Воспоминания - Η. О. Лосский

Профессор Спекторский, зная, что 6 декабря (старого стиля) 1950 г. в день св. Николая мне исполнится 80 лет, поднял вопрос о чествовании моего юбилея. Он и организовал это собрание, но я в это время со своим сыном Андреем находился уже в Калифорнии, в Лос–Анжелесе.

Город Лос–Анжелес мне понравился обилием крайне разнообразных цветов. Зимы в Южной Калифорнии нет. Поэтому даже в январе и феврале появляются все новые и новые цветы. Бульвар на берегу Тихого Океана очень красив. Однако климат Калифорнии нам не особенно понравился. Русскому человеку больше нравится климат, в котором есть все четыре времени года.

Калифорнийский университет не частный, а штатный. Он состоит из восьми отделений; главное отделение находится в городе Беркли вблизи Сан–Франциско. Отделение в Лос- Анжелесе основано всего лишь лет шестьдесят тому назад. Поэтому библиотека в нем бедна; в ней всего только 700 ООО книг. Андрей писал в это время в дополнение к своей диссертации монографию о политике Людовика ХП^и Вильгельма П1 в 1683 г. Кроме микрофильмов, полученных им из голландских архивов, ему нужны были книги из Библиотеки Йельского университета и из Нью–Йоркской Публичной библиотеки. Я в эти года начал заниматься вопросом о характере русского народа. Книг для этого вопроса тоже очень мало в Лос–Анжелесе, а в Йельском университете и в Нью–Йорк- ской Публичной библиотеке они имеются в большом количестве. Поэтому летом каждый год мы ездили в штат Коннектикут и жили на даче профессора Вернадского в 18 милях от Нью–Хевена.

В 1951 году получилось из Нью–Йорка печальное известие о том, что профессор Спекторский упал на лестнице; у него получилось сотрясение мозга, а потом кровоизлияние в мозг и он умер. Вскоре после того неожиданно умер Б. А. Бахме- тев и после долгой болезни Г. П. Федотов. Бахмотев дал из основанного им „Humanities Fund" тысячу долларов издательству The International Universities Press, чтобы поддержать издание моей книги „History of Russian philosophy”. В сентябре 1951 эта книга появилась в свет. Годом раньше Галич (Леонид Евгениевич Габрилович) напечатал в газете «Новое Русское Слово» две статьи, в которых старался доказать, что никакой русской философии нет. Когда появилась моя книга, он написал фельетон под заглавием «Летопись русской мысли», в котором упрекает меня за то, что Герцену, Бакунину у меня отведено гораздо меньше места, чем, например, от. Сергию Булгакову. На это я отвечаю, что если бы я писал историю русской мысли вообще, я должен был бы уделить много места Герцену и Бакунину; но моя книга есть история лишь одной области русской мысли, именно философии, а в подлинную философию, в гносеологию и метафизику Герцен и Бакунин ровно ничего не внесли.

Вслед за этим Галич в статье своей, кажется, о Льве Ше- стове, цитируя из моего письма только первую часть сложного предложения, именно что книга моя не есть история русской мысли, сказал, что, по моему собственному призна- нию, русская философия не есть область мысли. Такое цитирование части предложения с целью приписать автору мысль, прямо противоположную тому, что он сказал, есть прием, может быть, и остроумный, но, конечно, не соответствующий добрым литературным нравам. Книга моя вызвала много рецензий, которые делятся на две категории: лица, отрицающие возможность метафизики и ненавидящие религию, как, например, Сидни Хук, резко отрицательно оценивают мою книгу; наоборот, ценящие метафизику и религию, хвалят книгу.

Недавно появилась книга новозеландского философа М. Moncrieff’a „The Clairvoyant of Perception" (Теория восприятия, как ясновидения). Это теория до некоторой степени подобная моему интуитивизму, именно учение о непосредственном восприятии внешнего мира. В своей книге «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция» я говорю, что моя теория ставит «даже и обыкновенное чувственное восприятие, например видение глазами дерева на расстоянии десяти метров от меня, на один уровень с ясновидением» (стр. 2).

В настоящее время это учение под названием «непосредственный реализм» все более распространяется в католической философии; оно существует также в англо–американ- ском неореализме; в начале 1953 года профессор Гарвардского университета Wild вместе с тринадцатью другими американскими философами издал сборник „The Return to Reason" с такою же теориею знания, которую они называют «реалистическою философиею». Лет через пятьдесят это будет наиболее широко принятая теория знания. Хотя я первый разработал эту теорию всесторонне, именно в гносеологии, логике и психологии, она не будет связана с моим именем, во- первых, потому, что мои соотечественники, русские, никогда не солидарны друг с другом и, во–вторых, потому, что западноевропейцы презрительно относятся к русским.

