Полуночная роза - Энн Стюарт

— Меня зовут Луиза, синьора, — сказала женщина, с трудом оправившись от удивления. — Сюда, пожалуйста.

Жизлен пошла за Луизой, другие слуги последовали за ними, а замыкал процессию изумленный Трактирщик.

— Закрой рот, Трак, — ласково сказала Жизлен, — иначе подцепишь какую-нибудь опасную болезнь, здесь отравленный воздух. Пойди поищи рынок и принеси нам каких-нибудь продуктов.

— Но я не знаю ни слова по-итальянски, Мамзель, — возразил Трактирщик, потрясенный тем, что она говорит на этом языке.

— У тебя есть деньги и этого достаточно, — и Жизлен смело шагнула в чрево сырого, старого дома, который лишь в насмешку можно было назвать дворцом.

В час ночи она впервые с тех пор, как они высадились на континент, улыбнулась. Хотя дом еще не был убран целиком, самый большой салон и спальни имели вполне приличный Вид. Кухня оказалась в лучшем состоянии, чем жилые помещения, что, впрочем, не показалось странным Жизлен. Она догадалась, что нерадивость слуг объяснялась скорее нежеланием работать у хозяина-иностранца, а не врожденной ленью.

Тем не менее она здорово потрудилась бок о бок с ними — скребла, мыла, подметала, и, когда Трактирщик вернулся с двумя корзинами, полными до верху хлеба, фруктов, риса и рыбы, она заставила работать и его, не обращая внимания на его сетования.

Жизлен очень устала. Тело ее ныло, зато душа наслаждалась, когда они, усевшись все вместе вокруг чистого стола, ели незамысловатую еду, которую приготовила она вместе с Луизой.

Тем временем молодой слуга, Гвидо, который был прежде так враждебно настроен, ната-скал для нее наверх горячей воды, чтобы она могла принять ванну, а одна из служанок дала ей чистые простыни. Жизлен завоевала их расположение. Если бы дело дошло до войны между нею и иностранцем, который платил им жалованье, они бы сейчас наверняка встали на ее защиту.

Ванна была полна восхитительной горячей воды. Она как следует оттерла свое тело, несколько раз вымыла голову. Белая ночная сорочка была сшита из толстого полотна, мягкого от бесчисленных стирок, и доставала до самого пола. Забравшись в чистую узкую постель, которую приготовили для нее в маленькой комнате, находившейся в передней части дома, Жизлен ощутила наслаждение.

Для Николаса приготовили комнату хозяина. Его одежду выстирали и повесили сушиться, сырой полог сняли с кровати, вытрясли и проветрили на воздухе, полы вымели и вымыли. Но и безупречно чистый, дворец выглядел обветшалым и мрачным. Подходящее жилье для британского распутника.

Хотя она очень устала, сон пришел к ней не сразу. Утомленная тяжелой работой и горячей ванной, Жизлен все же не могла успокоиться, | что-то мешало ей. И уже начав засыпать, она вдруг с ужасом осознала, что ей не хватает Николаса.

Когда она проснулась, свет в комнате был тусклым и чуть зеленоватым. У нее не было часов, и она могла лишь догадываться, что время близится к полудню и что она не одна в маленькой комнате, которую выбрала для себя.

Жизлен открыла глаза. На единственном стуле, который был в комнате, сидел Николас. Он вытянул ноги и чувствовал себя непринужденно. Он был одет в черное с головы до ног, длинные спутанные волосы падали ему на лицо.

Она не ожидала от него благодарности за то, что дом приведен в порядок, и, слава Богу, не получила ее. Он просто смотрел на нее, и напряжение постепенно нарастало.

— Да, — произнес он наконец, и она не стала притворяться, что не поняла его.

Он встал, подошел к ней и протянув руку, дотронулся до простой ночной сорочки.

— Где вы это взяли?

— Мне одолжила ее одна из служанок.

— Вам больше не придется надевать то, что носят слуги. Сегодня придет портниха и снимет с вас мерку.

— Я не приму от вас ничего.

Блэкторн наклонился над ней, и с трудом сдерживая откровенную ярость, прошипел:

— Вы примите от меня все, что я захочу. Одежду, пищу, драгоценности. Точно так же, как приняли мое тело.

— Вы не оставили мне выбора.

— Вот именно. Помните об этом, прошу вас, — выпрямившись, он отошел, и Жизлен представила себе, что он может сейчас чувствовать. — Мы приглашены к маркизе Брамли сегодня вечером, и примем приглашение.

— Вы возьмете с собой пленницу? — съязвила Жизлен, не желая признавать поражения.

Его улыбка в утреннем свете показалась ей еще более холодной, чем прежде.

— Я возьму с собой послушную любовницу в красивом платье и драгоценностях. У меня была удачная ночь.

Жизлен смотрела, как он уходит. Она не хотела получить от него красивую одежду. Она не хотела его драгоценностей. Она не хотела быть его содержанкой.

Но было то, чего она очень хотела, что-то, чего он не мог ей дать, ибо у него этого просто не было, — способности любить.

И с ее стороны было величайшей глупостью этого желать.

21

Жизлен не носила такой дорогой одежды больше десяти лет. Она стояла, притихнув, пока синьора Баньоли снимала с нее мерку, что-то закалывала и прилаживала, бормоча себе под нос непонятные ей слова. Николас сидел, развалясь в кресле, и наблюдал. Жизлен не знала, да и не хотела знать, как относится портниха к тому, что джентльмен наблюдает за ее занятиями. Скорее всего она привыкла к подобному. Она не могла не заметить, что на пальце у Жизлен нет обручального кольца, и наверняка пришла к определенным выводам, причем вполне справедливым.

Жизлен посмотрела на себя в зеркало и застыла. Слуги прибрали в гардеробной, которая находилась по соседству с хозяйской спальней, и она одевалась там, не желая воевать с Николасом. Ее платье было сшито из шелка глубокого, темно-розового цвета, низкий вырез открывал шею, а облегающий силуэт подчеркивал стройность фигуры. Платье не было вызывающим — оно было предназначено для молодой и красивой женщины. Она сама причесалась, удивляясь, что у нее это так ловко получается. На ней было великолепное кружевное белье, тончайшие шелковые чулки и изящные, сидевшие точно по ноге, туфли, расшитые драгоценными камнями. Она посмотрела на свое отражение, и когда из зеркала на нее взглянула очаровательная женщина, ей захотелось разрыдаться.

Это все был обман, сплошной обман. Где та девочка, что торговала своим телом, чтобы накормить брата? Где та девочка, что убила человека, который довел ее до подобного позора, где та, что сделала все, чтобы убить другого мужчину, которого она обвиняла в своих несчастьях? Где та женщина, что работала бок о бок с простыми людьми в Париже? Где повариха из английской усадьбы? Где подруга Элин? Где та, что лежала безмолвно и неподвижно рядом с Николасом Блэкторном?

Все они были, все они исчезли. У красавицы, которая глядела на нее сейчас, были нежные губы, ласковый взор и жаждущее любви сердце. И лишь надежда, что Николас не станет вглядываться в нее слишком пристально, давала ей силы.