Сломанная корона. Паганини - Полина Чех

Я касаюсь его ладони, и мой мозг не может не отметить маркером этот факт.

Мы заходим в подъезд.

– Ты живешь один? – вылетает у меня, и только потом спохватываюсь, что это довольно провокационный вопрос: все-таки, как никак, у него есть жена.

– Да. Это вторая квартира моего близкого друга, я же в Москве не то, чтобы очень часто бываю. А Стас живет на другой, эту мне сдает частенько, когда я приезжаю.

Подъезжает лифт. В то время, как его рука заносится над кнопками, я выпаливаю:

– Подожди! Дай угадаю. Двенадцатый?

– Твоя интуиция поразительна, Арина, – говорит он и нажимает седьмой.

– А у тебя хорошая интуиция? – спрашиваю я, пока мы поднимаемся.

– Я стараюсь не душить свой внутренний голос и слышать шелест утренних звезд. И пока он меня не подводил.

– И что же было последним, что прошептал тебе твой внутренний голос?

Лифт останавливается, и Леша жестом приглашает меня пройти вперед.

– Мой внутренний голос сказал мне вытащить из толпы именно тебя.

Разувшись, он сразу уходит в дальнюю комнату, а я вожусь со шнурками на босоножках. И тут мне навстречу выбегает лайка, высунув язык на бок, гавкая и облизывая мои коленки.

Неугомонное создание носится вокруг меня, обнюхивая и приветствуя. Ничего себе, какая она быстрая!

– Это Везувий, – Леша стоит в дверном проеме и наблюдает за процессом. – Он уже тебя полюбил?

Я наконец-то заканчиваю с обувью и иду к нему в комнату.

– Еще бы он меня не полюбил. Почему-то все животные меня принимают, – я сажусь на край двухместной кровати с черным бельем, выглядывающим из-под покрывала. – А Везувий просто очаровательный! Не сказала бы, что очень люблю собак, но он просто чудо! Это твой?

– Не совсем, это Стаса, нашего басиста. Просто его жена не очень любит собак, поэтому Ви живет со мной. И я уже практически считаю его своим.

И, словно в подтверждение его слов, пес бросается к Леше на колени и укладывается там клубочком.

– Он больше похож на кота, чем на собаку, – смеюсь я.

– Да, это уж точно!

Леша гладит Везувия по голове и шее с легким нажимом, чтобы тот млел от того, как ногти чешут его. Я подхожу к ним поближе, и начинаю растирать псу место за ухом. Кажется, от вот-вот замурчит по-кошачьи. Я и правда завоевала его доверие.

Тут собака вздрагивает из-за какого-то шума и мчится в сторону прихожей. А мы остаемся в предыдущих позах, не зная, куда только что деть руки, которые так ненавязчиво были заняты Везувием.

– Ты не против, если я включу свои любимые песни? Просто я весь день смерть как хочу их послушать! – восклицает Леша.

– Конечно, я не против.

Я присаживаюсь обратно на кровать, и у меня наконец-то появляется время рассмотреть комнату.

В ней было удивительное сочетание трех главных цветов: черного, мятного и оттенка морской волны. Я понимаю, что судить по комнате о Леше бессмысленно, ведь по большей мере это квартира басиста, но в любом случае я замечаю многие мелочи, которые принадлежат, очевидно, тому парню, который привел меня.

На уголке зеркала висит черный ловец снов с зелеными камнями под ним. Рубашка небрежно повешена на стул, один из рукавов закатан, а левый спущен вниз. Будь Везувий кошкой, я бы решила, что это он так баловался, но тут, видимо, суть в беспечности Леши. На комоде стоит множество сувениров, и среди них фигурки всяких музыкальных инструментов, причем, что удивительно, очень много скрипок. Сначала я решила, что это гитары, но потом, подойдя поближе, убедилась, что рядом с ними всегда лежал смычок.

– Почему тут так много скрипок? Ты умеешь на ней играть?

Леша поднимает глаза с компьютера на меня и комнату, в поисках причины этого вопроса.

– Да, умею. Но не так хорошо, как хотелось бы. Вот на гитаре хоть закрытыми глазами могу играть, пальцы уже сами знают, где и какой звук получается, – он и впрямь закрывает глаза и показывает бешенную игру на воображаемом инструменте. Я усмехаюсь. – А вообще, кличка у меня такая – Паганини.

– Паганини? – с удивлением переспрашиваю я.

– Ага. Один раз я так напился, что когда взял гитару поиграть, порвал там две струны. Моему пьяному мозгу показалось этого мало, и он решил порвать все остальные кроме одной. «Смотрите, какой я виртуоз!» Парни до сих пор кличут меня Паганини после того случая.

