«Если», 2011 № 10 - Журнал «Если»

— Развитый ум, — сказал лорд Гейнсли.

— И понимание механизмов.

Теперь Ангелика подвергла пристальному изучению альтиметр, в котором ртуть указывала, что мы поднялись еще на четверть мили.

— Определенно, она понимает, как функционирует не только воздушный шар, но и альтиметр, — сказал я. — Очень немногие из моих пассажиров могли похвастаться тем же.

— Здесь, в разреженном воздухе, она преобразилась, — заметил лорд Гейнсли.

— Как такое возможно?

— Помните мою теорию адаптивной морфологии? Повторяю, Ангелика принадлежит к народу, живущему очень высоко в горах. Подъем в прохладный, разреженный воздух освобождает ее ум от тины, которой дышим мы.

— Но ведь она не заговорила.

— Однако поняла, как функционирует воздушный шар.

— У народа лис, наверное, собственный язык, — предположил я.

В это мгновение, как раз когда мы начали спуск, Ангелика застучала по циферблату альтиметра, а другой рукой указала вверх. И стучала она по делению, обозначающему восемь миль. На этой части циферблата я отметил некалиброванные проекции высоты. Ангелика смотрела на меня глазами, полными мольбы. Подняв повыше пустой бочонок из-под масла, я покачал головой. Она как будто поняла, потому что села на пол плетеной корзины и смежила веки, словно смирившись с неизбежным.

Используя разницу и перемены ветра на разных высотах, я сумел привести нас назад к поместью лорда Рейнсли, потом спустить на землю всего в миле от места, откуда мы поднялись. Вскоре явились Келли и Фелдмен с телегой, потом конюх Гейнсли подал прогулочную коляску. Его светлость поспешно усадил в нее Ангелику и скрылся из виду, но вскоре вернулся поговорить со мной, пока я помогал моим ребятам упаковывать воздушный шар.

— Насколько высоко мы сможем подняться? — спросил он. — И как долго сумеем там пробыть?

— Нагретый воздух ставит свои ограничения, — вновь пустился я в свои объяснения. — Воздушный шар должен нести собственное топливо. Подняться выше — значит, использовать больше горючего. И если так, то меньше остается на поддержание температуры и, соответственно, высоты.

— Вы сумеете построить шар, который достиг бы высоты в восемь миль?

Я едва не поперхнулся. Вопрос был сродни тому, способно ли новое ружье пристрелить утку, которую уже убили.

— Смысла нет, — ответил я. — Уже на пяти милях воздух настолько разрежен, что невозможно дышать.

— Но вы способны построить такой шар?

— Да, существуют шарльеры, надуваемые водородом, но что толку? Туда взлетят наши трупы.

— Тогда как высоко можно подняться?

— То есть какая высота безопасна? Мой ответ — четыре мили.

— Почему четыре?

— Я имею некоторый опыт: поднимался на три с половиной мили. Это было мучительно: у меня и моего спутника посинели губы, очень быстро наступила слабость. Четыре мили — вдвое больше, чем мы достигли сегодня.

— Другие поднимались выше?

— Да. Несколько месяцев назад воздухоплаватели Чарлз Грин и Спенсер Раш достигли пяти миль. Однако они обнаружили, что на такой высоте практически невозможно дышать, и сочли, что выжили чудом.

— Пять миль. Сравнимо с самыми высокими горами к северу от Индии.

— Я знаю.

— Так мы можем это сделать?

— Повторяю, это очень опасно.

— Четверть века назад я сражался с Наполеоном. Неужели воздушное путешествие опаснее обмена залпами с его солдатами?

— Смерть есть смерть, какова бы ни была ее причина. Зачем подниматься на пять миль в поисках ее?

— Потому что на такой высоте мы, возможно, еще больше проясним разум Ангелики. Она, вероятно, даже сумеет заговорить. Завтра будет новый полет на разогретом воздухе, но стройте чертежи своего шарльера.

— Вы сознаете, что водород взрывоопаснее пороха?

— Разумеется, мистер Паркс, я человек науки. Пошлите мне счета за все, что вам понадобится.

— Значит, я остаюсь у вас на службе? — спросил я.

— Да, стол и кров, плюс любая ставка, какую вы берете за свои прогулки. То же касается и ваших людей.

Той ночью мне снились сны весьма зловещие. Разум затопили видения огромных сверкающих предметов, скользивших в черноте, и гроздьев огненных вспышек, превращавшихся в мерцающие облака блесток. Я проснулся не столько разбитый, сколько озадаченный.

Сны врезались в память. Но еще больше сбивало с толку то, что у меня появились и другие воспоминания, которых не было в тех снах. Эти полнились прекрасными городами с элегантными хрустальными башнями и широкими бульварами, однако все были усеяны мертвыми телами. На многих красовались портупеи и пояса, золотые галуны, церемониальные мечи и даже шлемы. Возможно, это они построили города. Существа, одетые не в ткани, а в мех.

Мы совершили еще с десяток подъемов на разогретом воздухе, пока изготавливали баллонет для водорода. Нам не удалось достучаться до Ангелики, но всякий раз во время подъема мой разум затопляли видения. Я молчал, потому что практичным людям видения не положены, а мне хотелось сохранить доверие Лорда Гейнсли. Кто пожелает путешествовать на корабле, капитан которого уверяет, будто способен наблюдать водяных чертей, русалок и гарпий? Могу сравнить мои видения лишь с пролистыванием книг, на выбор взятых из шкафа. Никакой полной картины, только обрывочные фрагменты.

Водород нам поставили с газового завода на окраине Лондона, что сэкономило расходы на покупку реактора и химикатов. В первый свой водородный полет мы отправились в предрассветных сумерках и оставались на высоте в четыре мили всего четверть часа, потому что лорд Гейнсли быстро ослабел, а потом и вовсе потерял сознание. Я поспешно опустил шар. Очнувшись, его светлость признался, что его легкие ослаблены каким-то детским недугом. С другой стороны, состояние Ангелики сильно улучшилось уже от краткого пребывания в разреженном воздухе, она даже нацарапала в блокноте несколько значков и диаграмм. Увы, мы не смогли разобрать их смысл.

По пути вниз у меня возникло несколько идей. Лорд Гейнсли сетовал, что легкие не позволяют ему находиться на высоте четырех миль. Я предложил поднять Ангелику на пять и вернуться с докладом о том, что она делала, но он и слышать не пожелал. Он непременно должен был присутствовать!

— Если бы я мог подняться сам, — вздохнул он.

— Невозможно. Даже на четырех милях мы живем взаймы. Вы — в особенности.

— Грин и Раш сумели.

— Ненадолго. И едва спаслись.

— Но все-таки выжили.

— Потому что поспешили спуститься. Люди должны постепенно свыкаться с очень большой высотой. Монтаньяры, с которыми я разговаривал, рассказывали, что на это уходят недели.