже нашла бы себе суженого. Ты раздобыл лошадей? — спросил Эш у Люка, четко выговаривая каждое слово, словно разговаривал с деревенским дурачком.

Люк укоризненно посмотрел на него.

— Да какой из меня был бы цыган, если бы я не смог украсть целый табун!

Люк кивком головы указал на дорожку, и они направились следом за ним за ворота к аллее, которая тянулась вдоль изогнутой садовой стены.

— Этого не может быть, — сказала Кларинда, увидев, что их ждет.

— Это же не лошадь, — вымолвила Ясмин, хотя в этом не было никакой необходимости.

— Разумеется, это не лошадь, — кивнул Люк. — Это верблюд. Кстати, очень красивый. — Светясь от гордости, Люк погладил грязный круп животного. — Хотя, может, это не он, а она. Судя по его длинным ресницам, это вполне может быть она. Впрочем, я не уверен.

Подняв голову, животное спокойно посмотрело на них, продолжая жевать малиновыми губами соцветие бугенвиллеи.

— Но нас же трое, — силясь держать себя в руках, заметил Эш.

— Четверо, — поправила его Кларинда, бросая сердитый взгляд на Ясмин.

— И всего один верблюд, — кивнул Эш.

Подняв палец в знак того, чтобы они потерпели еще немного, Люк исчез в кустах в дальнем конце аллеи. Раздался шелест листьев, а затем он вновь появился перед ними с кожаной уздечкой, украшенной изумрудами и рубинами, в руках.

— К счастью, пока я искал второго верблюда, мне попался вот этот парень.

Трое беглецов так и застыли от изумления, увидев, что позади Люка приплясывает великолепный черный скакун. Лунный свет лился на его мощные задние ноги, отчего те блестели, как отполированный эбонит. Когда Люк остановил его, тот задрал голову и тряхнул роскошной черной гривой, в точности как Ясмин, словно для того, чтобы показать себя во всей красе.

— Ну вот, — промурлыкала Ясмин, — это уже не верблюд.

— Боже, он же великолепен! — Эш поднес руку к голове, будто для того, чтобы снять перед скакуном шляпу, которой на нем не было. — Мы убегаем отсюда с двумя самыми прекрасными женщинами султана, так почему бы нам не прихватить и его лучшего скакуна? Потому что если ты в Марокко крадешь женщину, то тебе отрубают голову. А знаешь, что они делают, если ты крадешь лошадь?

Несмотря на то что они все еще были в опасности, Кларинда не смогла сдержать улыбки. Она уже успела забыть, до чего Эш великолепен, когда его охватывает ярость. Ведь не просто так она в юности столько раз подначивала его.

— Тебе отрубят голову и помочатся на твою шею! — продолжил Эш. — Жаль, у нас нет времени пробраться в сокровищницу султана и набить карманы его золотом.

Люку его слова, похоже, пришлись по нраву.

— Хотя погоди! В этом нет необходимости. — Выхватив у Люка уздечку, Эш помахал ею перед его лицом. — Видишь ли, я ничуть не сомневаюсь, что на этой уздечке и седле так много драгоценных камней, что султан со своими стражниками последуют за нами хоть на край света, лишь бы нас поймать.

— Да один этот конь в глазах Фарука стоит дороже сотни таких, как я, — заметила Кларинда. — Особенно сейчас.

— В таком случае он полный идиот, — мрачно проговорил Эш. — Но как только ты окажешься в безопасности, я верну ему коня. Вместе с головой Люка и благодарственной запиской.

Все еще что-то бормоча под нос, Эш вскочил на коня и протянул руку Кларинде. Она без промедления схватилась за нее и села на коня позади него.

Люк помрачнел.

— Это несправедливо! — воскликнул он. — Поскольку именно я рисковал своей шеей, воруя его, то мне и ездить на нем…

— Ты опоздал, — равнодушным тоном перебил его Эш. — Мы будем ехать вдоль береговой линии, пока не убедимся, что нас не преследуют, а затем вернемся в пустыню.

Резко и уверенно дернув на себя уздечку, Эш развернул коня к морю. Оглянувшись через плечо, Кларинда увидела, что оба — и Ясмин, и верблюд — злобно смотрят на Люка.

— Не обращай внимания на Ясмин, Люк, — тихо промолвила Кларинда. — Она просто ревнует. Ведь у верблюда ресницы длиннее, чем у нее.

В это мгновение не из дворца, а из конюшни раздался панический крик. Эш закинул руку за спину, чтобы убедиться, что Кларинда прочно сидит верхом.

— Держись за меня, — быстро проговорил он низким голосом. — И не отпускай, что бы ни случилось.

Эш ударил коня по бокам пятками и пустил его в ночь вниз по аллее. А Кларинда обвила его талию руками, прижалась щекой к его спине и подумала, что у нее нет ни малейшего желания ослушаться этого приказания.

Фарук сидел в темноте своего тронного зала.

Султан отпустил своих телохранителей, что в последнее время он делал все чаще и чаще, предпочитая предаваться размышлениям в одиночестве. Но в эту ночь его мысли были так же черны, как тени, сгущавшиеся вокруг трона, на котором раньше сидел его отец, а до этого — отец его отца. К чему ему беспокоиться о кинжале наемного убийцы, когда его и без того окружают враги?