Фантом улитки - Юлия Лоншакова

Она расхохоталась.

– Месье Реми, мы уже пришли. Надеюсь, Вы проголодались, – заметила Клаудия.

Они расположились на веранде, украшенной бесчисленным количеством кадок с гортензиями: лиловыми, розовыми, белыми, нежно-голубыми. Итальянка и француз были увлечены друг другом, не замечая, как менялись блюда за столом, наполнялись бокалы, убиралась посуда.

– Дойдем до Колизея, – предложила Клаудия, – ближе к ночи эта глазастая махина прекрасна.

– С удовольствием, – кивнул Реми, и Клаудия взяла его под руку.

Около Колизея они остановились.

– Сотни раз прихожу сюда исполненная желания его запечатлеть, но.. – Клаудия вздохнула. – Вы видите этот невероятный цвет? Это травертин из каменоломен в Тиволи. Мне никак не удается повторить этот светло-желтый оттенок и…

Реми не в силах был позволить ей договорить.

…Губы схлестнулись друг с другом в порыве голодном и нужном. Зная друг о друге так мало, и чувствуя друг друга так сильно, тела сплелись как ветер и волна, образуя вихрь. Каждое движение было осмысленно и инстинктивно одновременно. Это был первобытный танец. Нетронутый сознанием. Естественный. Исходный. Начало начал. Это была баллада о любви. Полная самопожертвования, в которой наслаждение другого было аксиомой. Казалось, что это может продолжаться бесконечно. Время утратило свою власть. Только глаза, жадные, безумные, блестящие горели в темноте. Опасные скалы, разреженный воздух. Мало кислорода и трудно дышать. Только руки, сильные, страстные, горячие. Горные реки с быстрым теченьем. Водовороты, водопады. Только тела. Странники под звёздами. Под безупречным небом. Счастливые. Свободные.

Глава 3

…Клаудия без труда уговорила Реми поехать в Австрию с остановкой в Венеции.

– Дорогой месье, Вы не пожалеете! Вы непременно влюбитесь в этот город! – пообещала она ему, поднимаясь на ступеньку поезда.

– Синьорина Ангиссола, а Вы не ревнуете? – с улыбкой спросил Реми.

– Что Вы! К Богам не ревнуют, – ответила она серьезно, – Жаль, что мы пропустили карнавал. Зато я буду иметь возможность написать Вас на пленэре без суеты.

Венецианская лагуна встретила их гостеприимно: солнцем, изливающимся на острова потоками золотистого вина и чистым небом, отражающимся в каналах и протоках.

– Красивая колокольня, – заметил Реми на площади Святого Марка, – как свеча.

– Когда-нибудь эта свечка расплавится. – ответила Клаудия. – Идемте на мост Риальто, прокатимся по Гранд-каналу: хочу показать Вам мои любимые дворцы.

Но Клаудия ошиблась: сердце Реми уже было занято. В нем не было больше не места. Для третьей. Теперь он разрывался на две части. Вдруг вспомнив про ту, которая осталась в Париже, о которой он забыл на несколько дней, Реми осознал, что окончательно запутался. Теперь две его ноги попали в капканы. Итальянка, размеренная, вместе с тем чувственная, прямолинейная, но загадочная, захватила его. Она была непредсказуемой, иногда говорила намёками, пребывая в шутливом настроении. Она была искренней, отвечая и спрашивая без подвохов и экивоков, когда была серьезна. Реми чувствовал, что разматывая клубок, врученный ею, он может не беспокоиться. Но француженка, пылкая, опасная, необузданная, неизведанная, порочная, ядовитая, никак не отпускала его.

…Я вернулась домой рано утром. Олег сидел на кухне. От сигаретного дыма сразу закружилась голова. Ярко-салатовые листья за окном контрастировали с морозным узором на наших окнах. Я сказала «наших»? А разве есть «мы»? Безбрежное чистое небо раздавило маленькое ограниченное пространство.

– Как дела? – муж повернулся в мою сторону.– Завтра утром самолет, напиши список.

– Какой?

– То, что привезти.

– А говорить? Разве мы не будем говорить? Сейчас! – я опять кричала.

– Давай поговорим, когда я вернусь. У нас есть время подумать.

– Ты знаешь?

– Я догадался.

Выходом из этого тумана была бездна. Разве бездна может быть выходом? И о чем мы будем думать, если теперь нас разделяет пропасть?

Алена два часа слушала меня, а потом спросила:

– Марьяша, ты знаешь, что всё, что не делается, к лучшему?

Я молчала.

– Олег – замечательный человек, но случилось то, что случилось. Значит так надо, значит так задумано. И ты не виновата. Всё когда-нибудь заканчивается.

– Ты, правда, думаешь, что я не виновата?

– Я верю в любовь.

