Роман с президентом - Вячеслав Костиков

…Приближалась масленица 1995 года. Несмотря на то, что она надвигалась на фоне и грозных, и печальных эпизодов (вооруженная провокация у мэрии против «Мост-банка», убийство Генерального директора телекомпании «Останкино» Влада Листьева, убийство чуть ранее известного журналиста Дмитрия Холодова), — подготовка к почитаемому в России празднику шла своим чередом.

2 марта мэр Москвы Ю. Лужков к 10 часам утра приехал в Кремль рассказать президенту о подготовке народных гуляний в городе в связи с «широкой масленицей». Президент слушал мэра, благожелательно кивал головой, но от участия в гуляниях уклонился. Впрочем, ничто не предвещало грозы.

Этот день особо запомнился мне еще и потому, что вместе с президентом я ездил на телестудию «Останкино», где Борис Николаевич должен был выразить свое сочувствие коллективу по поводу убийства известного тележурналиста Владислава Листьева. Печальная процедура, в которую президент неожиданно вплел политику. С утра вертелась обычная машина подготовки президентского выезда. Была задействована Служба безопасности, расчищалась трасса, уточнял детали «протокол». Пресс-служба обеспечивала прямую трансляцию. Большого выступления президента не готовилось. Полагали, что он просто скажет слова сочувствия и соболезнования.

Помню, как буквально за минуту перед отъездом у меня был короткий разговор с Ю. Батуриным. Зная, что на телестудии я увижусь с А. Н. Яковлевым, тогдашним председателем «Останкино», он попросил меня переговорить с ним по поводу кандидатуры на пост Генерального прокурора. Батурин был очень встревожен перспективой утверждения на этот пост А. Ильюшенко. Несмотря на сопротивление парламента, на пост Генерального прокурора его мощно «толкал» А. Коржаков. В обществе это вызывало крайне негативную реакцию. Как известно, А. Коржаков добился своего, президент подписал указ о назначении и… в очередной раз трагически ошибся в выборе. Опасения Ю. Батурина в полной мере оправдались.

Но в тот день еще оставалась надежда предотвратить это назначение. Я спросил Ю. Батурина, кто, на его взгляд, мог бы быть достойным кандидатом. Он вынул из кармана блокнот и написал на листке фамилию. Говорить вслух он не решался. Такова уже в то время была обстановка в Кремле.

К сожалению, в тот день мне так и не удалось переговорить с А. Н. Яковлевым. Надеясь приехать в «Останкино» раньше президента, чтобы встретиться с глазу на глаз с А. Н. Яковлевым, я выехал загодя, но несмотря на все «мигалки» и «сопелки» автомашины, попал в страшную пробку на проспекте Мира. Приехал на телестудию буквально за несколько минут до кортежа Ельцина, который шел на огромной скорости по «зачищенной» трассе.

Москва была потрясена убийством Листьева, телевидение бурлило, и я опасался, что во время выступления Ельцина могут быть недружественные выкрики. Но мои опасения оказались напрасными. Со свойственной ему интуицией президент нашел нужный тон и очень умело построил выступление. Он был мрачен, искренен и даже продемонстрировал несвойственное ему покаяние, сказав, что в убийстве Листьева есть и его вина, что, как президент, он отвечает за безопасность населения.

Явно понимая, что телевидение разнесет его слова по всей стране, Ельцин неожиданно обрушился с гневными обвинениями на власти Москвы и, в частности, на лиц, отвечающих за порядок и безопасность. Это был как бы первый акт президентского спектакля, сыгранного для Лужкова. Выступление президента фактически предрешило отставку прокурора Москвы и начальника Главного управления внутренних дел столицы, которые считались «людьми» Лужкова. Ю. М. Лужков позднее вспоминал, что в этот день утром во время встречи в Кремле с президентом никакого разговора об этих отставках не было. По оценке помощников, решение президент принял на пути в «Останкино» в машине, возможно, под влиянием А. Коржакова.

Второй акт разыгрался через четыре дня и связан был с заседанием Совета безопасности. Ю. М. Лужков не являлся его членом. Но в связи с последними событиями в столице предполагалось, что, с согласия президента, в данном заседании примет участие и мэр Москвы. Ю. Лужков значился в списке приглашенных, и его уже оповестили, к какому времени он должен прибыть в Кремль. Однако утром, просматривая список, Борис Николаевич собственной рукой вычеркнул фамилию Лужкова.