Кроме профессоров Маршалла и Таттля, в Соединенных Штатах, по–видимому, есть еще кто‑то ценящий мою философию. Я предполагаю это, имея в виду следующий факт. Вскоре после напечатания моей «Истории русской философии» я получил из „The International Mark Twain Society“ извещение о том, что мне предложено звание почетного члена (Honorary Member) этого общества. В числе почетных членов Общества находятся такие лица, как Винстон Черччилль, герцог Виндзорский, президент Труман, Бернард Шоу и многие другие видные писатели, ученые и т. п.

Одно из печальных явлений нашей эмиграции как в Западной Европе, так и в Америке есть наличие нескольких русских православных юрисдикций. Патриарх Тихон издал 20 ноября 1920 г. указ, согласно которому русские православные епископы могут управлять своею епархиею самостоятельно, пока нет нормальных сношений с Матерью–Цер- ковью. В этом указе сказано, что желательно, чтобы епископ старался соединяться при этом с соседними епископами. Митрополит Антоний (Храповицкий), обосновавшись в Срем- ских Карловцах в Югославии, основал там «Высшее Церковное Управление». В Париже возникло другое средоточие зарубежной русской Церкви с митрополитом Евлогием во главе. Указ патриарха Тихона «карловчане» стали произвольно толковать в том смысле, что будто не только соседние, а и все епархии за границею должны объединиться в одно целое с митрополитом Антонием во главе. Это притязание их, вообще канонически неоправданное, стало уже совершенно неприемлемым, когда патриарх Тихон признал, что поведение «карловчан» опасно для жизни Русской Православной Церкви в СССР и 22 апреля (5 мая) издал за N° 347 указ, которым упразднял Карловацкое Высшее Церковное Управление «за чисто политические от имени Церкви выступления, не имеющие церковно–канонического значения», то есть не обоснованные канонически. Поводом к этому указу послужило, между прочим, следующее обстоятельство. «Карловчане» на своем «соборе» говорили, что большевиками разбиты все силы, выступавшие против них, осталась в России одна лишь Православная церковь, способная бороться против них. «Карловчане» не послушались указа патриарха, утверждая, что «указ этот несомненно написан под давлением большевиков и врагов Церкви».{53} Они продолжали свою деятельность, изменив только название своего «Управления», дав ему имя «Временный Заграничный Архиерейский Синод». И этот Синод был упразднен указом патриарха Тихона от 10 ноября 1923 года за № 106. «Карловчане» не послушались и этого указа. Ссылка их на то, что указ патриарха вынужден давлением болыпевицкого правительства, запутывает их в следующее положение. Они превозносят до небес патриарха Тихона за его стойкое поведение в борьбе с болыпевицкою властью и мечут громы и молнии против патриарха Сергия и патриарха Алексия за их компромиссы с советским правительством. Между тем, если бы указ, упраздняющий их «Управление», был издан патриархом Тихоном только под давлением советского правительства, это значило бы, что поведение его по существу не отличается от поведения патриархов Сергия и Алексия. В действительности однако, зная все поведение патриарха Тихона, скорее следует понять возникновение указа так: давление со стороны советской власти было, но патриарх и сам по совести мог издать указ об упразднении карловацкого «Управления» в наказание «за чисто политические от имени Церкви выступления», вредные для жизни Русской Церкви, находившейся под властью большевиков. Поэтому из всех юрисдикций Русской Церкви, существующих за границею, «карловацкая» наиболее сомнительна с точки зрения канонического права.

После смерти митрополита Антония во главе «карловчан» стоит митрополит Анастасий. Из Югославии Синод, возглавляемый им, переселился в Мюнхен, а теперь в Соединенные Штаты. Сам митрополит Анастасий — иерарх высокого духа, но подчиненные ему церковные деятели проявляют крайнюю степень самомнения. Они говорят, что Московский патриарх морально убит, потому что советскую власть он «восхваляет и всячески с ней солидаризуется» (брошюра епископа Нафанаила «В чем правда русской соборной зарубежной Церкви» стр. 4). «Эта грязь падает и на всех тех иерархов, которые хотя и не подчиняются Московскому патриарху, но не обличают его, признают его своим собратом» (там же). «Все православные поместные церкви признали законность этого патриарха и прислали своих представителей на избравший его собор» (3). «Наша Леонтиевская юрисдикция тоже виновна в этом, потому что на Кливландском соборе она признала Московского патриарха своим духовным главою» (6). Таким образом, по мнению епископа Нафанаила, запятнаны все эти ветви Православной Церкви: «во всем православном мире не подчинились, отмежевались и осудили вопиющую кощунственную неправду Московского патриарха только тайная катакомбная церков в России и наша Заграничная Русская Церковь, возглавляемая митрополитом Анастасием» (3). Итак, во всем мире только эти две церковные группы суть носители подлинного, чистого Православия! Такое горделивое самопревознесение идет дальше, чем формула «Москва — третий Рим».