Олег подошел и положил руку на мое плечо:

– Я уже собрал чемодан. Переночую в гостинице. Что привезти?

Я отвернулась. В глазах стояли слёзы. Боже мой, как мне было плохо. Как будто от меня отрывали часть моей плоти. И я сама тому причина. А голос мужа был таким умиротворенным, что я ощущала себя палачом. Виноватой. Виноватой. Виноватой.

– Ничего… Не нужно… Легкой дороги.

Как только закрылась дверь, я разрыдалась. Я не плакала. Я ревела. Я разрушила свою семью. И вдруг осознала, что это реальность.

Следующие несколько недель были мучительными. Обстоятельства сложились так, что я осталась одна. Ни Олега. Ни Алены. И он уехал. Никого. Я слонялась по квартире. Работать не могла. Готовить не хотела. Без остановки смотрела фильмы о любви и плакала. Точнее: без остановки плакала. Обо всем. Обо всех. О себе. Спала. Или плакала. Постоянно болела голова. Болело ли моё сердце? Я даже не знаю, осталось ли оно у меня. Внутри была пустота, которую я чувствовала физически. С каждым вдохом.

Когда заглянула в почтовый ящик, то среди кипы рекламных буклетов и листовок, я обнаружила три открытки. Как будто сговорились.

«Марьяша, прости, что мне пришлось уехать. Поездка была запланирована давно, и я не могла ее отменить. Ты же знаешь. Извини, что не смогла быть рядом. Скоро приеду. В любом случае не грусти. Надеюсь, твоя любовь с тобой. Алена» Своевременно. Со мной не было никого. Иногда в жизни случается так, что мы попадаем в вакуум. Сами ли его создаем или жизнь, но мы остаемся в одиночестве. Со своими мыслями, страхами, желаниями, чувствами. И это нужно лишь пережить. Найти силы и пережить.

В чем разница между «одиночеством» и «уединением»? Первое – принудительно, второе – добровольно. Но бывает, что мы обманываем сами себя, и выдаем то, что с нами происходит за осознанный выбор.

«Марьяша, прости, что уехал. Я сам во всем виноват. В суматохе семья отошла на второй план. Только работа, работа, работа. Я тебя люблю. По-прежнему. Но знаю, что мы не сможем вернуть утерянное. Пусть будет так. Олег» Никто не виноват. И оба виноваты. И ничего не вернуть. Привычный круг. Наш мир. Вокруг. Мы ходим, за руки держась. Кругами.

«Марьяша, пройдет всего три недели, и я вернусь. К тебе» Вот этого я ждала. Я улыбалась.

Этим утром, я шла в церковь, чтобы молиться о спасении, просить о защите. Теперь я иду туда, чтобы благодарить. Я знаю, что нужно пережить много мучительных часов. И их можно пережить. Чтобы быть счастливой. Всего от нескольких слов.

…Каждый день дом прогревался от солнца, но к вечеру остывал – жильцов спасал камин в гостиной. Горячее дыхание поленьев не топило лишь лед в сердце.

Около месяца потребовалось Женевьеве, чтобы поправиться. Через две недели девушка уже не ощущала постоянных головокружений, а еще через семь дней рана почти зажила. Себастиан постоянно находился с ней. Лишь дважды он отлучался в Париж ранним утром, пока Женевьева спала, да пару раз ездил в Понтуаз навестить мать. Себастиан был заботлив и спокоен. Но какую цену платил он за эту маску? Изнутри тысяча сомнений, обвинений, страхов, порочных мыслей терпеливо убивали его. Сейчас он находился в бельведере своего сознания: мог с высшей точки обозревать самого себя, свою натуру.

Когда Женевьева совсем оправилась и уже не чувствовала сонливость после обеда, они отправлялись гулять на набережную. Запечатлеть Сену в Аржантёй настоящее искусство: парусники, яхты, лодки, казалось, никогда не останавливались. На восходе, в полдень, вечером они чертили на речной глади свои путеводные карты. Предзакатное солнце создавало ощущение туманности в воздухе: густоты и насыщенности. Когда же оно клонилось к горизонту, то краски становились ярче, а очертания – четче. На набережной в это время творилось истинное безумие: потрясающего свойства закаты будоражили воображение жителей. Деревья на берегу, вода, солнце сливались воедино в медленном танце угасания дня. И лишь небо минута за минутой до занавеса меняло костюмы. Вольно и непредсказуемо. Солнце кланялось зрителям. Ежедневный праздничный спектакль был окончен.

Женевьева и Себастиан стояли на берегу Сены, когда к ним подошел мужчина.

– Добрый вечер! Вы видели это представление? В Эраньи такого не бывает, – начал он разговор.

– Согласен. Зрелище вдохновляет, – ответил Себастиан.

– Как верно Вы заметили, – удивился он, – вдохновляет. Я как раз намеревался предложить Вашей спутнице позировать мне.