В стенах Кремля трудно удержать секреты. Известие о том, что Лужкова «продинамили», тотчас же докатилось до мэрии. Немедленно был собран «штаб Лужкова». Обсуждали, как поступить. Обидеться или сделать вид, что ничего не произошло. Говорили об этом и в группе помощников. Анализируя ситуацию, говорили о том, что выбор у Лужкова весьма невелик. Налицо было стремление вытеснить могущественного мэра Москвы из большой политики, по крайней мере очертить круг, за который ему непозволительно было бы заступать. Известно, что некоторые советники Лужкова рекомендовали ему сделать резкий ход, заявить о своей отставке. Это, конечно, вызвало бы политический скандал.

Анализируя ситуацию в Службе помощников, мы пришли к выводу, что разрыв Ельцина с Лужковым был бы убыточен для президента. Те, кто толкал президента на этот шаг, оказали Борису Николаевичу медвежью услугу. Но мнения помощников никто не спросил.

К счастью, Лужков сохранил хладнокровие и предпочел не обострять ситуацию. И тем не менее президент потерпел политические убытки. После этого эпизода резко возросла критика Ельцина в столичной прессе, которая традиционно симпатизировала Лужкову. А поскольку 90 % российской политики делается в Москве, то антипрезидентская волна прокатилась по всей стране.

Третий и, в мою бытность пресс-секретарем последний, акт «домашнего спектакля», разыгранного президентом, происходил в настоящем театре. После первых двух актов прошло всего четыре дня.

После многолетней реставрации 7 марта 1994 года открывалась Малая сцена знаменитого московского Малого театра на Ордынке. Мэрия Москвы вложила в реконструкцию огромные средства. Театр на Ордынке был одним из любимых детищ Ю. Лужкова. Помимо чисто культурного значения, открытие фактически заново отстроенного театра было умным политическим жестом в сторону московской интеллигенции. Торжества готовились с размахом. Тем более что открытие было приурочено к любимому москвичами «женскому» празднику 8 марта.

Но это торжество неожиданно приобрело остро политическую окраску. Борис Николаевич, видимо, понял, что сделал слишком грубый жест в адрес московского мэра. Конфликт с Ю. Лужковым разрастался до масштабов политического кризиса. Нужно было плеснуть на костер немного воды. Президент это понимал и принял приглашение Лужкова участвовать в церемонии открытия театра.

Мнения относительно целесообразности поездки президента на открытие филиала Малого театра в Кремле разделились. Помощники считали, что ехать надо, ибо перерастание схватки «под ковром» в открытый конфликт отрицательно сказывалось на отношении населения к власти вообще. Кроме того, мы полагали, что президенту негоже демонстрировать обидчивость. У группы Коржакова, видимо, имелись другие аргументы. Ельцина явно подталкивали на публичную демонстрацию неуважения к Лужкову, на своего рода пощечину. Очевидно, что и Лужкова хотели подтолкнуть к резким движениям, спровоцировать его отставку. Президент, похоже, колебался между двумя мнениями, и поэтому его сценический рисунок в этот день был путан и противоречив.

Я ехал в Замоскворечье, где находился театр, с предощущением надвигающегося скандала. Старый московский театрал, я неплохо чувствовал драматургию событий и не обманулся. У театрального подъезда с встревоженными лицами поджидали президента Ю. М. Лужков и его первый заместитель В. И. Ресин.

Зал был полон. Пахло дорогими духами и свежей, не успевшей просохнуть краской. Собрался весь московский артистический и политический «бомонд». Все кипело праздничным ожиданием. Ведь большинство приехавших на открытие театра москвичей и не подозревали о закулисных событиях. Ближе к сцене свободными оставались три ряда. Для свиты президента. Борис Николаевич приехал вместе с женой, Наиной Иосифовной, этим маленьким жестом подчеркнув, что прибыл в связи с праздником 8 марта. Вместе с президентом приехал и О. Н. Сосковец и полный набор силовых министров, что было сразу отмечено знатоками политических интриг.

Спектакль начался уже при рассадке высоких гостей. По протоколу Борис Николаевич должен был сесть рядом с Ю. М. Лужковым, а жены президента и мэра соответственно слева и справа от них. Но неожиданно для всех, в том числе и для шефа президентского протокола, между Ельциным и Лужковым втиснулся А. Коржаков. В театре он неизменно садился за спиной президента. Это была откровенная демонстрация. Лужкову как бы давали понять: между тобой и президентом каменная стена в виде Службы безопасности. Не двигайся ближе, не шевелись.