И.О. Древнего Зла, или мой иномирный отпуск - Алиса Чернышова

Шийни, следи за тоном. Её инициация была не из простых и безболезненных. Некоторая агрессивность после такого опыта более чем уместна, и я рада, что она это выплёскивает, а не копит. С теми, кто копит, потом намного сложнее работать. Говоря же о нежелании подчиняться авторитетам, то это в нашем деле опять же норма. Девочка отлично справляется. В разы лучше, чем я в своё время.

— Как леди пожелает, — кивнул мастер Мин.

— Вот и хорошо. Скажи лучше, что нам делать с малышом Бобом? Хочу слышать твоё экспертное мнение, потому что сама слегка теряюсь. Он ведь по сути не лучше своих жертв. Уничтожая их разум и поглощая энергию страданий, он так же точно уничтожил свой собственный. И повреждения не поверхностны, он весь… Я не вижу, как его можно вернуть хотя бы в минимально адекватное состояние.

— Наши оценки совпадают, — кивнул Мин. — Я не думаю, что его можно будет однажды спокойно выпустить в мир. По крайней мере так, чтобы он не начал через какое-то время строить очередной подвал, полный кошмаров… Что на самом деле жаль. Если бы только мы нашли его раньше…

— То, что могло быть, никогда не считается, — пожала плечами я. — В любом случае, кажется, единственная оставшаяся у нас опция — запереть парня в клетке, как дикое животное, на всю жизнь. Да, это не только его вина, что он стал таким. Но так оно обычно и бывает, в закромах большинства подобных психов прячется куча потрясающих историй о том, как жизнь их обидела. Другой вопрос что их жертвам от этого не легче.

— Несомненно, — кивнул Мин. — Скажите… Не могла ли леди рассмотреть возможность того, чтобы передать его ордену Тишины?

Я удивлённо приподняла бровь.

— Так хочется заполучить себе иномирного мага?

Он обезоруживающе улыбнулся.

— По правде? Скорее да, чем нет. У нас много вопросов к мастеру Кану, но, очевидно, он был гением, который одним из первых в истории нашего мира совершил межмировое путешествие, будучи человеком. Нам известны иные случаи, но те включают божественное вмешательство. Здесь… Позволить мальчику просто так сгнить было бы потерей для магической науки.

— Что же. При условии, что вы гарантируете человеческое обращение с ним…

— Это само собой разумеется, моя леди. На самом деле, в наших интересах восстановить его разум настолько, насколько будет возможно.

— …и при условии, что новая хозяйка Башни согласится отдать его, я не вижу проблемы.

— Очень хорошо, — кивнул мастер Мин. — Тогда я навещу её и спрошу.

Я кивнула и махнула рукой.

— Отлично. После, я думаю, вам стоит вернуться в свой орден: у нас, верите или нет, довольно много дел.

— Верю, — поклонился мастер Мин. — После того, как этот вопрос будет улажен, я постараюсь вернуться и помочь вам… с делами.

Я задумчиво посмотрела ему вслед, прикидывая, была это угроза или всё же нет.

Ладно, что уж там… Если уж я внезапно стала основателем пути туриста, полагаю, мне стоит вернуться к его первому правилу.

И не заморачиваться!

Отступление 2. О границе света и тени

По ночам в больнице обычно тихо.

Тех, вокруг кого может быть громко, увозили в другое крыло, чтобы не мешать ночными тревогами старожилам вроде нас. Иногда они возвращались, но чаще…

Все мы знали, чем для большинства из нас дело кончится. И наши родители. И врачи тоже.

Помню, это знание висело в воздухе, и до сих пор иногда это ощущение ко мне возвращается.

Иногда меня раздражает, что мой личный мир снов принимает именно это обличье. Снова и снова я возвращаюсь сюда, и ничего не могу с этим поделать. Понятно, что потом можно воспользоваться любой из дверей, чтобы перейти в другой сон или даже, совсем ненадолго, мир, но всё же…

Всё же меня злит неизбежность возвращения.

Как там говаривал лорд Баел? “Отличительная особенность персонального ада — неизбежность возвращения. Все дороги будут вести туда”, если я правильно помню цитату.

Знаю, что, как любое другое разумное существо, я сам строю свою тюрьму; знаю, что мне по должности положено научиться с ней справляться. И наставники из Вершин, и странствующий мастер Долон, и леди Ренита сошлись бы в одном: с теми силами и вопросами, в игру с которыми я вовлечён, у меня нет права на такого рода слабости. По идее, я уже не должен иметь никаких…

Но вот он я, пророк-фальшивка, мамкин мироспаситель. Самому смешно… Но проблема только в том, что, кроме меня, кандидатов на эту должность нет.

— Никакая ты не фальшивка, не придумывай, — услышал я высокий и ломкий голос, знакомый до последней ноты. — Если уж ты фальшивка, то я вообще не знаю, кто тогда настоящий.

Я повернулся к ней.

Знаю, что для неё в том мире уже прошло много лет, а может, даже тысячелетий — хотя едва ли этот опыт можно сравнить хоть с чем-то, понятным человеку. Возможно, это немного похоже на те годы, которые я провёл во сне, играясь в мастера Лина: опыт вроде и есть, но в то же время не совсем.

Знаю, что она больше не выглядит, как человек, и не несёт в себе слабостей натуры человеческой. Знаю, что, если как-то описывать её, то она — переплетение золотистых нитей, сияющих мягким светом.

И всё же, в моих снах она всегда является такой, какой я её видел в последний раз: тощей девчонкой лет четырнадцати от роду, с глубокими тенями под глазами, пергаментной кожей и болезненной улыбкой. Серая больничная пижама завершает образ.

Никогда не понимал, почему больничную фирменную одежду делают такой. Чтобы измождённые люди казались ещё измождённее? Чтобы светло-серые пижамы терялись на фоне грязно-белых стен? В чём тайный смысл этоого дизайна, кто бы мне объяснил?

— Ты сам придаёшь мне форму, — сказала она, — твоё сознание всего лишь пытается как-то систематизировать меня, свести до привычной тебе материи. Так это обычно и бывает во время общения с существами вроде меня, сам знаешь. Но это не отменяет того, что мы находимся внутри твоего пространства. Хочешь дать мне другое лицо — дай. Хочешь избавиться от белого и серого — добавь цвета. Что ты думаешь об оранжевых пижамах? Или, например, ярко-жёлтых?

— Это проще сказать, чем сделать… Для меня. Я всё ещё это не контролирую.

— Возможно. Но на деле мне кажется, что ты скорее не можешь преодолеть рубеж осознания того, что ты всё уже контролируешь. Ничего, тут нет причин для печали. Это придёт позже.

— Если у меня будет какое-то