– И как, хорошо получилось на одной струне?

– Отвратительно, – он качает головой, а я хохочу в голос. – Но на тот момент мне казалось, что я король мира.

– Ну и где же твои песни? – киваю ему на экран.

– А, сейчас!

Леша снова возвращается к поиску аудиозаписей, а я к осмотру комнаты. В общем-то необычного ничего, кроме огромного чучела филина на шкафу и множества виниловых пластинок я не нашла.

И никаких следов постоянного присутствия женщин.

– А граммофон у тебя тоже имеется?

– Это не мои пластинки, – нарочито небрежно отвечает Леша и наконец-то включает музыку. – Я предпочитаю большие, современные колонки.

Прибегает его четвероногий друг, и игра с ним и мячиком еще на полчаса занимает наши руки. Но вот Везувий мчится куда-то за мячом в коридор, и по звукам слышно, что он не слишком спешит возвращаться.

– Дать тебе какую-нибудь футболку, чтобы поспать? – Леша подцепляет взглядом мое и без того короткое платье.

– Да, было бы замечательно.

Парень вытягивает из шкафа черную футболку с символикой Hollywood Undead и протягивает ее мне:

– Думаю, тебе подойдет, она довольно длинная.

Ухожу в туалет, по пути оценивая длину этой материи. Конечно, длинная! Да она едва зад мне прикроет!

Собственно, как и ожидалось, конец футболки едва коснулся моих бедер, и то с натяжкой. Я стягиваю низ руками и иду в комнату Леши.

– Она мне короткая, – говорю я, высовываясь из-за дверного проема по шею.

Леша, уже устроившийся в кровати и выключивший музыку, приподнимает голову на локтях и лукаво смотрит на меня:

– Покажи.

Его настроение тут же проецируется на меня, и по лицу тоже расползается игривая улыбка. Выхожу вперед. И, естественно, футболка задирается еще больше.

– По-моему, она идеальна, – заключает парень.

Огонь (Москва)

Утро. Как же быстро оно наступает, когда спишь, и как же долго тянутся ночные часы, когда бодрствуешь. Но это была одна из тех ночей, когда даже удлиненных часов не хватало. Я была согласна уничтожить солнце, лишь бы оно сегодня не вставало над горизонтом. Не вставало никогда, напоминая о том, что кому-то было пора в универ, а кому-то на работу.

Мы бы с Лешей не замерзли, даже если отсутствовал вечный источник тепла.

Могу поклясться – это лучшая ночь из всех, что у меня были на тот момент.

Леша сейчас спит – решил, что пары часов сна ему хватит, и под страхом серьезной расправы попросил его разбудить. Я же прилечь не решилась. Конечно, в его объятиях сны были бы самые лучшие, вот только не факт, что после этого я бы действительно услышала будильник. Гораздо легче пободствовать, сгонять в универ на две пары (никак не могу их пропустить, на одной из них контрольная, а на другой сильно следят за посещением), а потом домой, катапультироваться в царство Морфея.

Поэтому я лежу с открытыми глазами и снова рассматриваю комнату. Взгляд задерживается на зеркале. Там отражаюсь я и обнимающий меня левой рукой Леша. Можно было бы сказать, что «мои медные волосы разметались по подушке», но, мягко говоря, на голове гнездо, губы опухли, на шее засос. Зато он выглядит просто сногсшибательно – взъерошенные волосы ему даже идут, а так как он лежит на животе, темная татуировка выгодно оттеняет нашу с ним бледность. Я бы даже сказала, что мы неплохо смотримся вместе.

И у меня как раз появилось время рассмотреть его спину.

Татуировка в технике дотворк: из крошечных точек собирается общая картина. На переднем плане лев, раскрывший пасть, в обрамлении кобальтовых органных труб – как если бы он сидел на троне из них. Огонь обрамляет всю картину, кончики языков расплываются по краям. Но больше всего меня привлекают ноты – они словно плывут под всей картинкой, составленные в два ряда, небольшие и аккуратные. Мне хочется обвести каждую пальцами, но ведь тогда он не выспится, а лучше бы хоть немного привести организм в порядок после такого количества алкоголя. Приходится довольствоваться эстетикой. За окном из-за тучек выглядывает утреннее солнце, и появляются тени. И я замечаю, что через всю татуировку лежит продолговатый шрам, который Леша, видимо, тщательно старался закрасить. Мне хочется спросить про него, но придется отложить на два часа.

Глаза предательски закрываются. Нет, так дело не пойдет. Медленно поднимаюсь с кровати, на ходу поднимая свое нижнее белье с пола.