«Если», 2011 № 10 - Журнал «Если»

Лорд Гейнсли помог Ангелике надеть плащ, потом вызвал звонком дворецкого. Когда мы остались одни, он подошел к окну и жестом указал на запруженную улицу внизу.

— Посмотрите на моих процветающих соседей, мистер Паркс, — сказал он. — Торговцы, банкиры, финансисты, земельная аристократия. Что они делают, помимо того что обогащаются и живут в свое удовольствие?

— Посещают театр и скачки? Балы? — предположил я. — Некоторые отправляются на воздушные прогулки над ипподромом.

— Театр, балы, скачки, — пробормотал, качнув головой, лорд Гейнсли. — Через год после смерти их никто не вспомнит. Я хочу славы Исаака Ньютона, Джеймса Кука или Джозефа Бэнкса и желаю, чтобы меня запомнили как открывателя чего-то монументального. Мисс Ангелика — мой шанс.

— Не понимаю вас, сэр.

— В моей теории адаптивной морфологии я утверждаю, что в экстремальных обстоятельствах люди принимают другие физические обличия. Например, в полярных областях, если будут жить там слишком долго, они рискуют превратиться в тюленей.

— В шотландской легенде о шелках люди действительно превращались в тюленей…

— Да, и я думаю, что экстремальная высота может придать нам облик Ангелики!

Поместье лорда Гейнсли располагалось в нескольких милях к северу от Лондона, и он прислал тягловых лошадей, чтобы переправить туда мое снаряжение. Обслугой при моем воздушном шаре состояли Келли и Фелдмен; большую часть ночи они провели, распаковывая воздушный шар и проверяя стропы. Я встал за два часа до рассвета, настроил альтиметр и установил его в плетеной корзине.

Надуть воздушный шар на земле — труд невелик. Здесь под рукой неограниченный запас топлива, чтобы подавать горячий воздух и поддерживать температуру. Другое дело, когда шар поднимется. Маленькая горелка в плетеной корзине сжигает ламповое масло, и тепло поступает в баллонет, но топливо приходится везти с собой, поэтому расходовать его надо бережно. Через полчаса трудов шар надулся и оторвался от земли. Тогда я дал знать в усадьбу, что все готово к подъему. Лорд Гейнсли вышел с Ангеликой, которую вел на цепочке, закрепленной у нее на талии. Одета она была мальчиком.

Мы поднимались очень быстро, проплыв прямо над крышей усадьбы. Ветер дул с юга, причем слабо, в небе — ни облачка. Вначале лорд Гейнсли повел себя как обычный клиент, заглядывая за борт и восклицая при виде своего поместья далеко внизу. Он как будто забыл, зачем мы здесь, и болтал о том, что в следующий раз прихватит художника, дабы тот запечатлел его владения с воздуха. Я откалибровал альтиметр так, чтобы высоту он показывал в четвертях мили. На полутора милях Гейнсли вдруг вспомнил, почему заплатил за подъем.

— Полторы мили, почти восемь тысяч футов, — констатировал он, щурясь на мой альтиметр.

— Мы поднимаемся медленно, со скоростью около пяти миль в час, — доложил я.

— Шесть минут до положенной высоты, — ответил он. — Ангелику нашли, по всей видимости, на одиннадцати тысячах футов. Сможете удержать эту отметку?

— Да, сэр. Выпустив немного горячего воздуха из баллонета, я уменьшу плавучесть и стабилизирую высоту.

Я сбросил немного теплого воздуха, и мы продолжили подниматься, но гораздо медленнее. Согласно альтиметру, мы остановились на двенадцати тысячах футов. По моим прикидкам, нас сносило на северо-северо-восток со скоростью три метра в час. Направление ветра здесь оказалось иным.

Именно на этом уровне начались видения. Собственно говоря, выражение «видения» не совсем подходит, это были, скорее, воспоминания, но не мои, а привнесенные. Я словно шел вдоль каналов, прорытых в пустыне красного песка под неестественно темно-синим небом с бледным и крошечным солнцем, В отдалении я наблюдал скопление зданий из громадных кристаллов селитры, полевого шпата и кварца.

До сих пор я мало внимания уделял Ангелике, так как был занят горелкой, показаниями альтиметра и необходимостью следить за направлением и скоростью нашего скольжения относительно земли. Вдруг лорд Гейнсли тронул меня за локоть и указал на женщину. В начале подъема Ангелика сидела на полу плетеной корзины, безучастная к тому, что ее окружало. Сейчас она уже была на ногах и заглядывала за борт корзины. У меня на глазах она отвернулась и стала изучать мой альтиметр высоты. С целую минуту, по меньшей мере, она всматривалась в столбик ртути. Потом медленно подняла руку и сделала горизонтальное рубящее движение рукой.

— Язык знаков, — сказал Гейнсли. — Она говорит, что понимает происходящее. Мол, раньше мы поднимались, а теперь остановились.

— Больше того, — отозвался я, причем по коже побежали мурашки. — Она уже после минутного осмотра поняла принцип действия ртутного альтиметра!

В Лондоне, на уровне моря, Ангелика не проявляла ни малейшего интереса к предметам и механизмам. Здесь же считывала показания альтиметра, а такое не по плечу девяноста девяти из ста моих соотечественников-британцев.

Я заметил ее взгляд. Впервые он был настороженным, даже расчетливым.

— Ангелика? Ты меня слышишь? — спросил лорд Гейнсли.

При звуке своего имени она повернула голову.

— Поговори со мной, Ангелика, — настаивал лорд Гейнсли. — На английском, французском, хинди — на любом языке.

Он приложил руку к уху, показывая, что ждет ответа. Ангелика молчала.

Со скоростью пешехода мы скользили над землей. Далеко внизу виднелись фермы и усадьбы. Гейнсли продолжал уговаривать Ангелику. Его ждало разочарование. Он показывал ей картинки лис, медведей, даже набросок себя самого. Она проявила некоторый интерес, но не произносила ни слова.

— Как долго мы в воздухе? — спросил он меня.

— Час тридцать минут.

— Сколько у нас есть в запасе?

— Очень немного. Лаковый слой на шелке, кажется, поврежден. Похоже, мои ребята пропустили какое-то мелкое отверстие, поэтому теплый воздух понемногу утекает. Я уравновешиваю это, поддавая топлива и работая мехами, но воздух холодный и разреженный, и расходуется слишком много масла.

Лорд Гейнсли нахмурился, но спорить не стал. Это ведь корабль, а я его капитан. Он вернулся к Ангелике. Ветер переменился и начал относить нас назад к Лондону. Я мало что мог сделать, разве только время от времени поддавать теплого воздуха, чтобы удерживать высоту. Ангелика все более оживлялась. Она изучила магнитный компас, карманные часы лорда Гейнсли и даже горелку. И внезапно, мягко отстранив меня, долила чуточку масла и сама встала за меха.

— Поразительно! — ахнул я. — Она определила суть работы, просто наблюдая за ней.

— Развитый ум, — сказал лорд Гейнсли.